Пешаварская семёрка

«Пешава́рская семёрка» (официальное название — «Исламский союз моджахедов Афганистана», также «Альянс семи», «Союз 7») — военно-политический союз лидеров афганских моджахедов в период Афганской войны (1979—1989). Создан в 1982 году, штаб-квартира располагалась в г. Пешавар, Пакистан. Был представлен лидерами различных фундаменталистских исламских партий, преимущественно пуштунского большинства — представителей суннитского направления в исламе.

Использовался также, как инструмент привлечения финансовой и военной помощи от США, (в рамках программы операция «Циклон» ЦРУ), Саудовской Аравии, Пакистана, государств исламского мира и западной Европы.

«Союз 7», (Пешаварская семёрка), наряду с другим политическим альянсом исламских организаций «Шиитская восьмёрка», состоящим из восьми крупных партий «афганцев-шиитов», образован с целью схожих во многом целей и задач в период Афганской войны (1979-1989) по принципу конфессиональной принадлежности партий участников, к суннитской и шиитской ветви ислама.

«Исламский союз моджахедов Афганистана» — «Союз 7»

Аф­ган­ское об­ще­ст­во, исторически представляет собой большое количество различных социальных групп, отличающихся друг от друга этническими, конфессиональными и иными признаками, проживающих автономно, либо в тесном соседстве с другими группами. В 1981 г. различные афганские оппозиционные партии объединились в «Исламский союз моджахедов Афганистана» (ИСМА).

«Исламский союз моджахедов Афганистана» состоял из семи политических организаций:

В «Альянс 7» в числе семи исламских партий, вошли четыре фундаменталистские, провозгласившие своей главной целью создание в Афганистане исламского государства.

• «Исламская партия Афганистана» «ИПА». Её возглавлял Гульбеддин Хекматияр. Он пользовался особым расположением ЦРУ США, и получал до 40 % (процентов) всей американской помощи оппозиции.
• «Исламское общество Афганистана» «ИОА», (афг.«Джа­миа­т-и­-И­сл­ами»), возглавляемое Бурхануддином Раббани, бывшим профессором богословия Кабульского университета.
• «Исламский Союз освобождения Афганистана» — «ИСОА». Главой этой партии был Абдул Расул Сайяф, главным образом ориентировалась на Саудовскую Аравию большую часть помощи получал от неё.
• «Исламская партия Афганистана» — «ИПА» Ю.Халлеса, отколовшаяся от группировки Хекматьяра «ИПА» Юнуса Халеса
• «Движение Исламской революции Афганистана» — «ДИРА», лидер Саид Мансур. Также «ДИРА» с лидером Музином, позже, вышедшие из «ИСМА»
• «Движение Исламской революции Афганистана» — «ДИРА». Лидер этой группировки — Мухаммад Наби Мухаммади — религиозный деятель. Среди традиционалистских партий «ДИРА» было ближе всего к фундаменталистам.

«...Си­лы аф­ган­ских пов­стан­цев в 80-е годы бы­ли ра­зоб­ще­ны: эт­ни­че­ски, гео­гра­фи­че­ски, кон­фес­сио­наль­но. Мно­го­чис­лен­ные по­пыт­ки раз­лич­ных групп со­про­тив­ле­ния объ­е­ди­нить­ся в единую организованную силу не смог­ли уст­ра­нить раз­де­ле­ния их на две глав­ные груп­пи­ров­ки: ис­лам­ских фун­да­мен­та­ли­стов и уме­рен­ных на­цио­на­ли­стов...» — генерал армии Махмут Гареев «Моя последняя война».

Партии «семёрки» называемые — традиционалистскими, выступали за возвращение Афганистана к дореволюционным формам правления. Это были:

• «Национальный исламский фронт Афганистана» — «НИФА», во главе стоял Сайед Ахмад Гейлани, вооружёнными отрядами командовал Абдул Рахим Вардак. Наибольшим влиянием пользовался среди афганских беженцев на территории Пакистана
• «Национальный фронт спасения Афганистана» — «НФСА», партия, возглавляемая Себгатулла Моджаддеди, была немногочисленна. Находилась на монархистских позициях, выступала за возвращение в Афганистан бывшего короля Захир Шаха, также «НФСА» во главе с М.Миром

Ряд партий и группировок, имеющие противоречия с «Исламским Союзом моджахедов», формально сохранили к нему свою принадлежность и прежние названия своих партий, поскольку при заключении «Союза 7» и принятии хартии единства в 1981 г. они в присутствии авторитетных улемов, в том числе, и прибывших из Саудовской Аравии, принесли клятву на Коране на верность о единстве в рядах «альянса», со словами: «Тот, кто изменит Союзу, будет считаться врагом Ислама и Родины».

Партия «Исламская партия Афганистана»

Партия «Исламская партия Афганистана» «ИПА»:

«Исламская партия Афганистана» — «ИПА», партия фундаменталистского толка была создана Гульбеддином Хекматьяром на основе экстремистского крыла «Мусульманская молодежь» и своё организационное оформление получила на территории Пакистана.

Общая численность вооруженных отрядов «ИПА» на территории Афганистана составляла 52700 чел., из них активно действующих около 27 тыс. Численность формирований в Пакистане — 12 тыс. человек. Главари наиболее крупных формирований — Саид Мансур, Устад Фарид, Мохаммад Башир и др.. В программных документах «ИПА» подчеркивалось : деятельность данной организации является полностью военной, основные элементы строительства партии составляют повиновение и порядок. Среди различных организаций оппозиция «ИПА» являлась наиболее мощной, решительной и хорошо организованной.

Партия «ИПА» конечной целью своей деятельности ставила распространение во всем мире учения ислама и Аллаха. Предусматривала всю жизнь общества строить на основе Шариата (священного писания). Она обещала крестьянам ликвидацию незаконного землепользования, крупные ссуды на освоение земли, семена для посевов и др. Имела наибольшее влияние в Кабуле, Кабульской провинции и в юго-восточных районах расселения пуштунских племен и частично на северо-востоке страны. По национальному составу большинство составляли: пуштуны, таджики, узбеки, туркмены и др.

Группировки «ИПА» вели активные боевые действия против правительственных войск под Джелалабадом, Кабульской провинции, в районах Кундуза, Баглана, Кунара, Нуристана и Бадахшана. Одновременно Хекматьяр имел постоянные вооруженные стычки с отрядами Ахмад Шаха. Он не раз заключал соглашения с отрядами «ИОА» о совместных действиях, и также легко их нарушал, совершая внезапные нападения на них. Однажды в районе Кундуза было собрано совещание полевых командиров «ИПА» и «ИОА». При возвращении с совещания в места своего базирования «хекматьяровцы» устроили засаду и уничтожили нескольких командиров Ахмад Шаха.

Лидер «ИПА» Гульбеддин Хекматияр

Гульбеддин Хекматияр, лидер «Исламской партии Афганистана»:

Пуштун племени Хароти (союз племён Гильзаи), родился в уезде Имам-Сахиб провинция провинции Кундуз. После окончания сельской школы учился в военном лицее в Кабуле, затем на инженерном факультете Кабульского университета. В начале своей деятельности отличался крайне реакционными взглядами и экстремизмом в действиях, активно участвовал в ряде вооруженных выступлений против правительства Дауда, в убийствах и других террористических актах против демократически настроенной молодежи.

В 1974 г. бежал в Пакистан, где с другими сподвижниками вошёл в контакт со спецслужбами этой страны, которые финансировали и поддерживали выступления против афганского правительства. Там началось его соперничество с Бурхануддином Раббани, который впервые выступил против вооруженной авантюры Хекматьяра.

Отличался исключительной целеустремленностью, упорством и фанатизмом в борьбе, изощренной хитростью, коварством и жестокостью, как по отношению к противникам, так и своим подчиненным. В его вооруженных формированиях многое держалось на страхе и примитивной политической демагогии. Хекматьяр выделялся среди других лидеров оппозиции наибольшей непримиримостью и ненавистью к Советскому Союзу и Кабульскому режиму, основанному на идеях апрельской революции, поэтому США, Пакистан и некоторые арабские страны больше всего оказывали финансовую и военную помощь Исламской партии Афганистана.

Одной из отличительных сторон военной деятельности Г.Хекматьяра было умение наладить хорошую агентурную разведку, что позволяло ему неплохо знать, что делается в стане других оппозиционеров и правительственных войск. Он избегал боев в полевых условиях и вообще длительных, напряженных боевых действий с крупными силами противника. Основную ставку делал на подрывные действия, на подкуп и перетягивание на свою сторону отдельных подразделений правительственных войск, на внезапные нападения с предварительным проникновением в среду и тылы противника. Он имел немало своих людей в рядах афганской армии и в государственных структурах в Кабуле. И в целом, с этой стороны он представлял наибольшую опасность.

Партия «Исламское общество Афганистана»

Партия «Исламское общество Афганистана» «ИОА»

«Исламское общество Афганистана» — одно их фундаменталистских исламских организаций, основанное профессором теологии Бурхануддином Раббани на базе Союза «Мусульманская молодежь». Оно являлось второй по численности и организованности организаций оппозиции после ИПА. Общая численность вооруженных отрядов на территории Афганистана — 48200 чел., из них активно действующих — 25300 чел., на территории Пакистана — 11000 чел. Главари наиболее крупных формирований Ахмад Шах Масуд, Туран Исмаил-хан, Абдул Басир. Программа и устав «ИОА» мало отличаются от соответствующих документов «ИПА». В «ИОА» и его вооруженных формированиях больше внимания уделялось объединению людей на основе религиозного влияния.

Основные районы действий «ИОА» вооруженных формирований «ИОА» являлись северные уезды провинции: Кабул, провинции: Панджшер, Бадахшан, Баглан, Тахар, Кундуз, Саманган, Балх, Джаузджан, Фарьяб, Бадгис, Герат.

Национальный состав «ИОА» большей частью состоял из народов, населявших данные районы — таджики, узбеки, туркмены, а также пуштуны. Социальную базу составляли представители средних слоев: мелкие чиновники, бывшие военнослужащие, учителя, студенты, религиозные деятели, крестьянство. По сравнению с Г.Хекматьяром, Б.Раббани отличался большей образованностью, взвешенностью своих действий, был более прагматичным и гибким, склонным к компромиссу с исламскими «традиционалистическими» кругами и другими оппозиционными организациями.

«ИОА» больше уделяло внимания созданию в контролируемых районах органов гражданской власти — амиратов. Вооруженные формирования объединялись во фронты, состоявшие из нескольких отрядов. В отличие от Г.Хекматьяра, который часто бывал на территории Афганистана и лично руководил наиболее крупными вооруженными акциями, Б.Раббани почти постоянно находился на территории Пакистана. Главное внимание он уделял общему политическому руководству, организации идеологического влияния и добыванию финансовых средств и оружия. Его командующие фронтами и полевые командиры на местах обладали относительной самостоятельностью в деле социально-политического устройства и ведения военных действий.

Лидер «ИОА» Бурхануддин Раббани

Бурхануддин Раббани, лидер партии «ИОА»

Таджик, родился в 1948 году в г.Файзабад (центр провинции Бадахшан). Окончил теологический лицей и теологический факультет Кабульского университета. Затем, продолжал образование в Каирском университете «Аль-Азхар», где попал под влияние организации «Братья-мусульмане». После возвращения в Афганистан он занимался преподавательской и общественной деятельностью, направляя основные усилия борьбе против «проникновения в страну коммунизма».

Бурхануддин Раббани и его организация поддерживала наиболее тесные связи с арабскими мусульманскими деятелями Египта, Саудовской Аравии и в основном оттуда получали помощь. В отличие от «ИПА», «ИОА» широко привлекало на свою сторону не только суннитов, но и шиитов. Поэтому «ИОА» пользовалась поддержкой и иранских властей.

Полевой командир «ИОА» — Ахмад Шах Масуд

Ахмад Шах Масуд, полевой командир «ИОА»

Особое место среди них занимал Ахмад Шах Масуд — крупный полевой командир афганских моджахедов партии «Исламского общества Афганистана», действовавший в северо-восточных и центральных провинциях страны: Парван, Каписа, Панджшер, Тахар, Бадахшан, Баглан, Кундуз, Балх, Саманган, Сари-Пуль и др., с опорной базой в «Панджшерском ущелье».

Таджик, родился в 1954 г. в уезде Панджшер провинции Парван в семье кадрового военного, дослужившегося до звания «полковник». После окончания Кабульского лицея учился на инженерном факультете Кабульского университета. Во время учебы сошелся с организацией «Братья-мусульмане». За антиправительственную деятельность был исключен из университета, перебрался в долину «Панджшер» и организовал там вооруженную группу, которая совершала дерзкие нападения на государственные учреждения. После разгрома группы и ряда неудач, перебрался в Пакистан, где после ссоры с Г.Хекматьяром выехал в Египет. Предполагалось, что около двух лет он воевал в составе отрядов «Организации освобождения Палестины».

В 1978 г. вернулся в Пакистан, где встретился с Бурхануддином Раббани, вступил в ряды «ИОА», и во главе одного из вооруженных отрядов был направлен для борьбы против революционного кабульского режима, а позже и Советских войск, сделавший его одним из видных и известных лидеров вооруженной афганской оппозиции. Обладал незаурядным умом и хорошими организаторскими качествами. Советские спецслужбы охотились за ним, постоянно устраивая на него облавы и покушения, но каждый раз ему удавалось скрыться. С годами, авторитет Ахмад Шаха возрастал, это выделяло его от других военных руководителей.

Ахмад Шах не превращал военные действия в самоцель и строго подчинял их намеченным военно-политическим целям. С дальним предвидением он создавал социально-политические предпосылки для решения военных задач. На корню пресекал всяческие бесчинства и мародёрства в отношении местного населения и строго за это наказывал.

В подконтрольных ему районах строились и восстанавливались мечети, школы, медицинские пункты, дома для жителей, лишившихся крова, строились дороги, оказывалась помощь крестьянам семенами и удобрениями, в наиболее обездоленные населенные пункты завозилось продовольствие. Все это укрепляло его личный авторитет, отрядам обеспечивало поддержку местного населения и пополнение людьми.

Ахмад Шах уделял особое значение профессиональной военной подготовке личного состава своих отрядов. С этой целью он создавал учебные центры, подобирал хороших военных инструкторов из числа иностранных специалистов. Отряды Ахмад Шаха были хорошо экипированы и материально лбеспечены. Зона его влияния, пролегающая вдоль трассы «Кабул — Хайратон», позволяла производить огневые налёты на колонны с материальными ресурсами, следующими из СССР и пополнять ими запасы боеприпасов, горючего и продовольствия.

В ходе планирования и участия в боевых действиях Ахмад Шах особое внимание уделял разведке. В момент, когда правительственные органы осуществляли призыв на военную службу, он внедрял своих доверенных лиц для службы в правительственных силовых органах, частях МВД и МГБ с целью получения информации из первоисточника. Он и сподвижники хорошо владели информацией об особенности местности и местном населении, были постоянно информированы о всех передвижениях советских или афганских правительственных войск.

Ахмад Шах Масуд постоянно декларировал зарубежным и советским (российским) журналистам, что у него достаточно агентуры в Кабуле. Хорошо организованная агентурная сеть, постоянное владение обстановкой, правильная оценка ситуации, способность предвидеть дальнейший ход развития событий, позволяли ему выводить свои основные силы из под массированных ударов советских войск, вместе с тем, его формирования не ограничивались лишь партизанскими способами действий: засадами и налётами, а при тактической целесообразности — грамотно и стойко оборонялись, в условиях гор.

В отличие от некоторых других лидеров вооруженной оппозиции, руководивших вооружённой борьбой своих формирований из-за рубежа, Ахмад Шах Масуд постоянно находился на территории Афганистана и принимал в боевых действиях непосредственное участие. Был вынослив и неприхотлив, вместе с небольшой охраной совершал большие переходы из одних районов в другие. Не оставался на ночлег дважды в одном месте, тщательно скрывал и дезинформировал о месте своего пребывания.

«...Талант Ахмад Шаха состоит в том, что с учетом особенностей «Панджшерской долины» и прилегаюших гор, он разработал гибкую тактику разнообразных способов действий, инженерного оборудования местности, устройства заграждений, он умело сочетал упорную оборону с засадными и диверсионными действиями. Большими преимуществами обладали его отряды и в ночных действиях. Разумеется, у Ахмад Шаха были и есть основания быть довольным собой. И мы должны отдать должное его воинской доблести...» — генерал армии Махмуд Гареев из книги «Моя последняя война»

Полевой командир «ИОА» — Исмаил-хан

Исмаил-хан, полевой командир «ИОА»

На всём западе республики Афганистан, управление вооружёнными формированиями моджахедов в период (1979-1989) осуществлялось известным и наиболее влиятельным в регионе полевым командиром Исмаил-ханом, больше известным как Туран Исмаил, в переводе с «Дари» — капитан Исмаил. Это обращение укрепилось за ним вследствие военной службы в 17-й пехотной дивизии армии ДРА.

Исмаил-хан (Мохаммад Исмаил-хан, Алходж Исмаил Хон, Туран Исмаил):

Таджик, родился в 1946 году в уезде Шинданд провинции Герат, окончил военное училище «Харби пухантун», бывший кадровый военный, офицер афганской армии. До 1979 г. в воинском звании «капитан» («туран») командовал батальоном 17-й пехотной дивизии. С приходом советских войск, после «Гератского мятежа» (март 1979 г.) дезертировал из воинской части и возглавил вооруженное формирование «ИОА» в провинции Герат.

«...Завоевав в повстанческой борьбе заслуженный авторитет моджахедов (в сжатые сроки) сумел подчинить себе разрозненные отряды вооружённой оппозиции и возглавить масштабное вооружённое сопротивление. Став главным координатором вооружённой группировки по всему западу Афганистана, получил от подчинённых моджахедов уважительное прозвище — «Лев Герата...» — генерал А.А.Ляховский «Трагедия и доблесть Афгана»

Член партии Исламское общество Афганистана — «ИОА», входил в её высший совет. Третий по влиянию, после Бурхануддина Раббани и Ахмада Шаха Масуда. Одновременно с финансовой помощью ЦРУ в рамках операции «Циклон», где одним из распределителем иностранной финансовой помощи был Бурхануддин Раббани, Исмаила-Хан имел и свои собственные каналы финансовой и военной поддержки, являясь распределителем средств шиитских кругов — «Альянса восьми», шиитской восьмёрки — партий моджахедов, базирующихся в Иране городах Мешхед и Кум.

Из досье на Турана Исмаила: «...Женат. Семья проживает в Тайабаде (Иран). Скрытен и осторожен, часто меняет места дислокации своего штаба. Чрезвычайно жесток. Лично расправляется с пленными. Является общим руководителем вооруженных формирований «ИОА» в провинции Герат. Под его руководством действовало свыше 20 тыс. мятежников. Пользуется авторитетом у местного населения, так как запрещает грабежи...» — генерал А.А.Ляховский из книги «Трагедия и доблесть Афгана»

«...Самым видным из здешних полевых командиров был Туран Исмаил, в прошлом армейский капитан, перешедший к моджахедам после апрельской революции. Военный опыт, грамотность и требовательность быстро позволили ему стать местным эмиром, во власти которого находились семь провинций и армия в пять тысяч боевиков...» — В.Марковский из книги «Жаркое небо Афганистана»

Полевой командир «ИПА» Джалалуддин Хаккани

Джалалуддин Хаккани, полевой командир «ИПА»

После апреля 1978 г. одним из первых кто в провинции Пактия начал вооружённую борьбу против «НДПА», был Джалалуддин Хаккани. На начальном этапе он активно поддерживал политический курс «ИПА» и считался представителем Г.Хекматияра в провинции Пактия. В дальнейшем объявил себя независимым от союза исламских партий, став военным руководителем племени «Джадран», способного при полной мобилизации выставить до 10 тыс. штыков.

Пуштун племени Джадран (род Мизи), родился в 1935 г., окончил религиозную школу (медресе) в Пакистане. Получил духовное звание и по возвращении в Афганистан открыл медресе в кишлаке Фарах, провинции Пактия. В периоды правления Захир Шаха и Мохаммад Дауда принимал активное участие в антиправительственной деятельности организации «Братья мусульмане» в провинциях: Пактия, Пактика, Хост.

Джалалуддин Хаккани начинал военную карьеру у другого крупного командира Юнуса Халеса. Получал щедрую поддержку от арабских стран. Регулярно посещал Саудовскую Аравию, где напрямую проводил переговоры с представителями правительства этой страны. Оружие и боеприпасы для племени, а также финансовую помощь Д.Хаккани получал лично, минуя штаб квартиру «ИПА (Хекматияра)» в Пешаваре.

«...По характеру жестокий и бескомпромиссный человек. Был непримирим к режиму Наджибуллы в Афганистане. Вёл вооруженную борьбу под лозунгом установления «исламской республики» на ортодоксальных принципах ислама. Вооруженные формирования Джелалуддина насчитывают до 3 тыс. чел., размещенных в основном в районе проживания племени «Джадран» в провинциях: Пактия, Пактика, Хост...» — генерал армии Махмуд Гареев из книги «Моя последняя война»

Полевой командир «ИПА» Юнус Халес

Мохаммад Юнус Халес, полевой командир «ИПА»

Вотчиной Юнуса Халеса традиционно считались восточные, приграничные с Пакистаном, провинции: Лагман, Кунар, Нангархар. Был проницательным политическим деятелем, владел значительной властью на подконтрольных ему территориях. Один из не многих лидеров «Исламской партии Афганистана», кто управлял формированиями моджахедов, не выезжая за пределы Афганистана. В 1985 (три месяца) являлся формальным председателем «Пешаварской семёрки» — «Координационного совета моджахедов», созданного в Пакистане.

Пуштун, (Мавлави) родился в 1919 году во влиятельной пуштунской семье в уезде Кхогьяни провинция Нангархар Афганистан, получил духовное образование области мусульманского права и богословия, сторонник консерваторства исламского общества. После свержения Захир-Шаха Мохаммадом Даудом в 1973 году Халес бежал в Пакистан и присоединился к Исламской партии Афганистана Хекматияра. После советского вторжения в Афганистан Ю.Халес порвал с Г.Хекматияром и основал свою собственную, более умеренную партию с тем же названием.

Юнус Халес, вооружённые формирования, которого участвовали в вооружённой борьбе против частей «Ограниченного контингента Советских войск» и «правительственных сил ДРА» в восточной зоне ответственности, в силу фактических полномочий, старшинства в племенной иерархии и в возрасте, имел сильное влияние на крупных полевых командиров «ИПА», действующих в соседней, юго-восточную зоне ответственности, в частности на: Абдул Хака, Амина Вардака и Джалалуддина Хаккани, по сути на определённом этапе, Ю.Халес был их прямым командиром.

Ссылки

• [oldwww.history.kemsu.ru/PUBLIC/govorov/gov_2-10-4.htm Л. Говоров — Внешний фактор в афганской революции]

См. также

• Афганская война (1979—1989)
• Афганские моджахеды
• Шиитская восьмерка

Отрывок, характеризующий Пешаварская семёрка

– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.