Заичневский, Пётр Григорьевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Петр Заичневский»)
Перейти к: навигация, поиск
Пётр Григорьевич Заичневский
Род деятельности:

революционер, народник

Дата рождения:

18 (30) сентября 1842(1842-09-30)

Место рождения:

с. Гостиное Орловская губерния ныне Орловская область

Гражданство:

Российская империя Российская империя

Дата смерти:

19 (31) марта 1896(1896-03-31) (53 года)

Место смерти:

Смоленск

Пётр Григорьевич Заичневский (18 [30] сентября 1842, село Гостиное, ныне Мценский район Орловской области19 [31] марта 1896, Смоленск) — революционер-народник[1], один из идеологов якобинского направления в народничестве, автор прокламации «Молодая Россия»[2].





Биография

Родился в семье отставного полковника, помещика, дворянин.

В 1858 году окончил с серебряной медалью Орловскую гимназию и поступил на физико-математический факультет Московского университета. Студентом увлёкся изучением произведений западно-европейских социалистов — Пьера Прудона, Луи Блана, Пьера Леру, Огюста Бланки, историей французских революционных войн, выступал в студенческой среде с пропагандой социализма, был членом революционного кружка «Библиотека казанских студентов».

В 1861 году вместе со студентом П. Э. Аргиропуло организовал студенческий кружок, занимавшийся изданием запрещённой литературы, А. И. Герцена, Н. П. Огарёва, Л. Фейербаха и пропагандой революционных идей (в том числе через созданные кружком воскресные школы). В июле 1861 года был арестован и приговорён за распространение запрещённой литературы и призывы к свержению монархии к лишению всех прав состояния. Сослан в Красноярск на каторжные работы на два года и 8 месяцев с последующим вечным поселением в Сибири. 10 января 1863 года был доставлен в Красноярск, затем в Усть-Кут для отбытия каторжных работ. В 1862 году, находясь ещё под следствием в камере Тверской полицейской части, написал прокламацию «Молодая Россия», содержавшую бланкистскую программу революционного переворота и получившую известность как революционный манифест республиканцев-якобинцев. Прокламация была нелегально издана и распространена членами московского студенческого кружка Заичневского в мае 1862 года от имени вымышленного Центрального Революционного Комитета. В прокламации, в частности, заявлялось:

Россия вступает в революционный период своего существования. Проследите жизнь всех сословий, и вы увидите, что общество разделяется в настоящее время на две части, интересы которых диаметрально противоположны и которые следовательно, стоят враждебно одна к другой. Снизу слышится глухой и затаённый ропот народа, угнетаемого и ограбляемого всеми, у кого в руках есть хоть доля власти, — народа, который грабят чиновники и помещики, грабит и царь… Сверху над народом стоит небольшая кучка людей довольных, счастливых… Между этими двумя партиями издавна идет спор — спор, почти всегда кончавшийся не в пользу народа… Выход из этого гнетущего, страшного положения, губящего современного человека и на борьбу с которым тратятся его лучшие силы один — революция, революция кровавая и неумолимая, революция, которая должна изменить радикально все, без исключения, основы современного общества и погубить сторонников нынешнего порядка. Мы не страшимся её, хотя и знаем, что прольётся река крови, что погибнут, может быть, и невинные жертвы. Мы предвидим всё это и всё-таки приветствуем её наступление. Мы готовы жертвовать лично своими головами, только пришла бы поскорее она, давно желанная…Скоро, скоро наступит день, когда мы распустим великое знамя будущего, знамя красное, и с громким криком: «Да здравствует социальная и демократическая республика России!» — двинемся на Зимний дворец истребить живущих там.

— [narodnaya-volya.ru/Person/zaichnevsky.php Народная Воля]

В 1864 году Пётр Заичневский был определён на поселение в Витим (Якутия), где прожил до 1869 года, когда ему дано было разрешение вернуться в Европейскую Россию в Пензенскую губернию. 1872 году Заичневскому было разрешено, под личную ответственность его отца, переехать в отцовское имение в Орловской губернии под полицейский надзор. Организовал в Орле и Курске совместно с Василием Арцыбушевым конспиративные революционные кружки.

В августе 1877 года арестован и выслан в г. Повенец Олонецкой губернии, где организовал библиотеку, которая стала центром для ссыльных.

В конце 1880 года Заичневскому было разрешено переехать в Кострому, где организовал вокруг себя кружок революционно настроенной молодёжи.

Во второй половине 1880-х годов получил разрешение вернуться в Орёл, где организовал революционный кружок якобинского направления, установил связи с кружками Москвы, Петербурга, Курска, Смоленска, а также с заграничной группой русских якобинцев П. Н. Ткачёва — «Набат». Тайно от жандармов неоднократно выезжал в Москву. Владимир Гиляровский упоминает его в своей книге «Москва и Москвичи» в главе «Хитровка»:

Многих из товарищей-писателей водил я по трущобам, и всегда благополучно. Один раз была неудача, но совершенно особого характера. Тот, о ком я говорю, был человек смелости испытанной, не побоявшийся ни "Утюга", ни "волков Сухого оврага", ни трактира "Каторга", тем более, что он знал и настоящую сибирскую каторгу. Словом, это был не кто иной, как знаменитый П. Г. Зайчневский, тайно пробравшийся из места ссылки на несколько дней в Москву...

В 1888 году был арестован, два года провёл в тюрьме, 22 февраля 1890 года был выслан на пять лет в ссылку в Иркутск. В Иркутске вёл иностранный отдел в «Восточном обозрении», работал корреспондентом «Русских ведомостей».

В 1895 году, по возвращении из ссылки, поселился в Смоленске, где вскоре умер в марте 1896 года. Его соратница М. П. Голубева, впоследствии примкнувшая к большевикам, вспоминала:
«…Для него ничего, кроме революции, не существовало. Даже в бреду на смертном одре он всё спорил с Лавровым, кому-то всё доказывал, что недалеко то время, когда человечество одной ногой шагнёт в светлое царство социализма».[3]

Пётр Григорьевич Заичневский был похоронен в Смоленске у Авраамиева монастыря, на могиле был установлен камень с надписью.

Напишите отзыв о статье "Заичневский, Пётр Григорьевич"

Литература

  • «Жизнь замечательных людей». Сподвижники Чернышевского (Михайлов, Шелгунов, братья Серно-Соловьевичи, Обручев, Муравский, Рымаренко, Угин, Заичневский, Сераковский). — 1961. — 480 с
  • Балагуров Я. А. Автор «Молодой России» (О Петре Григорьевиче Заичневском) // Вопросы истории, 1972. № 7. С. 202—205.
  • Шикман А. П. Деятели отечественной истории. Биографический справочник. Москва, 1997

Примечания

  1. [dic.academic.ru/dic.nsf/bse/161778/%D0%97%D0%B0%D0%B8%D1%87%D0%BD%D0%B5%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9 БСЭ]
  2. [dic.academic.ru/dic.nsf/bse/110178/%D0%9C%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B4%D0%B0%D1%8F Большая советская энциклопедия]
  3. www.terrahumana.ru/arhiv/07_02/07_02_03.pdf

Ссылки

Отрывок, характеризующий Заичневский, Пётр Григорьевич

– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.