Петрушевский, Михаил Фомич

Михаил Фомич Петрушевский
генерал М. Ф. Петрушевский
Дата рождения	8 ноября 1832(1832-11-08)
Дата смерти	1893(1893)
Место смерти	близ Рыбинска
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	пехота
Звание	генерал от инфантерии
Командовал	1-я бригада 32-й пехотной дивизии, 2-я бригада 11-й пехотной дивизии, 14-я пехотная дивизия, 4-й армейский корпус
Сражения/войны	Крымская война, Польская кампания 1863 года, Туркестанские походы, Русско-турецкая война 1877—1878
Награды и премии	Орден Святого Владимира 4-й ст. (1863), Орден Святого Станислава 2-й ст. (1865), Орден Святой Анны 2-й ст. (1868), Орден Святого Владимира 3-й ст. (1869), Орден Святого Станислава 1-й ст. (1871), Орден Святого Георгия 4-й ст. (1877), Орден Святого Георгия 3-й ст. (1877), Орден Святой Анны 1-й ст. (1878), Золотое оружие «За храбрость» (1878), Орден Святого Владимира 2-й ст. (1879), Орден Белого Орла (1883), Орден Святого Александра Невского (1886)

Михаил Фомич Петрушевский (1832—1893) — русский генерал, герой Туркестанских походов и русско-турецкой войны 1877—1878 годов.

Биография

Родился 8 ноября 1832 года, сын метролога Фомы Ивановича Петрушевского. Его братьями были военный писатель и биограф А. В. Суворова Александр Фомич, артиллерист генерал Василий Фомич и ученый-физик Фёдор Фомич.

Воспитанник 1-го кадетского корпуса, начал службу прапорщиком 8 августа 1850 года в Лейб-гвардии Литовском полку. Произведённый 6 декабря 1853 года в подпоручики Петрушевский принял участие в Восточной войне.

В 1860 году окончил успешно курс военной академии и 30 августа получил чин штабс-капитана. По возвращении в свой полк он был 30 августа 1863 года произведён в капитаны и принял участие в усмирении польского мятежа; в одном из дел с повстанцами (при д. Новавесь) был ранен и за боевые отличия награждён орденом св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом.

В 1864 году Петрушевский был причислен к Генеральному штабу и назначен на службу в Оренбургский военный округ, где в 1865 году был награждён орденом св. Станислава 2-й степени и 25 февраля 1866 года получил чин подполковника, 27 августа занял должность начальника штаба местных войск, 30 августа того же года произведён в полковники.

21 июня 1867 года был назначен помощником начальника штаба Туркестанского военного округа и в 1868 году принял участие в покорении Бухары, находился в боях у Катта-Кургана и при Зерабулаке, за выдающееся отличие при штурме Чапан-Атинских высот под Самаркандом был произведён 6 июня в генерал-майоры (со старшинством от 30 августа 1870 года) и награждён орденом св. Анны 2-й степени, в следующем году получил орден св. Владимира 3-й степени с мечами.

19 января 1870 года был назначен помощником начальника 32-й пехотной дивизии, через год награждён орденом св. Станислава 1-й степени. 30 августа 1873 года получил в командование 1-ю бригаду той же дивизии, 9 октября того же года перемещён на должность командира 2-й бригады 11-й пехотной дивизии, а 9 декабря назначен начальником штаба Харьковского военного округа.

Желая принять участие в войне с Турцией, Петрушевский отчислился от этой должности в распоряжение главнокомандующего Дунайской армией великого князя Николая Николаевича (старшего) и 28 января 1877 года был назначен командиром 2-й бригады 14-й пехотной дивизии, участвуя с ней в переправе через Дунай у Зимницы. 13 августа получил чин генерал-лейтенанта. После ранения генерала М. И. Драгомирова Петрушевский 8 октября был назначен начальником 14-й пехотной дивизии, с которой доблестно оборонял Шипку. При атаке Шипкинской позиции и пленении армии Весселя-паши корпусом генерала Радецкого, 28 декабря 1877 года, Петрушевский начальствовал войсками, атаковавшими турок с фронта. За боевые отличия в эту войну Михаил Фомич был награждён орденами св. Георгия 4-й и 3-й степеней (оба в 1877 году), орденом св. Анны 1-й степени с мечами и золотым оружием с надписью «За храбрость» и бриллиантовыми украшениями (в 1878 году). В 1879 году награждён орденом св. Владимира 2-й степени с мечами и зачислен в 55-й пехотный Подольский полк.

14-й пехотной дивизией командовал до 1882 года, когда, по смерти Скобелева, 12 июля принял в командование его 4-й армейский корпус. В 1883 году награждён орденом Белого орла и в 1886 году получил орден св. Александра Невского. 30 августа 1891 года был произведён в генералы от инфантерии и назначен состоять в распоряжении военного министра. Петрушевский трагически погиб в 1893 году при пожаре на Волге, близ Рыбинска, парохода «Альфонс Зевеке». Журнал «Разведчик» так описывает его гибель:

Генералу счастливо удалось спастись из огня и прыгнуть в воду; он поплыл к берегу, поддерживаемый сначала своим денщиком, а потом одним из крестьян; он уже выбрался на мелкое место, недалеко от берега, но тут же и скончался от апоплексического удара.

Источники

• А. Семенов. Петрушевский, Михаил Фомич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1898. — Т. XXIIIA (46): Петропавловский — Поватажное. — С. 479.
• Петрушевские // Паукер, Герман Егорович — Порт-Артур. — Пг. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1915. — С. 398—399. — (Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. К. И. Величко [и др.] ; 1911—1915, т. 18).</span>
• Глиноецкий Н. П. Исторический очерк Николаевской академии Генерального штаба. СПб., 1882
• Список генералам по старшинству. Исправлен по 1 января. СПб., 1886
• Список генералам по старшинству. Составлен по 1 сентября. СПб., 1891

Отрывок, характеризующий Петрушевский, Михаил Фомич

– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.