Петрушевский, Александр Васильевич

Александр Васильевич Петрушевский
Дата рождения	27 сентября (9 октября) 1898(1898-10-09)
Место рождения	станция Лунинец, ныне Брестская область
Дата смерти	21 октября 1976(1976-10-21) (78 лет)
Место смерти	Москва
Принадлежность	СССР СССР
Годы службы	1915—1960
Звание
Командовал	штаб 13-й армии 104-й стрелковый корпус 46-я армия
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России Великая Отечественная война
Награды и премии
В отставке	1960

Петрушевский Александр Васильевич (1898—1976) — советский военачальник, генерал-полковник (1954), Герой Советского Союза (1944).

Биография

Родился 27 сентября (9 октября) 1898 года на станции Лунинец (ныне город Брестской области Республики Беларусь) в семье железнодорожника. Белорус. Окончил гимназию.

В армии с 1915 года, в 1916 году окончил Николаевское пехотное училище (школу прапорщиков), участвовал в Первой мировой войне, окончил её в чине подпоручика.

С 1918 года — в Красной Армии, участвовал в Гражданской войне, командовал стрелковой ротой, батальоном и полком на Южном фронте, был ранен в бою.

После Гражданской войны командовал батальоном, с 1922 года — начальник оперативной части штаба ЧОН (частей особого назначения по борьбе с бандитизмом) Брянской губернии. В 1923 году окончил Высшую тактико-стрелковую школу комсостава имени III Интернационала (впоследствии переименованную в курсы «Выстрел»), в 1928 году — Военную академию имени М. В. Фрунзе.

С июля 1928 года — начальник оперативной части штаба 34-й стрелковой дивизии, с ноября 1930 — начальник первой части штаба 19-го стрелкового корпуса. С декабря 1931 года — командир-руководитель Стрелково-тактических КУКС РККА «Выстрел», с мая 1932 — командир-руководитель тактических курсов усовершенствования комсостава мотомеханизированных войск РККА. Член ВКП(б) с 1932 года. С апреля 1934 года — преподаватель тактики механизированных войск, а с июля 1934 года — старший руководитель кафедры механизированных войск в Военной академии имени М. В. Фрунзе. С августа 1935 года — начальник штаба 20-й стрелковой дивизии.

В 1938 году окончил Военную академию Генерального штаба и в январе этого года назначен заместителем начальника штаба Белорусского военного округа. С сентября 1940 года — заместитель начальника штаба Западного Особого военного округа по организационно-мобилизационным вопросам.

В годы Великой Отечественной войны

5 мая 1941 года в чине комбрига назначен начальником штаба 13-й армии, которая начала формироваться в городе Могилёве (Западный Особый военный округ). С началом Великой Отечественной войны штаб 13-й армия передислоцирован в Молодечно. В качестве начальника штаба 13-й армии А. В. Петрушевский участвовал в Белостокско-Минском сражении. 25 июня 1941 года штаб 13-й армии подвергся атаке танков 3-й танковой группы вермахта, только 27 июня сумел выйти к Минску, где возглавил его оборону, но уже 28 июня советские войска вынуждены были оставить Минск, при этом штаб армии вновь оказался под ударом и отошёл ещё дальше на восток.

8 июля 1941 года штаб 13-й армии возглавил советские войска в районе Могилёва (в этот день в результате авианалёта был смертельно ранен командарм генерал-лейтенант П. М. Филатов). В начавшемся 10 июля новом наступлении вермахта (Смоленское сражение) штаб 13-й армии 12 июля вновь оказался под ударом (при этом был ранен командарм генерал-лейтенант Ф. Н. Ремезов), а большая часть войск армии была окружена в районе Могилёва и на Крическом направлении. Штаб 13-й армии оказался вне окружения, но почти без войск, в его оперативное подчинение переданы войска 4-й армии.

После формирования Центрального фронта 24 июля 1941 года 13-я армия вошла в его состав, после расформирования Центрального фронта — в составе Брянского фронта.

В ходе наступления немецких войск на Москву в октябре 1941 года 13-я армия оказалась в окружении под Брянском, но во главе с командармом генерал-майором А. М. Городнянским и начштаба комбригом А. В. Петрушевским вышла в район станции Касторная Курской области. Зимой 1941 года 13-я армия участвовала в обороне и освобождении города Елец Липецкой области. За отличия в Елецкой наступательной операции 27 декабря 1941 года Петрушевскому было присвоено воинское звание генерал-майор.

Летом 1942 года 13-я армия, начштаба которой оставался Петрушевский, участвовала в Воронежско-Ворошиловградской оборонительной операции, в начале 1943 года — в Воронежско-Касторненской наступательной операции, летом 1943 года — в сражении на Курской дуге (в составе Центрального фронта). Осенью 1943 года 13-я армия продвинулась до Днепра. 25 сентября 1943 года Петрушевский получил воинское звание генерал-лейтенант.

С декабря 1943 года А. В. Петрушевский командовал 104-м стрелковым корпусом 40-й армии 2-го Украинского фронта, с которым участвовал в Корсунь-Шевченковской и Уманско-Ботошанской операциях, форсировал Днестр. Весной 1944 года он в числе первых соединений вышел на Государственную границу СССР — реку Прут, и захватил плацдарм на её правом берегу севернее города Яссы.

20 августа 1944 года войска 2-го Украинского фронта перешли в наступление. 104-й стрелковый корпус, переданный в состав 27-й армии, прорвал оборону врага севернее Ясс и стал продвигаться вперёд. Овладев Яссами, корпус двигался к Фокшанам и Рымнику, захватил румынские города Питешты и Рымнику-Сэрат. Затем, преодолев Трансильванские Альпы, корпус Петрушевского вплотную подошёл к сильно укреплённому румынскому городу Турда. При подготовке к штурму города взрывом снаряда Петрушевский был контужен, но не покинул своего поста. Только после взятия Турды он несколько дней пробыл в медсанбате.

После взятия Турды корпус Петрушевского освобождал города Клуж и Орадя и, пройдя за 50 дней более 600 километров через всю Румынию, спустился с гор на Средне-Дунайскую низменность и оказался на территории Венгрии.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 сентября 1944 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом отвагу и геройство генерал-лейтенанту Петрушевскому Александру Васильевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 2568).

В 1945 году участвовал в боях на территории Венгрии и в отражении попытки немецкого контрнаступления в районе озера Балатон. В марте 1945 назначен командующим 46-й армии 2-го Украинского фронта, участвовал в Венской наступательной операции. Совместно с 6-й танковой армией войска 46-й армии 13 апреля 1945 года очистили Вену от противника, а через несколько дней 46-я армия выдвинулась на границу с Чехословакией и в мае 1945 года приняла участие в Пражской наступательной операции.

После войны

После войны генерал-лейтенант А. В. Петрушевский продолжал командовать 46-й армией. С июня 1946 по февраль 1947 года — начальник штаба Закавказского военного округа. В 1947 году назначен старшим преподавателем в Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова, но уже в том же году назначен Главным военным советником при Болгарской народной армии. С 1950 — заместитель командующего — начальник штаба Западно-Сибирского военного округа.

С 1953 года — Главный военный советник при Народно-освободительной армии Китая и одновременно военный атташе СССР в Китайской Народной Республике, 21 августа 1954 года получил воинское звание генерал-полковник. В 1957—1959 годах был начальником Военной академии Советской Армии.

С 1960 года — в отставке. Жил в Москве, работал в Советском комитете ветеранов войны.

Умер 21 октября 1976 года. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

Награды

• Медаль «Золотая Звезда» Героя Советского Союза;
• три ордена Ленина (17.05.1944; 13.09.1944; 21.02.1945);
• пять орденов Красного Знамени (27.12.1941; 27.08.1943; 03.11.1944; 20.06.1949; 28.10.1967);
• два ордена Суворова II-й степени (21.04.1943; 15.01.1944);
• орден Кутузова I-й степени (28.04.1945);
• орден Красной Звезды (22.02.1941);
• медали;
• иностранные ордена и медали.

Память

• Именем А. В. Петрушевского названа улица и школа в городе Лунинец Брестской области.
• В 1978 году издан художественный маркированный конверт, посвящённый герою.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=3989 Петрушевский, Александр Васильевич]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Петрушевский, Александр Васильевич

– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.