Петропавловское благочиние (Московская городская епархия)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск


Петропавловское благочинние
Основная информация
Территория часть Юго-Восточного округа г. Москвы
Сайт ppblago.ru
Благочинный
Благочинный игумен Алексий Вылажанин

Петропавловское благочиние (Петропавловский благочиннический округ) — благочиние Московской городской епархии Русской православной церкви, объединяющее храмы части Юго-Восточного административного округа города Москвы.[1][2]



Храмы благочиния

Название Период
строительства
Краткое описание Адрес Изображение
Храм Сергия Радонежского на Рязанке
Храм Введения на Рязанке
Храм-часовня Ксении Петербургской на Кузьминском кладбище
Храм святого Николая бывшего Николо-Перервинского монастыря
Храм святого Николая на Рогожском кладбище
Храм Троицы Живоначальной в Карачарове  ?-1774 Престолы: Рязанский проспект, д. 3.
Храм Введения во храм Пресвятой Богородицы у Салтыкова моста
Храм Троицы Живоначальной у Салтыкова моста 1817—1819 Самокатная ул., д. 3/8.


Напишите отзыв о статье "Петропавловское благочиние (Московская городская епархия)"

Примечания

  1. [www.patriarchia.ru/db/text/74883.html Благочиния города Москвы]
  2. [ppb-uvao.ru/index.php?section_ID=13&page_ID=87 Карта Петропавловского благочиния Москвы]
  3. Паламарчук, Т.4, 2004, с. 316.

Литература

Отрывок, характеризующий Петропавловское благочиние (Московская городская епархия)

Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.