Петсамо-Киркенесская операция

Петсамо-Киркенесская операция
Основной конфликт: Вторая мировая война, Великая Отечественная война, Оборона Заполярья
Операция по высадке советских войск на Киркенес, Норвегия
Дата	7 — 29 октября 1944 года
Место	Северная Норвегия, Советский Союз
Итог	Победа советских войск
Противники
СССР СССР Третий рейх Третий рейх
Командующие
Кирилл Мерецков Лотар Рендулич
Силы сторон
Карельский фронт: 113 200 чел., 107 танков, 2212 орудий и миномётов, 689 самолётов, Северный флот: 20 300 чел., 276 кораблей 20-я горная армия прим. 56 000 чел., 770 орудий, 160 самолётов, 200 кораблей
Потери
6084 чел. безвозвратные, 15 149 — санитарные более 30 000 чел. погибших (по советским данным).

Петсамо-Киркенесская операция — наступательные боевые действия войск Карельского фронта и Северного флота ВМФ СССР против войск вермахта на севере Финляндии в области Петсамо и на севере Норвегии с 7 октября по 1 ноября 1944 года во время Второй мировой войны.

Задачей советских войск было наступление на посёлки Луостари и Петсамо с целью уничтожить основные силы 19-го горнострелкового корпуса Вермахта, укрепившиеся в области Петсамо, и в дальнейшем наступать на Киркенес в Северной Норвегии.

Силы сторон

20-я горная армия (командующий — генерал-полковник Лотар Рендулич):

19-й немецкий горно-егерский корпус (командующий — генерал горных войск Фердинанд Йодль; 3 горные дивизии и 4 бригады, 53 тысячи человек, 753 орудия и миномёта; 160 самолётов из состава 5-го воздушного флота) занимал глубоко эшелонированную оборону в условиях труднопроходимой местности (скалистые сопки, озёра, фьорды).

Карельский фронт (командующий войсками — генерал армии, с 26.10.1944 г. — маршал К. А. Мерецков):

14-я армия (командующий — генерал-лейтенант В. И. Щербаков) имела в своём составе 8 стрелковых дивизий, 5 стрелковых, 1 танковую, 2 инженерные бригады, бригаду реактивных установок, 21 артиллерийских и миномётных полка, 2 тяжелых самоходных артиллерийских полка (97 тыс. чел., 2212 орудий и миномётов, 107 танков и САУ); её поддерживала 7-я воздушная армия (командующий — генерал-лейтенант авиации И. М. Соколов), имевшая 747 самолётов. Северный флот (командующий — адмирал А. Г. Головко) участвовал в операции силами 2 бригад морской пехоты, отрядов кораблей и 275 самолётов морской авиации.

Ход сражения

Ход операции можно разделить на три фазы: прорыв немецких оборонительных позиций, преследование отступающих немцев до Киркенеса и сражение за Киркенес. Во время наступления советскими войсками было предпринято несколько морских десантов силами морской пехоты и армейских подразделений, в том числе десант в губе Малая Волоковая.

В 8.00 7 октября началась артподготовка, за ней в 10.30 началось наступление. 131-й корпус под командованием генерал-майора З. Н. Алексеева в первый же день достиг реки Титовка. Менее удачно развивались первоначально дела у 99-го корпуса под командованием генерал-майора С. П. Микульского. Ему не удалось овладеть опорными пунктами врага в главной полосе обороны. Прорвать оборону 99-му корпусу удалось ночной атакой к 8.00 8 октября. 9 октября перешли в наступление войска группы генерал-лейтенанта Б. А. Пигаревича, располагавшиеся восточнее реки Западная Лица, в месте наибольшего продвижения немецких войск в направлении Мурманска. В ту же ночь моряки высадили десант в губе Малая Волоковая (фьорд Маттивуоно), перевалили через хребет Муста-Тунтури и, отрезав часть немецких сил, двинулись на Петсамо.

На левом фланге 126-й корпус под командованием полковника В. Н. Соловьёва успешно совершал обходный манёвр и на четвёртые сутки достиг дороги Петсамо — Салмиярви и западнее Луостари перерезал её. Отбив контратаки противника, корпус снова начал продвижение, перехватив дорогу Петсамо — Тарнет.

127-й легкострелковый корпус под командованием генерал-майора Г. А. Жукова ночью овладел аэродромом в Луостари, а затем совместно со 114-й дивизией 99-го корпуса очистил этот населённый пункт. Петсамо был окружён со всех сторон, так как с востока подходили морская пехота и соединения группы Пигаревича, с юга наступал 131-й корпус, на западе контролировала обстановку 72-я морская бригада, а с севера угрожал десант Северного флота, овладевший 13 октября гаванью Лиинахамари.

Во время заключительного этапа Петсамо-Киркенесской операции силами 181-го особого разведывательного отряда Северного флота проводилась операция по взятию порта в районе населённого пункта Лиинахамари. Укреплённый немецкий порт Лиинахамари прикрывали мысы Крестовый и Романов. В гранитной основе мыса Крестовый немцы оборудовали различные укрепления, блиндажи, огневые точки, бункеры и окопы. На мысе Романов до сих пор сохранились бетонные бункеры, где располагались немецкие торпедные аппараты. Из этих бункеров хорошо просматривался вход в бухту, что позволяло торпедировать любой корабль или подводную лодку.

12 октября 1944 года морской диверсионный отряд под командованием майора И. П. Барченко-Емельянова и лейтенанта В. Н. Леонова атаковал две немецкие батареи на мысе Крестовом и после скоротечного боя захватил их с минимальными потерями. Захват батарей обеспечил успешную высадку морского десанта в Лиинахамари, занятие этого района и овладение в ночь на 15 октября городом Петсамо.

Оборона Никеля была возложена на группу войск генерал-лейтенанта Э. Фогеля, состоявшую из частей и подразделений, отступивших от Луостари и перебазировавшихся из Финляндии. К 21 октября войска 14-й армии вышли на государственную границу СССР, а 22 октября частями 127-го корпуса и 31-го корпуса под командованием генерал-майора М. А. Абсалямова были освобождены посёлок Никель и район никелевых разработок.

22 октября 131-й корпус начал бой за город Тарнет. Одновременно морская пехота при артиллерийской поддержке флота очищала побережье.

Кораблями Северного флота были высажены ещё три тактических десанта на южном побережье Варангер-фьорда: 18 октября — десант в заливах Суолавуоно и Аресвуоно, 23 октября — в Кобхольм-фьорде, 25 октября — в Холменгро-фьорде. Все три десанта были осуществлены успешно и сыграли положительную роль в ходе советского наступления.

27 октября 31-й корпус вступил в Наутси с востока, а 127-й легкострелковый корпус — с севера.

Отходя к Киркенесу, противник во все больших масштабах применял различные заграждения и производил всевозможные разрушения на дорогах. Путь на Киркенес был заминирован, а подвесной мост через фьорд взорван.

Яр-фьорд был форсирован на амфибиях и рыбачьих лодках. Большую помощь оказали бойцам норвежские патриоты, вышедшие в море на двух мотоботах. Они спасали экипажи подбитых амфибий и, несмотря на обстрел, переправляли их на другой берег. Когда затем при форсировании Эльвенес-фьорда пришлось начинать все сначала и 14-я дивизия наводила десантную переправу на плотах, местные жители снова оказали поддержку советской армии. Так же поступали в Бек-фьорде.

В 9 часов утра 25 октября передовые части Красной Армии вошли в норвежский город Киркенес.

Память

Разведчиков Северного флота, погибших при взятии порта Лиинахамари, похоронили на самой высокой точке мыса Крестовый. В братской могиле находятся останки 20 человек. У подножия памятника, который виден издалека, находится табличка, на которой все погибшие перечислены поимённо.

В Киркенесе стоит памятник освободителям — фигура советского бойца с ППШ-41 в руках. Это каменное изваяние создано норвежским скульптором С. Фредриксеном. На памятнике имеется надпись: «Отважным советским солдатам в память об освобождении города Киркенеса в 1944 году».

Президиумом Верховного Совета СССР учреждена медаль «За оборону Советского Заполярья». В бронзе медали запечатлён советский солдат в полушубке, шапке-ушанке и с автоматом в руках. Он изображён на фоне боевых кораблей, самолетов и танков.

Почётные наименования соединений и частей

За успешные действия по разгрому немецко-фашистских войск на территории Заполярья приказами Верховного Главнокомандующего отличившимся соединениям и частям были присвоены почётные наименования «Печенгские» (31 октября 1944 года) и «Киркенесские» (14 ноября 1944 года).

Печенгские

10-я гвардейская стрелковая дивизия 14-я стрелковая дивизия 45-я стрелковая дивизия 368-я стрелковая дивизия 3-я отдельная морская стрелковая бригада 12-я бригада морской пехоты 69-я отдельная морская стрелковая бригада 70-я отдельная морская стрелковая бригада 284-й отдельный моторизованный батальон особого назначения 89-й отдельный танковый полк 104-й пушечный артиллерийский полк ВМФ 471-й армейский пушечный артиллерийский полк 901-й горно-артиллерийский полк 989-й гаубичный артиллерийский полк 1066-й корпусной артиллерийский полк 1236-й армейский пушечный артиллерийский полк 1942-й корпусной артиллерийский полк

113-й отдельный артиллерийский дивизион ВМФ 41-й гвардейский миномётный полк 172-й армейский миномётный полк 275-й армейский миномётный полк 297-й армейский миномётный полк 535-й армейский миномётный полк 40-я зенитная артиллерийская дивизия 156-й армейский зенитный артиллерийский полк 487-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион 1-я отдельная моторизованная инженерная бригада 30-й отдельный моторизованный понтонно-мостовой батальон Бригада торпедных катеров 2-й гвардейский дивизион морских катеров-охотников 6-я истребительная авиационная дивизия ВВС ВМФ 122-я истребительная авиационная дивизия ПВО 2-й гвардейский истребительный авиационный полк ВВС ВМФ 46-й штурмовой авиационный полк ВВС ВМФ

Киркенесские

24-й гвардейский стрелковый полк (10-я сд) 28-й гвардейский стрелковый полк (10-я сд) 61-й стрелковый полк (45-я сд) 155-й стрелковый полк (14-я сд) 253-й стрелковый полк (45-я сд) 63-я морская стрелковая бригада Бригада больших охотников 51-й армейский пушечный артиллерийский полк

149-й корпусной артиллерийский полк 1411-й зенитный артиллерийский полк (40-я зенад) 5-я минно-торпедная авиационная дивизия ВМФ 9-й минно-торпедный авиационный полк ВМФ 20-й истребительный авиационный полк ВВС ВМФ 80-й ближнебомбардировочный авиационный полк 114-й гвардейский ближнебомбардировочный авиационный полк 118-й разведывательный авиационный полк ВВС ВМФ

См. также

• Лапландская война
• Норвегия во Второй мировой войне

Литература

• Петсамо-Киркенесская операция // [archive.is/NCQLc Великая Отечественная война 1941—1945. Энциклопедия] / под ред. М. М. Козлова. — М.: Советская энциклопедия, 1985. — С. 557—558. — 500 000 экз.
• [militera.lib.ru/memo/russian/meretskov/30.html Мерецков Кирилл Афанасьевич «На службе народу»]
• А. А. Гортер, В. Т. Гортер, М. Н. Супрун. Освобождение Восточного Финнмарка, 1944—1945 гг. — илл. — Архангельск-Вадсе: «Архангельск Помор», 2005. — 312 с. — ISBN 5-7536-0146-4.
• История ордена Ленина Ленинградского военного округа. — М.: Воениздат, 1974. — 613 с.

Ссылки

• [www.vkpb.ru/gpw/petsamo.shtml Петсамо-Киркенесская операция.](недоступная ссылка — история, копия)
• [www.vor.ru/60/europe/eur_007.html Петсамо-Киркенесская операция.](недоступная ссылка — история, копия)
• [www.diament.ru/archive/petsamo.html Фотоархив. Петсамо-Киркенесская операция] Роберт Диамент.

Отрывок, характеризующий Петсамо-Киркенесская операция

– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.