Петров, Андрей Николаевич (историк)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Петров А. Н.»)
Перейти к: навигация, поиск
Андрей Николаевич Петров
Дата рождения

1837(1837)

Дата смерти

9 (22) ноября 1900(1900-11-22)

Место смерти

Санкт-Петербург

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

пехота, Генштаб

Годы службы

1853—1900

Звание

генерал-лейтенант

Сражения/войны

Крымская война

Награды и премии
отечественные
иностранные

Андре́й Никола́евич Петро́в (1837 — 9 ноября 1900, Санкт-Петербург, Российская империя) — русский генерал-лейтенант, военный историк[1].





Биография

Андрей Петров родился в 1837 году. Воспитывался в Павловском кадетском корпусе, по окончании которого 13 августа 1853 года получил офицерский чин поручика и тогда же был направлен в Черниговский пехотный полк. В том же году принял участие в Крымской войне. 22 августа следующего года в чине подпоручика гвардии был переведён в лейб-гвардии Гренадерский полк. По окончании в 1859 году Николаевской академии Генерального штаба Петров был причислен к Генеральному штабу, и в следующем году прикомандирован к департаменту Генерального штаба для занятий в архиве Военно-топографического депо. С 19 января 1861 года ― поручик Генерального штаба, а 30 августа того же года присвоен чин штабс-капитана. 3 декабря 1863 года назначен на должность младшего помощника начальника Военно-исторического архива и топографии главного управления Генерального штаба. 19 апреля 1864 года присвоен чин капитана, и 1 мая того же года назначен на должность старшего помощника начальника того же архива. 16 апреля 1867 года был присвоен чин подполковника, и 3 мая того же года назначен помощником начальника Военно-учёного архива. 17 апреля получил чин полковника[2][1].

В 1871 году Петров построил модернизированный вариант наборно-печатающей машины. В следующем 1872 году вместе со своим компаньоном А. Н. Печниковым он получил русскую привилегию (№ 1471290), и в том же году машина Петрова была продемонстрирована на политехнической выставке в Москве[3].

16 сентября 1872 года Петров вступил в должность заведующего библиотекой Главного штаба. 30 августа 1885 года он был произведён в генерал-майоры, и с того же времени ― член Военно-учёного комитета Главного штаба. 6 декабря 1898 года присвоен чин генерал-лейтенанта[2][1].

Умер Петров 9 ноября 1900 года в Санкт-Петербурге[1]. Похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры[4].

Семья

Имя жены Петрова неизвестно. Имел 2 детей[1].

Литературная и научная деятельность

Имея доступ к архивным материалам, Петров занимался военно-исторической работой. Является автором ряда капитальных трудов. За один из них, а именно — «Вторая турецкая война в царствование императрицы Екатерины II. 1787—1791 гг.», Петров в 1881 году был удостоен от Императорской академии наукУваровской премии. Также он деятельно работал с военным периодическим изданием «Военный сборник». Его статьи также публиковались и в газете «Русский инвалид»[5].

В частности, в своих трудах Петров подвергал критике «вечные и неизменные принципы» военного искусства, которые являлись основами для историков академической школы. По мнению Петрова, задачей военно-исторической науки является изучение развития способов военных действий в зависимости от обстановки, фактора времени и таланта полководца. По утверждению Петрова, «цель стратегии» состоит в необходимости «выяснить те основные начала, которые обуславливают одержание победы над врагом». Основными принципами тех «начал» являются:

  • сила (физическая, нравственная и умственная);
  • место (точка, местность и расстояние);
  • время (момент или своевременность).

По мнению Петрова, то, что эти принципы рассматривались военными теоретиками отдельно друг от друга, являлось их ошибкой, тогда как «только совокупное применение принципов» даёт им «силу естественного закона борьбы». Также по утверждению Петрова, одной из основ изменения форм военной стратегии является развитие техники[6][5].

Выдвигаемые Петровым теоретические положения вызывали протест консервативно настроенной академической школы, и главным образом, профессора военного искусства генерал-лейтенанта Г. А. Леера. Однако точка зрения Петрова нашла поддержку среди нового поколения военных теоретиков[5].

Награждения

Награды

отечественные
  • орден Св. Станислава 3-й ст. (1863)
  • орден Св. Анны 3-й ст. (1864)
  • орден Св. Станислава 2-й ст. (1866) с императорской короной (1872)
  • орден Св. Анны 2-й ст. (1875)
  • орден Св. Владимира 4-й ст. (1878)
  • орден Св. Владимира 3-й ст. (1882)
  • бриллиантовый перстень с вензелем Высочайшего имени (1888)
  • орден Св. Станислава 1-й ст. (1890)
иностранные

Премии

Избранная библиография

  • [www.runivers.ru/lib/book3054/ Война России с Турцией и Польскими конфедератами с 1769—1774 год]: в 5 томах (СПб., 1866—1874);
  • Здоровье войск (1875);
  • [www.runivers.ru/lib/book3056/ Вторая турецкая война в царствование императрицы Екатерины II. 1787—1791 гг.]: в 2-х томах (СПб., 1880);
  • [www.runivers.ru/lib/book3541/ Война России с Турцией 1806—1812 гг.]: в 3 томах (СПб., 1885—1887);
  • [www.runivers.ru/lib/book8868/476889/ Война России с Турцией 1806—1812 гг.] (СПб., 1888);
  • [www.runivers.ru/lib/book3052/ Война России с Турцией. Дунайская кампания 1853 и 1854 гг.]: в 2-х томах (СПб., 1890);
  • [www.runivers.ru/lib/book7858/ Влияние турецких войн с половины прошлого столетия на развитие русского военного искусства]: в 2 томах (СПб., 1893—1894);
  • К вопросам стратегии. Критический очерк. (СПб., 1898).

Также под редакцией Петрова были изданы:

  • Русская военная сила (История развития военного дела от начала Руси до нашего времени) // в 2 томах (М., 1892);

Напишите отзыв о статье "Петров, Андрей Николаевич (историк)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915. — С. 393.
  2. 1 2 Список генералам по старшинству. — Составлен по 1 сентября 1990 года. — СПб.: Воен. тип., 1990. — С. 376.
  3. Мандель Б. Р. [books.google.ru/books?id=_jjPBQAAQBAJ&hl=ru Книжное дело и история книги]. — М.: Директ-Медиа, 2014. — С. 18—19. — ISBN 978-5-44-751498-3.
  4. Петербургский некрополь: в 4-х томах / Сост. В. И. Саитов. — СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1913. — Т. 4 (С—Ф). — С. 405.
  5. 1 2 3 Бескровный Л. Г. Очерки военной историографии России / Под ред. И. В. Бестужева. — М.: Институт истории АН СССР, 1962. — С. 246—251.
  6. Петров А. Н. К вопросам стратегии. Критический очерк. — СПб., 1898. — С. 3—5.

Литература

Ссылки

  • [www.runivers.ru/lib/authors/author3160/ Петров Андрей Николаевич] На сайте «Руниверс».
  • [www.hrono.ru/biograf/bio_p/petrov_andr.html Петров Андрей Николаевич]. На сайте «Хронос».

Отрывок, характеризующий Петров, Андрей Николаевич (историк)

Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.