Петтерссон, Аллан

Аллан Петтерссон (швед. Gustav Allan Pettersson; 19 сентября 1911, замок Гнанхаммар, лен Уппсала — 20 июня 1980, Стокгольм) — шведский композитор, крупнейшая фигура скандинавской музыки XX века, один из ведущих симфонистов столетия.

Биография

Родился в семье рабочего. Был младшим из четырёх сыновей. Детство Петтерссона прошло на окраине Стокгольма. Отец, работавший кузнецом, сильно пил, и семья жила в крайней бедности. Аллан Петтерссон учился в Королевской консерватории в Стокгольме по классу альта и скрипки (1930—1939), брал частные уроки композиции у Отто Ульссона и Карла Биргера Блумдаля. Выступал как альтист и тогда же начал писать музыку («Две элегии для скрипки и фортепиано», 1934). В 1939—1940 гг. совершенствовал своё мастерство альтиста в Париже у Мориса Вьё, в 1951—1953 гг. там же обучался композиции у Р. Лейбовица и А. Онеггера. По возвращении на родину в 1953 г. был госпитализирован с тяжелым полиартритом. Постоянно болел, в 1970 провел 9 месяцев в больнице. Вся его остальная жизнь, проведенная наедине с женой и почти без движения, прошла в борьбе с болезнью и напряженном, неистовом творчестве. Умер от рака.

Творчество

Петтерссону принадлежат 17 симфоний (первая и последняя не завершены), струнный квартет (1949), кантата «Vox Humana» на тексты поэтов Латинской Америки (1974), семь сонат для двух скрипок, концерты для скрипки и альта с оркестром, три балета, вокальные сочинения («Босоногие песни» на собственные тексты, 1943—1945). Его тональная музыка глубоко драматична, зачастую мучительна, её иногда сопоставляют с музыкой Г. Уствольской.

Признание и наследие

Международную известность Петтерссону принесло исполнение его Седьмой симфонии Стокгольмским филармоническим оркестром под управлением А.Дорати (1968). Однако его сочинения по-прежнему редко исполняются и не часто записываются. Активным пропагандистом музыки Петтерссона был Серджиу Комиссиона, которому композитор посвятил свою 9-ю симфонию.

С 1986 Обществом Петтерссона издается ежегодник, посвященный его наследию.

Литература

• Aare L. Allan Pettersson. Stockholm: Norstedt, 1978
• Allan Pettersson (1911—1980): Texte, Materialien, Analysen/ Michael Kube (Hrsg). Hamburg: Von Bockel Verlag, 1994
• Musik von Allan Pettersson//Mechthild Nicolin, Hrsg. Wuppertal: Sekretariat für Gemeinsame Kulturarbeit in Nordrhein-Westfalen, 1995
• Barkefors L. Allan Pettersson: det brinner en sol inom oss: en tonsättares liv och verk. Stockholm: Sveriges Radios förlag, 1999

Ссылки

• [www.iapg.de Сайт международного общества Петтерссона]
• musicinwords.free.fr/apvie.htm
• www.classical.net/music/comp.lst/acc/pettersson.html
• homepages.uc.edu/~cauthep/allan.html

Отрывок, характеризующий Петтерссон, Аллан

– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.