Петрукович, Алексей Степанович

Алексей Степанович Петрукович
Дата рождения	24 августа 1920(1920-08-24)
Место рождения	станция Зилово ныне Чернышевского района Забайкальского края, РСФСР
Дата смерти	27 октября 1989(1989-10-27) (69 лет)
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1942—1946
Звание
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Алексе́й Степа́нович Петруко́вич (24 августа 1923 — 27 октября 1989) — один из 29 полных кавалеров, награждённых четырьмя орденами Славы, гвардии старшина, командир взвода пешей разведки 101-го, а затем 100-го гвардейского стрелкового полка 35-й гвардейской стрелковой дивизии 8-й гвардейской армии 1-го Белорусского фронта.

Биография

Петрукович Алексей Степанович родился 24 августа 1920 года на станции Зилово ныне Чернышевского района Забайкальского края в семье рабочего. Русский. Окончил 7 классов. Работал бурильщиком-взрывником на руднике Тенькинского горнопромышленного управления Магаданской области. В Красную Армию призван в 1942 году. В боях Великой Отечественной войны с декабря 1942 года.

Помощник командира взвода пешей разведки 101-го гвардейского стрелкового полка (35-я гвардейская стрелковая дивизия 8-я гвардейская армия 1-й Белорусский фронт) гвардии старшина Алексей Петрукович совместно с другими разведчиками на самоходной артиллерийской установке 4 августа 1944 года ворвался в населённый пункт Ясенец, расположенный северо-западнее польского города Гловачув, огнём из автомата он уничтожил четырёх гитлеровцев, одного взял в плен, захватил вражеский пулемёт и доставил в штаб ценные сведения о противнике. К исходу дня на подступах к населённому пункту Генрыкув, расположенному в том же районе, гвардии старшина Петрукович забросал противотанковыми гранатами две вражеские бронемашины и истребил несколько неприятельских солдат. За мужество и отвагу, проявленные в боях, 21 августа 1944 года года гвардии старшина Петрукович Алексей Степанович награждён Орденом Славы 3-й степени (№ 88616).

Командир взвода пешей разведки 100-го гвардейского стрелкового полка (35-я гвардейская стрелковая дивизия 8-я гвардейская армия 1-й Белорусский фронт) гвардии старшина Алексей Петрукович в первых числах февраля 1945 года севернее польского города Познань, находясь во вражеском тылу с разведывательной группой, вступил в неравный бой с противником. Разведчики вывели из строя свыше отделения солдат, более двух десятков взяли в плен и захватили шесть пулемётов. В этом бою гвардии старшина Петрукович был ранен, но остался в строю. За мужество и отвагу, проявленные в боях, 27 февраля 1945 года гвардии старшина Петрукович Алексей Степанович награждён Орденом Славы 2-й степени (№ 18203).

Командир взвода пешей разведки 100-го гвардейского стрелкового полка (35-я гвардейская стрелковая дивизия 8-я гвардейская армия 1-й Белорусский фронт) гвардии старшина Алексей Петрукович с бойцами вверенного ему подразделения 18 апреля 1945 года в бою за населённый пункт Альт-Розенталь, расположенный в шести километрах западнее города Зелов (Германия) уничтожил свыше трёх десятков вражеских солдат, подавил пулемётную точку, чем содействовал захвату в плен до роты солдат и офицеров противника и спасению жизни командира полка. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 мая 1946 года за образцовое выполнение заданий командования в боях с немецко-фашистскими захватчиками гвардии старшина Петрукович Алексей Степанович награждён Орденом Славы 1-й степени (№ 73), став полным кавалером ордена Славы.

В письме своим землякам, опубликованном в чернышевской газете, Петрукович А.С. вспоминает, как это было: – После прорыва обороны на реке Висле, преодолев с боями 575 километров, мы стремительно форсировали Одер. После длительных боёв наш полк отвели во второй эшелон на отдых и принятие пополнения. А нашей разведгруппе командование поставило задачу взять «языков», так как в скором времени предстояло нанести сокрушительный удар по Зееловским высотам, считавшимися воротами в Берлин. После трёхсуточного наблюдения выбрал объект нападения – отдельно стоящий у просёлочной дороги дом. По нашему определению, в нём размещалось боевое охранение. Подступы к дому были заминированы и прикрывались проволочной спиралью Бруно в два ряда. Поиск был назначен на час ночи. Сапёры сделали проход в минном поле и проволочных заграждениях. Пробравшись в тыл дома, при поддержке приданных огневых средств, атаковали. Действовали гранатами и ножами. Уничтожили много фашистов, а двоих взяли с собой. При отходе я наскочил на немецкого офицера. Он успел мне перебить ударом переносицу, но я скрутил его и доставил в наше расположение. Позже командующий армией генерал Чуйков вручил мне орден Славы первой степени…».

— газета «Путь Ленина»

В 1946 году гвардии старшина Петрукович А.С. демобилизован. Жил в городе Изюм Харьковской области Украины. Член КПСС с 1971 года. Работал слесарем-лекальщиком на Изюмском приборостроительном заводе им. Ф. Э. Дзержинского, за трудовые отличия был награждён высокой правительственной наградой орденом Октябрьской Революции. В послевоенные годы его нашла затерявшаяся в суматохе боёв награда - орден Славы 2-й степени, и бывший разведчик стал кавалером четырёх орденов Славы. Скончался Петрукович А.С. 27 октября 1989 года.

Награды

• орден Октябрьской Революции
• орден Красного Знамени (приказ командующего 8 гвардейской армии № 233/н от 12.06.1944 года)
• орден Отечественной войны 1-й степени (указ Президиума Верховного Совета СССР от 11.03.1985 года)
• орден Отечественной войны 2-й степени (приказ командира 26 гвардейского стрелкового корпуса № 015/н от 05.10.1943 года),
• орден Красной Звезды (16.04.1944)
• Орден Славы 1-й степени (указ Президиума Верховного Совета СССР от 15.05.1946 года)
• Орден Славы 2-й степени(приказ командующего 8 гвардейской армии № 500/н от 27.02.1945 года)
• Орден Славы 2-й степени (приказ командующего 8 гвардейской армии № 545/н от 26.03.1945 года) первоначально был представлен к ордену Красного Знамени
• Орден Славы 3-й степени (приказ командира 35 гвардейской стрелковой дивизии № 109 от 21.08.1944 года)
• Медали, в том числе:
  • Юбилейная медаль «За доблестный труд (За воинскую доблесть). В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина»
  • Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
  • Юбилейная медаль «Двадцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
  • Юбилейная медаль «Тридцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
  • Юбилейная медаль «Сорок лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
  • Медаль «Ветеран труда»
  • Юбилейная медаль «50 лет Вооружённых Сил СССР»
  • Юбилейная медаль «60 лет Вооружённых Сил СССР»
  • Юбилейная медаль «70 лет Вооружённых Сил СССР»

Литература

Кавалеры ордена Славы трех степеней: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии Д.С.Сухоруков. — М.: Воениздат, 2000г.

Дубров Б.И. Солдатская слава. 3-е изд. Киев, 1987. с.330;

Лобода В.Ф. Солдатская слава. М.,1963. Кн.1. с.205.

Афанасьев В., Недвигин И. Полный кавалер ордена Славы // Заб. рабочий. — 1968. — 28 нояб.;

Кудаков П. Отважный разведчик // На боевом посту. — 1970. — 3 нояб.;

Ведмидь А. П. Заб. ж.д.: Опыт справочного словаря. — Чита, 2000.

Ссылки

[35-gv-sd.ru/%D0%BF%D0%B5%D1%82%D1%80%D1%83%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87-%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B5%D0%B9-%D1%81%D1%82%D0%B5%D0%BF%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87-1920 Петрукович Алексей Степанович] на сайте 35-й гвардейской стрелковой дивизии

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9391 Петрукович Алексей Степанович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Петрукович, Алексей Степанович

– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.