Миллер, Петр

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Петр Миллер»)
Перейти к: навигация, поиск
Петр Миллер
чеш. Petr Miller
Дата рождения:

27 июля 1941(1941-07-27) (82 года)

Место рождения:

Прага

Гражданство:

Чехословакия Чехословакия Чехия Чехия

Партия:

Гражданский форум, Гражданское движение, Чешская социал-демократическая партия

Основные идеи:

социал-либерализм

Род деятельности:

кузнец; активист Гражданского форума; министр труда и социальной политики, депутат парламента; предприниматель-менеджер

Петр Миллер (чеш. Petr Miller; 27 июля 1941, Прага) — чехословацкий и чешский политик и бизнесмен. Организатор рабочих демонстраций и забастовочного движения Бархатной революции 1989. Один из лидеров Гражданского форума, активист Гражданского движения и Чешской социал-демократической партии. Министр труда и социальной политики Чехословакии в 19891992, депутат Федерального собрания в 19901992. Директор энергетической и авиационной компаний.





Пражский кузнец

Родился в семье архитектора и рентгенолога. Мать рано скончалась, отец погиб на строительстве в результате несчастного случая. С 14 лет Петр Миллер самостоятельно зарабатывал на жизнь. Работал кузнецом, одновременно оканчивал школу.

Поступил в Пражский экономический университет, но был исключён до получения диплома. Почти 30 лет Петр Миллер проработал кузнецом на предприятиях ЧКД.

Рабочий лидер

В ноябре 1989 Петр Миллер организовал рабочие выступления в поддержку Бархатной революции. 23 ноября 1989 возглавил рабочую демонстрацию на Вацлавской площади в поддержку студенческих протестов. Был одним из лидеров общенациональной забастовки 27 ноября 1989[1].

Миллер принадлежал к ключевым участникам переговоров между Гражданским форумом и правительством ЧССР. Именно он 28 ноября 1989 потребовал от премьера Ладислава Адамеца отставки коммунистического правительства[2].

Это решение было принято в мужском туалете во время пятиминутного перерыва. Оно было очень спонтанным и быстрым, без консультаций с кем-либо.
Петр Миллер[3]

Политик и министр

10 декабря 1989 Петр Миллер занял пост министра труда и социальной политики в новом кабинете Мариана Чалфы. Оставался в должности до июля 1992. На этот период пришёлся наиболее трудный этап экономических преобразований, которые в ЧСФР — в основном в Чехии — удалось осуществить с меньшими социальными издержками, чем в других странах Восточной Европы.

На парламентских выборах 1990 Петр Миллер был избран депутатом от Гражданского форума. С 1991 состоял в либеральном Гражданском движении. В феврале перешёл в Социал-демократическую партию, претендовал на пост председателя, но не был избран.

Предприниматель-менеджер

С середины 1990-х Петр Миллер оставил политическую деятельность и занялся бизнесом[4]. Состоял в руководстве компаний Ekotrans Moravia, Chemapol Group, пенсионного фонда Koruna. В 19992000 работал директором по персоналу в одной из структур энергетической госкомпании ČEZ, в 20022003 — генеральным директором авиакомпании Empirie. С 2008 — секретарь Ассоциации перерабочиков вторичного сырья.

В 2002—2003 Миллер руководил канцелярией министра культуры Чехии.

Петр Миллер женат в третий раз, имеет троих детей. Охотно общается с прессой, вспоминая события 1989 года.

Напишите отзыв о статье "Миллер, Петр"

Примечания

  1. [www.ceskatelevize.cz/ct24/domaci/73711-hlasime-se-o-slovo-chceme-o-sobe-rozhodovat-znelo-pri-generalni-stavce/ "Hlásíme se o slovo, chceme o sobě rozhodovat, " znělo při generální stávce]
  2. [solidarizm.ru/txt/jebar.shtml КОНЕЦ ЕВРОПЕЙСКОГО ЛАГЕРЯ / ЧССР: Жёсткий бархат. Вацлавская площадь победы]
  3. [www.ceskatelevize.cz/ct24/domaci/73729-delnik-revoluce-miller-z-kovare-ministrem/ Dělník revoluce Miller — z kováře ministrem]
  4. [www.blisty.cz/aut/1398/bio.html Petr Miller]

Ссылки

  • [m.zena.centrum.cz/article.phtml?id=652586&s=1996 Vůdce dělníků z '89: S Havlem jsme se domlouvali na WC]

Отрывок, характеризующий Миллер, Петр

Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.