Печерин, Владимир Сергеевич

Владимир Сергеевич Печерин
о. Владимир Печерин
Место рождения:	Киевская губерния Российская империя ныне Броварский район, Киевская область, Украина

Влади́мир Серге́евич Пече́рин (27 июня 1807, с. Дымерка (ныне — Великая Дымерка), Киевская губерния, Российская империя — 29 апреля 1885, Дублин, Ирландия) — поэт, мемуарист, религиозный мыслитель, профессор Московского университета, монах из католического монашеского ордена редемптористов, западник, один из первых русских диссидентов и невозвращенцев.

Биография

Владимир Сергеевич Печерин родился 27 июня (15 июня по старому стилю) 1807 года в дворянской семье. В 1831 году он окончил филологический факультет Петербургского университета. Специализируясь по древним языкам и классической филологии, Печерин в 1833 году отправился для стажировки в Берлинский университет. В Берлине он пробыл до 1835 года. Вернувшись в Россию, стал преподавать философию и греческую филологию в Московском университете. Из-за своих радикальных прозападных взглядов он решил покинуть Россию. В 1836 году Владимир Сергеевич Печерин выехал за границу, где сошелся с кружками сен-симонистов и коммунистов, но затем, познакомившись с католическими монахами, в 1840 году принял католицизм, после чего вступил в монашеский орден редемптористов и в том же году был рукоположен в священника. В 1844-1854 годах жил в Англии, в 1854 переехал в Ирландию. В 1848 году он был лишён российского гражданства, всех прав и состояния. Монашеское начальство направило его в Дублин, где он с 1861 года служил капелланом одной из местных больниц. В Ирландии Владимир Сергеевич Печерин стал одним из организаторов ирландского отделения редемптористов и стал известен как борец за права ирландских католиков.

Владимир Сергеевич Печерин умер 29 апреля (17 апреля по старому стилю) 1885 года в Дублине, Ирландия.

Деятельность

Свои философские взгляды Владимир Сергеевич Печерин отразил в воспоминаниях и письмах, которые были изданы сборником под названием «Замогильные записки». В своих сочинениях Печерин представлял Россию как «Некрополис» — город мёртвых, который не имеет никаких перспектив для своего развития.

Своими взглядами, творчеством, философским учением и принятием католицизма Владимир Сергеевич Печерин в истории русской литературы представлен как символ радикального разрыва с национальной традицией.

Переписывался с А. И. Герценом и Н. П. Огарёвым. Его ранняя драматическая поэма «Торжество смерти» включена ими в сборник «Русская потаённая литература XIX столетия» (Лондон, 1861). О своей встрече с Печериным Герцен рассказал в мемуарной книге «Былое и думы». Герцен сделал его прототипом героя своей незаконченной повести «Долг прежде всего».

Испытав влияние христианского социализма, Владимир Сергеевич Печерин столкнулся с противодействием своего монашеского начальства, которое не поддерживало его философские взгляды, что вынудило его в 1862 году покинуть монашеский орден.

Сочинения

• Печерин В.С. Замогильные записки /под ред., с введением и примеч.Л.Б.Каменева. Подготовил М.О.Гершензон. - М.: Кооперативное издательство "Мир", 1932.
• Печерин В. С. Замогильные записки// Русское общество 30-х годов XIX в. Люди и идеи: Мемуары современников. — М., изд. МГУ, 1989.
• [az.lib.ru/p/pecherin_w_s/text_0020.shtml Печерин В. С. Оправдание моей веры. Памятные записки// Наше наследие. — 1989. — № 1—3.]
• [www.memoirs.ru/rarhtml/Pece_RA70_7.htm Печерин В. С. Из записок В. С. Печерина. Эпизод из Петербургской жизни (1830—1833)// Русский архив, 1870. — Изд. 2-е. — М., 1871. — Стб. 1333—1342.]
• [www.memoirs.ru/rarhtml/Pece_RA70_11.htm Печерин В. С. Письмо В. С. Печерина к попечителю Московского университета графу С. Г. Строганову от 23 мая 1837 г.// Русский архив, 1870. — Изд. 2-е. — М., 1871. — Стб. 2129—2138.]
• Из переписки В. С. Печерина с Герценом и Огарёвым// Литературное наследство. Т. 62. — М., 1955.

Личная библиотека

В 1886 г. по завещанию В.С. Печерина его библиотека была передана в Московский университет, всего около 190 томов, среди которых издания греческих и римских классиков, русские издания 1860-1880-х гг.; европейская поэзия и литература, книги по философии, ценная коллекция книг по востоковедению на санскрите, древнееврейском, арабском, сирийском и других языках. На полях книг сохранились многочисленные пометы и записи владельца. В настоящий момент библиотека В.С. Печерина хранится в Отделе редких книг и рукописей Научной библиотеки МГУ имени М. В. Ломоносова.

Литература

• Герцен А. И. Былое и думы. Т. 2. — М.: Художественная литература, 1969. — С. 314—325, 515—516.
• Гершензон М. О. Жизнь В. С. Печерина. — М., 1910.
• Любжин А.И. Античные авторы в библиотеке В.С. Печерина // Индоевропейское языкознание и классическая филология-XVII (чтения памяти И. М. Тронского) Материалы Международной конференции, проходившей 24–26 июня 2013 г. / Отв. редактор Н.Н. Казанский. — СПб.: Наука, 2013. — [iling.spb.ru/comparativ/mater/tronsky2013/tronsky2013.pdf С. 559—570].
• Местергази Е. Г. В. С. Печерин как персонаж русской культуры. М.: Совпадение, 2013. — 304 с. ISBN 978-5-903060-69-6
• Первухина-Камышникова Н.М. В.С. Печерин: Эмигрант на все времена. — М.: Языки славянской культуры, 2006. — 360 с., ил. ISBN 5-9551-0118-7.
• Штрайх С. Я. В. С. Печерин за границей в 1833—1835 гг.// Русское прошлое: Исторический сборник. — Пг., 1923.

Ссылки

• [slovari.yandex.ru/dict/krugosvet/article/b/b8/1007758.htm Владимир Сергеевич Печерин](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2872 дня))
• [www.rulex.ru/01160328.htm Печерин Владимир Сергеевич]

Отрывок, характеризующий Печерин, Владимир Сергеевич

– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…