Петропавловский собор

Православный собор
Петропавловский собор
Страна	Россия
Город	Санкт-Петербург
Конфессия	Православие
Епархия	Санкт-Петербургская
Тип здания	Собор
Архитектурный стиль	Петровское барокко
Автор проекта	Доменико Трезини
Первое упоминание	1703
Дата основания	май 1712
Строительство	8 июня 1712—1733 годы
Дата упразднения	1919—2000
Приделы	Екатерининский придел
Статус	охраняется государством
Состояние	действующий

Петропа́вловский собо́р (официальное название — Собор во имя первоверховных апостолов Петра и Павла) — православный собор в Санкт-Петербурге в Петропавловской крепости, усыпальница русских императоров, памятник архитектуры петровского барокко. До 2012 года собор высотой 122,5 м был самым высоким из зданий Санкт-Петербурга. С 2013 года он является третьим по высоте зданием в городе, после 145,5-метрового небоскрёба Лидер Тауэр и жилого комплекса «Князь Александр Невский», высота которого составляет 124 метра.

История

Причины строительства

В 1703 году Пётр I заложил на берегу Финского залива Петропавловскую крепость. Пётр понимал, что новая Россия нуждается в архитектуре, способной выразить идеи времени. Стремясь усилить главенствующее положение молодой столицы среди городов России, государь задумал новое строение, которое поднялось бы выше колокольни Ивана Великого и Меншиковой башни. Новый храм должен был стать самым значительным сооружением столицы и находиться в самом сердце Петропавловской крепости.

Строительство и дальнейшее существование

Строительство храма началось 29 июня (10 июля) 1703 года в день святых апостолов Петра и Павла (в XXI веке этот праздник отмечается 12 июля) на территории только что заложенной Петропавловской крепости. Освящение первой деревянной Петропавловской церкви состоялось 1 апреля 1704 года. 14 мая здесь провели праздничную службу в честь победы фельдмаршала Б. П. Шереметева над шведскими судами на Чудском озере.

30 мая 1712 года был заложен каменный Петропавловский собор. Он строился таким образом, что деревянный храм оставался внутри новой постройки. Работой руководил итальянский архитектор Доменико Трезини. В установке шпиля участвовал голландский мастер Харман ван Болос. По приказу Петра I строительство началось с колокольни. Из-за нехватки рабочих рук, бегства крестьян и недостатка рабочих материалов она была закончена только в 1720 году. Однако шпиль колокольни был укрыт листами золочёной меди только спустя некоторое время. Высота сооружения составляла 112 метров, что на 32 метра выше колокольни Ивана Великого. Весь собор был достроен только к 1733 году уже после смерти Петра I.

С учреждения в 1742 году Санкт-Петербургской епархии до освящения в 1858 году нынешнего Исаакиевского собора Петропавловский собор являлся кафедральным, затем был передан в придворное ведомство.

В 1756—1757 годах Петропавловский собор был восстановлен после пожара. В 1773 году освящён придел святой Екатерины. На колокольне в 1776 году смонтированы куранты мастера Б. Оорта Краса из Голландии. Повреждённую фигуру ангела в 1830 году отремонтировал Пётр Телушкин, поднявшийся наверх без лесов.

В 1857—1858 годах деревянные конструкции шпиля были заменены металлическими (архитектор К. А. Тон, инженеры Д. И. Журавский, А. С. Рехневский и П. П. Мельников). Основной задачей была замена деревянных стропил на металлические на колокольне собора. Журавский предложил построить конструкцию в виде восьмигранной усечённой правильной пирамиды, связанной кольцами; он же разработал метод расчёта конструкции. После этого высота постройки увеличилась на 10,5 метров.

В 1864—1866 годах прежние царские врата заменены новыми, выполненными из бронзы (архитектор А. И. Кракау); в 1875—1877 годах Д. Больдини написал новые плафоны.

В 1919 году Петропавловский собор был закрыт, а в 1924 году превращён в музей, большинство ценных предметов конца XVII — начала XVIII веков (серебряная утварь, книги, облачения, иконы) было отдано в другие музеи.

В Великую Отечественную войну Петропавловский собор сильно пострадал. В 1952 году были отреставрированы фасады, в 1956—1957 годах — интерьеры. В 1954 году здание было передано Музею истории города.

С 1990-х годов в Петропавловском соборе регулярно проходят панихиды по российским императорам, с 2000 года — богослужения. В 2008 году в соборе было проведено первое после 1917 года пасхальное богослужение. В настоящее время настоятелем храма служит игумен Александр (Фёдоров), являющийся также представителем Санкт-Петербургской епархии по архитектурно-художественным вопросам.

Архитектура

По своему плану и внешнему виду Петропавловский собор совершенно не похож на православные крестово-купольные или шатровые церкви. Храм представляет собой вытянутое с запада на восток прямоугольное здание «зального» типа, характерное именно для западноевропейской архитектуры. Длина постройки — 61 метр, ширина — 27,5 метра

Его экстерьер строг и достаточно скромен. Стены оформлены лишь плоскими колоннами — пилястрами — и головами херувимов на наличниках окон. На восточном фасаде размещена фреска художника П. Титова «Предстояние апостолов Петра и Павла перед Христом». Западный фасад, который является основанием колокольни, украшен шестью пилястрами с двух сторон от главного входа — портика. Над предалтарной частью расположен небольшой барабан с куполом.

Главенствующая часть собора — многоярусная колокольня на западном фасаде, декорированная пилястрами. Первые два яруса раздаются вширь и тем самым формируют плавный переход от основного здания собора к высокой башне. Третий ярус легко устремляется вверх, он увенчан золочёной восьмискатной крышей с четырьмя круглыми окнами в массивных белокаменных рамах. Над крышей располагается стройный и изящный восьмигранный барабан с узкими вертикальными проёмами. Над ним — высокая, тоже восьмигранная, золотая корона, а на ней вместо традиционного креста — тонкая золотая башенка, служащая основанием 40-метрового шпиля. На самом верху установлена фигура ангела с крестом в руках (высота креста около 6,5 метров). Высота фигуры — 3,2 метра, размах крыльев — 3,8 метра, а масса — около 250 кг.

Колокольня, помимо всего прочего, является ориентиром в городе. Петропавловский собор, высота которого — 122,5 метра, долгое время оставался самым высоким зданием в Санкт-Петербурге.

Несмотря на строгие формы, собор оставляет впечатление лёгкости и общей устремлённости вверх.

Внутреннее убранство

Внутреннее пространство храма разделено пилонами на три нефа мощными колоннами, расписанными под мрамор, и напоминает парадный зал. При его оформлении использовались мрамор, яшма, родонит. Пол собора вымощен известняковыми плитами. Роспись стен принадлежит художникам Воробьёву и Негрубову. Лепной декор собора выполнили И. Росси и А. Квадри, плафоны в центральном нефе — Пётр Зыбин, картины на евангельские сюжеты на стенах собора под общим руководством Андрея Матвеева нарисованы художниками Г. Гзелем, В. Ярошевским, М. Захаровым, В. Игнатьевым, И. Бельским, Д. Соловьевым, А. Захаровым^{[неавторитетный источник? 3689 дней]} . Пространство собора освещается пятью люстрами из позолоченной бронзы, цветного венецианского стекла и горного хрусталя. Люстра, висящая перед алтарём является подлинником XVIII века, остальные — восстановлены после Великой Отечественной войны.

Позолоченный резной иконостас высотой почти 20 метров исполнен в 1722—1726 годах в Москве. Первоначальный чертёж иконостаса принадлежит Доменико Трезини. Изготовление иконостаса выполнялось под руководством архитектора Ивана Зарудного резчиками Трофимом Ивановым и Иваном Телегой. 43 иконы, размещённые в киотах, были написаны в 1726—1729 годах московскими иконописцами М. А. Меркурьевым и Ф. Артемьевым. Это образы святых покровителей Петербурга: святого Александра Невского, апостолов Петра и Павла, святых князей из династии Рюриковичей: князя Владимира, княгини Ольги, мучеников Бориса и Глеба. Иконы были написаны по эскизам М. Аврамова, организатора и директора Петербургской типографии и Рисовальной школы. Иконостас был изготовлен в Оружейной палате Кремля, по частям привезён из Москвы, а смонтирован в соборе. Все декоративные детали и скульптурные элементы иконостаса вырезаны из липы, каркас конструкции выполнен из лиственницы.

Это необычное сооружение напоминает триумфальную арку, открытую со всех сторон и выражающую в аллегорической форме идею победы в Великой Северной войне. В иконостас Петропавловского собора, наряду с орнаментальной резьбой, введена объёмная скульптура: по сторонам от царских врат расположены фигуры архангелов Гавриила и Михаила. По бокам от центральной иконы Воскресения Христова находятся изображения Давида и Соломона, а на верху — ангелы вокруг Господа Саваофа. Сквозь ажурные царские врата видена золочёная сень, поднятую над престолом на четырёх витых колоннах.

Напротив алтаря у левой колонны находится позолоченная кафедра для произнесения проповедей, украшенная резьбой и статуями апостолов Петра и Павла и четырёх евангелистов. Симметрично кафедре — у правой колонны располагается царское место, предназначенное для императора и снабжённое атрибутами монархической власти: скипетром, мечами и короной.

Долгое время Петропавловский собор являлся памятником славы русского оружия. Здесь на протяжении двух столетий хранились трофейные знамена, ключи от захваченных русскими войсками городов и крепостей. В начале XX века эти реликвии были переданы в Эрмитаж. Теперь в соборе представлены копии шведских и турецких знамен.

Храм имеет два престола. Главный из них освящён во имя святых апостолов Петра и Павла. Второй престол находится в юго-западном углу и освящён в честь святой великомученицы Екатерины.

На колокольне располагается 103 колокола, из них 31 сохранился с 1757 года. Там же установлен карильон. Периодически в Петропавловской крепости проходят концерты карильонной музыки.

Императорская усыпальница

Обычай хоронить членов правящей династии в храмах основывался на представлении о божественном происхождении их власти. В допетровской Руси храмом-усыпальницей являлся Архангельский собор Московского Кремля, там похоронены все великие московские князья и цари от Иоанна Калиты до Иоанна V Алексеевича.

Во времена Петра I место погребения лиц, принадлежавших к царской фамилии, не было окончательно определено. Царских родственников хоронили в Благовещенской усыпальнице. В недостроенном Петропавловском соборе в 1715 году похоронили двухлетнюю дочь Петра I и Екатерины Наталью, а под колокольней — супругу царевича Алексея Петровича принцессу Шарлотту Христину Софию Брауншвейг-Вольфенбюттельскую (1694—1715). Там же в 1718 году предали земле останки самого царевича. В 1716 году у входа в собор похоронена Марфа Матвеевна, вдова царя Фёдора Алексеевича.

После смерти Петра I гроб с его телом был помещён во временной часовне внутри строившегося собора. Погребение состоялось лишь 29 мая 1731 года. В дальнейшем в усыпальнице были похоронены все императоры и императрицы до Александра III включительно, за исключением умершего в Москве и похороненного в Архангельском соборе Петра II и убитого в Шлиссельбурге в 1764 Ивана VI, место захоронения последнего не известно до сих пор.

В 1831 году император Николай I повелел похоронить в соборе своего брата Константина Павловича. С этого времени в соборе стали погребать близких родственников императоров.

В 1865 году все надгробия были заменены однотипными беломраморными саркофагами с бронзовыми позолоченными крестами (архитекторы А. А. Пуаро, А. Л. Гун). Императорские саркофаги украшены двуглавыми орлами. Два саркофага изготовлены на Петергофской гранильной фабрике. В 1887—1906 году по заказу Александра III были изготовлены саркофаги для родителей императора: саркофаг Александра II из зелёной яшмы и саркофаг императрицы Марии Александровны из розового орлеца.

13 марта 1990 года, в день 109-й годовщины со дня гибели Императора Александра II впервые за годы советской власти была отслужена панихида по Царю-Освободителю. В тот же день члены организации «Русское знамя» в присутствии съёмочной группы «600 секунд» совершили попытку торжественного возложения цветов к надгробию Александра II в Петропавловском соборе. Милицейская охрана Музея истории города пыталась помешать проведению этой акции, ссылаясь на инструкцию, разрешавшую возложение цветов только к надгробию императора Петра I, демонстративно сбросила цветы на пол^{[неавторитетный источник? 3689 дней]} . Репортаж о скандальном происшествии в стенах Петропавловского собора был показан в программе «600 секунд», что послужило поводом к возбуждению общественного мнения о необходимости пересмотра действующих в музее правил и возвращения Петропавловского собора Церкви.

17 июля 1998 года в Екатерининском приделе, в юго-западной части собора, преданы земле останки, по заключению Государственной комиссии принадлежащие императору Николаю II, императрице Александре Фёдоровне, великим княжнам Татьяне, Ольге и Анастасии, убитых в Екатеринбурге в 1918 году. Эти останки не были признаны Русской православной церковью. Вместе с ними погребены лейб-медик Е. С. Боткин, лакей А. Е. Трупп, повар И. М. Харитонов, горничная А. С. Демидова.

28 сентября 2006 года в храме перезахоронили мать Николая II, императрицу Марию Фёдоровну, которая скончалась в Дании в 1928 году.

Изображение собора в культуре

• В селе Сомино Бокситогорского района Ленинградской области находится одноимённый собор, который венчает уменьшенная копия ангела Петропавловского собора.
• Петропавловский собор изображён на заднем плане лицевой стороны 50-рублёвой российской банкноты.
• Изображение ангела на шпиле Петропавловского собора стало логотипом телеканала «Петербург» с 2001 по 2004 год.

См. также

• Великокняжеская усыпальница
• Список захороненных в Петропавловском соборе
• Список самых высоких православных храмов и колоколен
• Список самых высоких церквей мира

Литература

• Боголюбов А. Н. Математики. Механики. Биографический справочник. — Киев: Наукова думка, 1983. — 639 с.
• Краеведческие записки. — СПб., 1994. — Вып. 2 : Петропавловский собор и Великокняжеская усыпальница. — 365, [1] с.
• Логунова М. О., Скоробогая О. В. Час иконостаса // Русский меценат. СПб. Апрель 2013. С. 22-26. — 0,3 п.л.
• Логунова М. О. Тема ключей в иконостасе Петропавловского собора / М. О. Логунова // Труды государственного музея истории Санкт-Петербурга: исследования и материалы. Вып. 22 / Гос. музей истории С.-Петербурга. — СПб., 2012. — С. 157—167. — 0,5 п.л.
• Логунова М. О. Печальные ритуалы императорской России / М. О. Логунова // Печальные ритуалы императорской России. М.-СПб. : Центрполиграф, 2011. 6 п.л.
• Логунова М. О. Петропавловская крепость / М. О. Логунова // Петропавловская крепость. СПб.: Альфа-колор, 2003. 2 п.л.
• Санкт-Петербург: памятники истории и культуры / Сост. И. М. Титов. — СПб., 2003. — С. 8—9.
• DeAgostini Православные храмы. Путешествие по святым местам — Выпуск № 11, 2012 — Петропавловский собор (собор во имя первоверховных апостолов Петра и Павла) Санкт-Петербург

Ссылки

• [walkspb.ru/zd/petrop_sobor.html История и фотографии Петропавловского собора]
• [funeral-spb.narod.ru/necropols/ppk/ppk.html Петропавловский собор на funeral-spb.narod.ru]
• [www.spbmuseum.ru/peterpaul/info/ Петропавловский собор официальная страница сайта]
• [peterburg.center/maps/petropavlovskiy-sobor Аудиогид по Петропавловскому собору]

Отрывок, характеризующий Петропавловский собор

Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.


В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.