Печоро-Илычский заповедник

</tt>

</tt>

</tt>

Печоро-Илычский заповедник
Категория МСОП — Ia (Строгий природный резерват)
62°34′30″ с. ш. 58°15′30″ в. д.62.57500° с. ш. 58.25833° в. д. / 62.57500; 58.25833
Расположение	Республика Коми Республика Коми
Страна	Россия Россия
Ближайший город	Троицко-Печорск (пгт)
Площадь	721 322 га
Дата основания	1930 год
Управляющая организация	ФГБУ "Печоро-Илычский государственный заповедник"
Сайт	[pechora-reserve.ru/ -reserve.ru]
Печоро-Илычский заповедник
Печоро-Илычский заповедник

Печо́ро-И́лычский госуда́рственный биосфе́рный запове́дник — заповедник на Северном Урале, один из известнейших в Российской Федерации.

Заповедник создан в 1930 году в Коми АССР, в западных предгорьях Урала, для сохранения природного комплекса северо-востока европейской части СССР, в основном, условий обитания соболя. Расположен в Республике Коми на западном склоне Уральских гор. С востока заповедник ограничен хребтом Поясовый камень, с юга, севера и запада реками Печорой и Илычом. На севере заповедник граничит с национальным парком «Югыд Ва».

На территории заповедника расположены хребет Маньпупунёр и останцы на горе Маньпупунёр, а также девственные леса, являющиеся объектами всемирного природного наследия.

История заповедника

Организация целого ряда крупных отечественных заповедников имела целью охрану ценных пушных зверей, прежде всего соболя, основного источника ценной и отправлявшейся на экспорт пушнины. Резкое оскудение его запасов в начале XX века заставило прибегнуть к трёхлетнему запрету промысла, установленному с 1913 году, но запрет не соблюдался. Пришлось изыскивать действенные меры спасения соболя, связанные с охраной конкретных территорий. В числе первых были предложения по организации специальных соболиных заказников в западных предгорьях Северного Урала — единственном в Европе месте, где соболь ещё сохранился. Устройство заказников намечалось в Чердынском уезде (Белоусов, 1915) и в верховьях Печоры (Нат, 1922). Последний включал небольшой участок темнохвойных лесов междуречья Илыча и Печоры, находящийся ныне в центре основной территории заповедника. Инициатор заповедания — С. Г. Нат, будучи лесничим, а затем лесным ревизором Вологодской губернии, в период 1906 по 1913 г. неоднократно посещал этот край с целью обследования его лесов, вод и охотничьих промыслов, результаты которого опубликованы в двух его работах (1915; 1922).

Реализация предложения началась лишь в 1928 году, когда зоолог А. Ф. Чиркова представила Совету Всероссийского общества охраны природы материалы Ната и краткий проект научной экспедиции на Печору с целью их проверки и сбора дополнительных сведений, необходимых для организации резервата. Экспедиция была одобрена Государственным Комитетом по охране природы, руководителем её назначили Франца Францевича Шиллингера — известного деятеля отечественного заповедного дела.

В течение лета 1929 г. экспедиция обследовала район будущего заповедника, пройдя около 1500 километров на лодках и пешком. После её завершения Шиллингером (1929) был сделан следующий вывод: «Сохранение соболя в европейской части Союза, то есть в Коми- области, по убеждению экспедиции, обоснованному на детальном изучении данного вопроса на месте, возможно только в случае скорейшего учреждения большого национального парка в наиболее для этой цели подходящем месте. В противном случае с уверенностью можно предсказать, что соболь будет полностью истреблен также, как был истреблен бобр». Им предложен проект организации такого парка-заповедника на территории междуречья Верхней Печоры и Илыча, ограниченной с востока Уральским хребтом, а с севера илычским притоком Кожимъю. Проект получил поддержку многих крупных российских ученых, среди которых были С. А. Бутурлин, М. А. Мензбир, В. А. Варсанофьева, А. А. Чернов, Г. А. Кожевников и др. Вскоре было издано Постановление СНК РСФСР от 4 мая 1930 г., в котором Народному Комиссариату Просвещения поручалось в порядке осуществления пятилетнего плана организовать и оформить шесть новых заповедников, в том числе «Печорский заповедник» (Охрана Природы, № 4, 1930). В последующих официальных документах и публикациях до 1951 года он именуется как Печорско-Ылычский, позднее было принято современное название — Печоро-Илычский.

30 июля 1931 г. Постановлением СНК РСФСР № 826 «О границах заповедников общегосударственного значения» утверждены границы заповедника, предложенные экспедицией Шиллингера. Первоначальная территория резервата, в естественных границах Печоро-Илычского междуречья, имела площадь 1134,6 тыс. га. и в таком виде сохранялась в течение первых двух десятилетий существования заповедника. 14 мая 1932 г. принято Постановление СНК РСФСР № 510 «О включении Печорско-Ылычского заповедника в список научно-исследовательских учреждений РСФСР». 10 февраля 1935 г. Постановлением ВЦИК и СНК РСФСР Печорско-Ылычский заповедник утвержден как полный, имеющий общегосударственное значение.

В 1933 г. составлен первый организационный план будущего заповедника, включающий штатное расписание, смету расходов на строительство, приобретение оборудования и материалов. Функционирование заповедника началось с 1934 года, когда был частично заполнен штат и стала осуществляться охрана территории и первые научные исследования силами самого заповедника и Ботанического Института Академии наук. Укомплектовать штат лесного и научного отделов сотрудниками необходимых специальностей удалось лишь к 1937 г.

Управление заповедника первоначально находилось в селе Усть-Илыч, а в 1935 г. было переведено в пос. Якша, где оно находится по настоящее время.

В 1950 г., когда началась первая реорганизация отечественной заповедной системы, Печоро-Илычский, как и большинство других, был включен в список заповедников, подлежащих ликвидации. Его удалось сохранить только благодаря хлопотам и настойчивости ученых, в частности, профессора В. А. Варсанофьевой. Однако охраняемая площадь была сокращена более чем в десять раз - до 93 тыс. га (Постановление СМ СССР № 3192 от 29 августа 1951 г.). Из бывшей заповедной территории исключили весь горный ландшафтный район и почти всю равнинную часть. Заповедник стал существовать в виде двух участков. Один из них размером в 6 тыс. га располагался в окрестностях пос. Якша, второй вытянулся вдоль верховий Печоры с выходом на Илыч по долинам рек Большого Шежима и Шежимъю. В 1959 г. по инициативе научной общественности и ходатайству региональной власти, территория резервата была вновь увеличена (Распоряжение СМ РСФСР от 14 января 1959 г. № 164-Р). В границах, определенных указанным документом, заповедник находится до настоящего времени.

15 февраля 1985 г. на заседании Бюро МКС МАБ принято решение о придании Печоро-Илычскому заповеднику статуса биосферного резервата ЮНЕСКО. 15 декабря 1995 г. на заседании Бюро Комитета Всемирного Наследия принято решение о занесении в Список Всемирного Наследия ЮНЕСКО территории «Девственные леса Коми», включающей площади Печоро-Илычского заповедника и национального парка Югыд-ВА, а также их буферные и охранные зоны.

Флора и фауна

Характер территории заповедника сильно изменяется по мере движения с запада на восток. Припечорская низменность, занятая преимущественно сосновыми лесами и болотами, постепенно сменяется темнохвойными лесами увалистого предгорья, а затем — сплошными горными темнохвойными лесами (они достигают высоты 600 метров над уровнем моря), криволесьем, лугами и горной тундрой. Этот ландшафтный ряд замыкают гольцы Северного Урала.

Разнообразие типов леса, их чередование весьма велики, зависят от типов почв, рельефа, географического положения. В сосновых борах в верхнем ярусе имеется лиственница сибирская; иногда в них вкраплены острова кедра, которого ближе к Уральскому хребту становится всё больше. Много лиственных пород, в том числе и березняков, местами мощно развитых. На сфагновых болотах обычны клюква, голубика, морошка, на прибрежьях — чёрная и красная смородина, малина, шиповник. На пойменных лугах преобладают высокорослые сообщества из вейника, лисохвоста, таволги вязолистной и других влаголюбивых растений. Конспект флоры сосудистых растений насчитывает 659 видов из 228 родов и 87 семейств.

Животный мир типичен для северной тайги и представлен 49 видами млекопитающих, 230-ю видами птиц, одним видом пресмыкающихся (живородящая ящерица), четырьмя видами земноводных (сибирский углозуб, травяная лягушка), 17-ю видами рыб, одним видом круглоротых (сибирская минога). К числу фоновых относятся белка, заяц-беляк, бобр, бурый медведь, лесная куница, росомаха, выдра, горностай, ласка, лось, предпринимающий здесь большие сезонные миграции. Леса заповедника обильно заселены тетеревиными птицами — рябчиком, тетеревом, глухарём. Из водоплавающих гнездится незначительное число видов — гусь-гуменник, большой крохаль, свиязь, чирок-трескунок. В зимнее время можно встретить постоянных обитателей заповедника — клеста, кукшу, синиц, дятлов. Из особо ценных видов рыб надо отметить сёмгу, которая заходит в заповедные водоёмы на нерест, тайменя (по реке Илыч), хариуса.

Лосеферма

Печоро-Илычский заповедник известен первой в мире лосефермой, созданной для одомашнивания лосей. Эта идея была выдвинута в 1930-х годах профессором П. А. Мантейфелем.

Идея одомашнивания лося не нова. В различных районах Сибири были обнаружены многочисленные наскальные рисунки лосей, которых люди пасут, ведут в недоуздках и в поводу, ставят на привязь, используют в санных упряжках и для езды верхом, держат в загонах и т. д. Из чего можно предположить, что лосеводство практиковалось древними жителями Сибири ещё с каменного века. Остяки, в более позднее время, также использовали лосей для езды на санях, якуты – для верховой езды. В XVII веке в скандинавских странах лоси в санной упряжке использовались для перевозки курьеров.

В советское время лось привлёк внимание прежде всего как способное перевозить грузы по таёжной глухомани. С появлением снегоходов такая надобность отпала, но итоги многолетних научных исследований, проведённых на ферме, очень внушительны. Они дали ценные знания из области физиологии, экологии, поведения этого интереснейшего животного, позволили накопить опыт его содержания в полувольных условиях. По данным на конец 1980-х годов на ферме было несколько десятков лосей. Исследования по доместикации (одомашниванию) лося составляют одну из научных задач заповедника.

См. также

• Биосферный заповедник
• Медвежья пещера

Топографические карты

• Лист карты P-40-33,34 изба Верхняя. Масштаб: 1 : 100 000. Издание 1968 г.
• Лист карты P-40-69,70 Большая Шайтановка. Масштаб: 1 : 100 000. Издание 1968 г.
• Лист карты P-40-71,72 Печорский Заповедник. Масштаб: 1 : 100 000. Указать дату выпуска/состояния местности.

Ссылки

• [pechora-reserve.ru/ Официальный сайт Печоро-Илычского заповедника]
• [www.trpk.ru/ Троицко-Печорский район Республики Коми] (страницы о заповеднике и лосеферме)
• [www.trp.su/reserve/ Информационный сайт Троицко-Печорского района - Заповедник]
• [reserves.biodiversity.ru/pilych/index.html Печоро-Илычский государственный природный биосферный заповедник] (сайт «Центр охраны дикой природы»)
• [www.nhpfund.ru/nominations/komi.html Объект Всемирного наследия ЮНЕСКО «Девственные леса Коми»] на сайте [www.nhpfund.ru/ Фонда «Охрана природного наследия»]
• [www.lichenhouse.narod.ru/11/INDEX.HTM Печоро-Илычский заповедник] Страничка на [www.lichenhouse.narod.ru/ лихенологическом сайте Алексея Пчёлкина]
• [www.kondakoff.com/articles_desc.php?article_id=4 Описание похода к плато Маньпупунер (1998 год)]

Отрывок, характеризующий Печоро-Илычский заповедник

– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.