Петтерссон, Кристер
| Кристер Петтерссон | |
| швед. Christer Pettersson | |
 Граффити с портретом Кристера Петтерссона | |
| Имя при рождении: |
Карл Густав Кристер Петтерссон |
|---|---|
| Прозвище |
Штык |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: |
29 сентября 2004 (57 лет) |
| Место смерти: | |
| Причина смерти: |
Внутримозговое кровоизлияние вследствие травмы головы |
| Работа: |
актёр |
| Преступления | |
| Преступления: |
оборот наркотиков и убийства |
| Период совершения: |
1970-е — 1980-е |
| Мотив: |
месть за друга Ларса Тингстрёма |
| Дата ареста: | |
| Обвинялся в: | |
| Наказание: |
приговорён к пожизненному лишению свободы, позднее оправдан |
| Статус: |
мёртв |
Карл Густав Кристер Петтерссон (швед. Carl Gustaf Christer Pettersson; 23 апреля 1947, Сольна, Стокгольм — 29 сентября 2004, там же) — шведский преступник и наркоман, главный подозреваемый в деле об убийстве Улофа Пальме, премьер-министра Швеции. Был осуждён пожизненно в 1988 году, однако в 1989 году после кассационной жалобы был полностью оправдан.
Содержание
Биография
Ранние годы
Родители: Рональд Петтерссон (1916—1977) и Инга Мария Ханссон (1918—1973), представители среднего класса. Детство Кристер провёл в пригороде Стокгольма Сольне, позднее переехал в Соллентуну. В молодости посещал театральную школу Калле Флюгаре и играл в постановках, учителями считался как подающий надежды актёр[1]. Однако он получил серьёзную травму головы, от которой так и не восстановился, и вскоре его исключили из школы[1] по причине того, что он начал активно употреблять алкоголь и наркотики.
22 декабря 1970 Петтерссон совершил своё первое преступление: покупая рождественские подарки, он подрался в магазине с неким человеком и заколол его штыком[2][3], за что получил прозвище «Штык» от прессы[4]. В 1974 году его осудили за умышленное убийство, и Петтерсон свалил вину в этом на Улофа Пальме, который якобы не обеспечил ему право на защиту в суде и отказал в просьбе о пересмотре дела или помиловании.
Убийство Улофа Пальме
Осуждение
В тюрьме Петтерссон познакомился с Ларсом Тингстрёмом по кличке «Подрывник», печально известным шведским террористом и организатором серии взрывов в Стокгольме. Кристер стал фактическим телохранителем Тингстрёма. Оба питали особую ненависть к Улофу Пальме, который, по их словам, не предоставил им все права для защиты в суде. Между ними был заключён уговор: в случае, если Тингстрём снова угодит в тюрьму, Петтерссон обязан будет отомстить шведским внутренним органам так, чтобы об этом узнала вся страна. Когда Ларс попал в тюрьму, Кристер принял решение исполнить свою часть уговора и устранить Улофа Пальме.
28 февраля 1986 премьер-министр Улоф Пальме был застрелен в Стокгольме, когда возвращался с женой Лисбет из кинотеатра. Неизвестный выстрелил из револьвера Smith & Wesson Model 28 и смертельно ранил Улофа, а его жена Лисбет получила несколько ранений и осталась жива. Револьвер удалось обнаружить только в 2007 году. По подозрению задержали нескольких человек, в том числе праворадикального экстремиста Виктора Гуннарссона, однако все они оказались непричастны. За информацию о преступнике была объявлена награда в 50 миллионов шведских крон. Вскоре под арест попал и Кристер Петтерссон. Лисбет Пальме опознала его как убийцу, и в 1988 году Петтерсона арестовали. 14 декабря 1988 его приговорили к пожизненному лишению свободы, но адвокаты подали апелляцию на решение суда. Позиция защиты строилась на том, что многие видели Петтерссона на месте совершения преступления, но ни у кого не было доказательств того, что он убил Улофа Пальме, поскольку на месте преступления не было найдено оружие.
Оправдание
Уголовный суд округа Свеа рассмотрел апелляцию на приговор. Лисбет Пальме уверяла, что «алкоголик Петтерссон» был тем самым убийцей и у него были все возможности для нападения на её мужа. По её свидетельствам, убийца был в белых туфлях, в то время как полицейские, патрулировавшие местность, носили исключительно чёрные туфли. Кристер Петтерссон уверял, что видел чету Пальме, но ни в кого не стрелял, а затем в чужой квартире обнаружил пистолет, хотя пытался там раздобыть наркотики. Суд заявил, что вероятность местонахождения Петтерссона в ту ночь на месте преступления была, однако этого катастрофически не хватало для признания Кристера виновным. Показаний Лисбет Пальме оказалось недостаточно, и в ходе рассмотрения дела комиссия из пяти судей после тайного голосования вынесла решение оправдать Петтерссона (3 голоса «за» и 2 голоса «против»).
2 мая 1990 был рассмотрен иск Кристера Петтерссона против шведской полиции с требованием компенсации в два миллиона шведских крон за причинённый моральный вред. Генеральный прокурор Ганс Штарк в итоге договорился о выплате 300 тысяч шведских крон (по тем меркам это составляло около 50 тысяч долларов США). Оправданный Кристер большую часть денег по привычке потратил на алкоголь и наркотики, однако набрал популярность в стране благодаря участиям в телепередачах и интервью в газетах. Телеканал TV3 показал несколько передач, в которых Кристер то сознавался в совершении преступления (его, однако, не воспринимали всерьёз), то отрицал свою причастность и выражал полную поддержку Социал-демократической партии Швеции и Улофу Пальме. Незадолго до смерти Кристер рассказал правду своему другу Герту Фюлькингу и сознался в убийстве Пальме[5].
Попытки пересмотра дела
В 1997 году генеральный прокурор Клас Бергенстранд потребовал возобновить рассмотрение уголовного дела против Кристера Петтерссона, поскольку он установил факт переписки Петтерссона с Тингстрёмом. Как сообщал Бергенстранд, Ларс Тингстрём оставил своеобразное «завещание» и незадолго до смерти в тюрьме рассказал историю своей жизни адвокату Пелле Свенссону, в том числе и задумку по убийству Улофа Пальме. Освободившийся в 1990 году Тингстрём вынудил Свенссона молчать в течение десяти лет, желая предоставить Петтерссону шанс на исправление и покаяние. В 1993 году его не стало, и вскоре Свенссон вынужден был прервать молчание и изложить свои наблюдения лично прокурору. Свенссон, уверенный в своей правоте, решительно призывал прокурора Бергенстранда не подключать к расследованию Интерпол: версии о причастности зарубежных лиц (спецслужб США, ЮАР или Югославии) к убийству Пальме считались Свенссоном выдуманными из воздуха.
По показаниям Ларса Тингстрёма, у Кристера был тот самый револьвер, из которого был застрелен Пальме. Револьвер был украден у наркоторговца Сигге Седергрена, с которым Петтерссон был не в ладах и которому якобы не заплатил деньги за выкупленную партию наркотиков. Уже после смерти Пальме Ларс проговорился адвокату Свенссону и сказал, что Кристер неправильно понял его план мести и должен был сначала убить короля Швеции Карла XVI, а Пальме необходимо было убить вслед за ним. В 2005 году, уже спустя девять лет после кончины Седергрена, была опубликована книга Hinsehäxan, в которой Сигге уверял, что был завербован шведской полицией и за вознаграждение лично готов был убить Петтерсона, который не заплатил ему за выкупленную партию наркотиков.
Однако Верховный суд отказал Бергенстранду в возобновлении расследования уголовного дела. По законам Швеции, дело могло быть пересмотрено только в течение года после его закрытия, равно как и новые показания могли приниматься только не позже чем через год после совершения преступления. Шведский суд не принял во внимание слова Седергрена и подтвердил: показания, принятые позже оговорённого срока, не могут служить основанием для пересмотра дела[6]. Более того, использование интервью Ларса Тингстрёма противоречило Европейской конвенции о правах человека, а проверить показания Седергрена и Тингстрёма нельзя было, поскольку Ларс умер в 1993 году, а Сигге в 1996.
Поиски оружия оканчивались безрезультатно, но в 2007 году водолазы сумели извлечь со дна озера револьвер с несколькими пулями: по химическому составу они абсолютно были идентичны тем, которыми были убит Пальме. Интерес к делу подогрелся после того, как газета «Aftonbladet» опубликовала письма Петтерссона своей любовнице: тот подтвердил, что мстил шведскому премьеру за брошенного в тюрьму друга Тингстрёма, а поводом стали «проблемы с налогами». В 2010 году был отменён срок давности за особо тяжкие преступления, однако убийство Пальме до сих пор остаётся нераскрытым[7].
Смерть
15 сентября 2004 Кристер Петтерссон ввязался в драку с полицейскими и после перестрелки был ранен в руку. Его отправили в Королевский госпиталь в Соллентуне, где врачи обнаружили у него перелом левой плечевой кости. Кристера отпустили, наложив перевязку, а затем отправили в Госпиталь имени Святого Георгия. Журналисты телеканала TV4 попытались выяснить, что произошло, однако их не пустили на порог больницы. 16 сентября на следующий день Кристера выписали, однако на выходе из травмпункта он упал и ударился головой об асфальт. Его срочно отправили в реанимацию: хирурги обнаружили, что у него перелом основания черепа и кровоизлияние в мозг. Петтерссон находился в полусудорожном состоянии: возможной причиной падения стал эпилептический припадок. Врачи решили срочно его прооперировать, остановив утечку мозговой жидкости: операция состоялась в Королевском госпитале. Однако, несмотря на операцию, 29 сентября 2004 в 12:55 Кристер Петтерссон, не приходя в сознание, скончался.
Прощание с Петтерссоном состоялось 20 января 2005 в церкви в Соллентуне, как он желал при жизни: именно этот район был его родным. Похоронен Кристер был на кладбище в Сольне[8]. Йоран Перссон, премьер-министр Швеции, назвал случившееся «концом трагической жизни»[3][9].
Сыновья Улофа Пальме, Йоханн и Мортен, безуспешно добивались при жизни возобновления уголовного дела в отношении Петтерссона. Однако незадолго до госпитализации Кристер срочно связался с Мортеном Пальме и попросил его приехать как можно скорее в госпиталь, желая что-то объяснить. Мортен заявил, что готов встретиться с Петтерссоном, если тот желает сознаться в убийстве. Однако что на самом деле собирался сказать Кристер, осталось загадкой: Мортен прибыл в госпиталь, когда Петтерссон был уже мёртв.
После смерти
В памяти жителей Швеции Петтерссон представляется чаще положительным героем, поскольку его причастность к убийству до сих пор документально не подтверждена, а версии о том, что Петтерссона кто-то решил подставить и свалить на него вину в убийстве Пальме, до сих пор популярны среди простых граждан. В феврале 2006 года Шведское телевидение выпустило документальный фильм об убийстве Улофа Пальме, в котором утверждалось, что Петтерссон не планировал убивать Улофа Пальме, а хотел прикончить Сигге Седергрена, которого яростно ненавидел. Седергрен, по версии фильма, был одет точно так же, как Пальме, и прогуливался часто в районе около кинотеатра. В пользу этой версии говорит также то, что район убийства Пальме полиция часто патрулировала в поисках наркодилеров и их притонов, однако по неизвестным причинам за 45 минут до убийства слежку было приказано приостановить[10]. Фильм подвергся критике со стороны двух журналистов, чьё письмо с протестами было опубликовано 28 февраля 2006 в газете «Dagens Nyheter»: оба журналиста были возмущены передёргиванием фактов[11].
Напишите отзыв о статье "Петтерссон, Кристер"
Примечания
- ↑ 1 2 [web.archive.org/web/20100811193642/www.bjure.se/juli08.html Christer Pettersson var i sin ungdom en lovande skådespelare] (швед.)
- ↑ [wwwc.aftonbladet.se/nyheter/9911/11/pettersson.html ”Det kan ha varit jag”] (швед.)
- ↑ 1 2 [www.dn.se/nyheter/sverige/goran-persson-ett-tragiskt-liv-har-kommit-till-sin-ande-1.311364 Göran Persson: Ett tragiskt liv har kommit till sin ände] (швед.)
- ↑ [svt.se/2.48530/1.545170/christer_pettersson_-_domd_och_friad Christer Pettersson - dömd och friad] (швед.)
- ↑ [www.aftonbladet.se/nyheter/article10235192.ab Pettersson ”erkänner” Palmemordet] (швед.)
- ↑ [lagen.nu/1942:740#K58P3 Rättegångsbalk (1942:740)] (швед.)
- ↑ [www.dn.se/nyheter/sverige/ingen-preskription-for-palmemordet Ingen preskription för Palmemordet] (швед.)
- ↑ [www.dn.se/nyheter/sverige/christer-pettersson-begravd-1.348065 Christer Pettersson begravd] (швед.)
- ↑ [www.aftonbladet.se/vss/nyheter/story/0,2789,540041,00.html Christer Pettersson avled på onsdagen] (швед.)
- ↑ [www.aftonbladet.se/vss/nyheter/story/0,2789,784450,00.html The tabloid paper Aftonbladet reporting on the documentary (Swedish)]
- ↑ [www.dn.se/DNet/jsp/polopoly.jsp?d=572&a=525028&previousRenderType=2 Dagens Nyheter debunking the documentary (Swedish)]
Литература
- John Douglas-Gray in his thriller 'The Novak Legacy' ISBN 978-0-7552-1321-4
- Hederberg, Hans (2010). Offret och gärningsmannen. Atlantis. ISBN 9173533777
Ссылки
- [www.signonsandiego.com/uniontrib/20041018/news_1m18petters.html Cleared of killing Sweden's prime minister; 57] (англ.)
- [www.newsru.com/background/06feb2007/olofpalme.html Кто убил премьера] (рус.)
Отрывок, характеризующий Петтерссон, Кристер
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.
– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!
В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.
Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
