Пешехонов, Алексей Васильевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алексей Васильевич Пешехонов
Дата рождения:

21 января 1867 (2 февраля 1867)(1867-02-02)

Место рождения:

Село Чукавино, Старицкий уезд, Тверская губерния, Российская империя

Дата смерти:

3 апреля 1933(1933-04-03) (66 лет)

Место смерти:

Рига, Латвия

Гражданство:

Партия:

Народное право
Партия народных социалистов

Основные идеи:

Народничество

Род деятельности:

Революционер, публицист, экономист

Алексе́й Васи́льевич Пешехо́нов (21 января (2 февраля1867 — 3 апреля 1933, Рига) — русский экономист, журналист, политический деятель. Министр продовольствия Временного правительства (1917).





Образование и начало деятельности

Учился в Тверской духовной семинарии. В 1884 был привлечён к политическому делу как свидетель и исключён из семинарии за «неблагонадёжность». Не смог поступить в другое учебное заведение, занимался самообразованием. В 1888 был призван на военную службу, для отбывания которой был отправлен по этапу в Дагестанскую область, освобождён от военной службы в 1891.

Земский статистик

Был народным учителем, затем статистиком при тверском и орловском земствах.

В 1894 арестован в Орле по делу организации «Народное право», отправлен в Петербург, где в течение пяти месяцев находился под стражей в Доме предварительного заключения.

В 18961898 — заведующий статистическим бюро Калужской губернской земской управы, занимался исследованием Козельского уезда, в 1897—1898 издал в Калуге его описание. Публиковал статьи в журналах «Вестник Европы» и «Русское богатство». В 1898 — заведующий статистическим бюро Полтавской губернской земской управы. В том же году по приказу министра внутренних дел был выслан сроком на три года из Полтавской губернии вместе с 27 другими земскими служащими за бойкот, объявленный их коллеге, обвинённому в доносах.

Публицист и политик

В начале 1899 поселился в Петербурге, вёл внутреннее обозрение в журнале «Русское богатство», с 1904 был членом его редакционного комитета. В 1901 выслан из Петербурга, жил в Пскове, в конце 1902 получил разрешение вернуться в столицу.

В 1903 стал одним из основателей леволиберального «Союза освобождения», входил в состав его комитета, находился на левом фланге этой организации, допускал возможность сотрудничества с социалистами-революционерами. 8 (21) января 1905, накануне «Кровавого воскресенья», вошёл в состав делегации из десяти представителей оппозиционно настроенной литературной интеллигенции, посетившей министров С. Ю. Витте и П. Д. Святополк-Мирского с тем, чтобы убедить их не применять военную силу против участников будущей демонстрации. После разгона демонстрации, в ночь на 11 (24) января 1905 был арестован вместе с другими членами делегации, заключён в Петропавловскую крепость, а через месяц выслан из Петербурга, в который вернулся после объявления амнистии в октябре того же года. В отличие от многих деятелей «Союза освобождения» не вошёл в состав Конституционно-демократической партии (Партии народной свободы). Сотрудничал в центральном органе партии эсеров «Революционная Россия», с ноября 1905 был главным редактором эсеровской газеты «Сын Отечества». В марте — мае 1906 находился под арестом по делу о крестьянском союзе.

В 1906 стал одним из основателей Народно-социалистической партии, бывшей правее эсеров и левее кадетов; её деятели придерживались народнической идеологии. Был членом комитета партии, входил в состав редакции её печатного органа «Народно-социалистическое обозрение». Публицист, автор работ по аграрному вопросу, экономическим и политическим проблемам, сторонник национализации земли. Опубликовал ряд книг, в том числе «На очередные темы» (СПб., 1904); «К вопросу об интеллигенции» (1906; перепечатка нескольких статей из предыдущего сборника); «Накануне» (1906); «Крестьяне и рабочие» (1906); «Экономическая политика самодержавия» (1906); «Земельные нужды деревни и основные задачи аграрной реформы» (1906); «Аграрная проблема в связи с крестьянским движением» (1906); «Хлеб, свет и свобода» (1906). Автор серии статей в журнале «Русское богатство» (март — август 1906), в которых были изложены программные положения Народно-социалистической партии.

Деятельность в 1917 и во время гражданской войны

После Февральской революции 1917 вошёл в состав исполкома Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. Был членом совета Главного земельного комитета. В мае 1917 входил в состав комиссии Совета, созданной для переговоров с Временным правительством об условиях вхождения представителей Совета в состав правительства, был сторонником коалиции социалистов с либералами. Входил во второй (первый коалиционный) и третий (второй коалиционный) составы Временного правительства в качестве министра продовольствия. В мае 1917 участвовал в Первом Всероссийском съезде крестьянских депутатов, но не был избран в состав исполкома Всероссийского совета крестьянских депутатов. Являлся членом ВЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов. Сторонник государственного регулирования экономики, равномерного распределения продуктов и сокращения потребления, объявления хлеба общенародным достоянием, компенсации за отчуждаемые во время будущей аграрной реформы земли.

Известны слова Л. Д. Троцкого, сказанные на I Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов после выступления Пешехонова: «…Если бы мне сказали, что министерство будет составлено из 12 Пешехоновых, я сказал бы, что это огромный шаг вперед»[1].

В июне 1917 стал одним из лидеров вновь образованной Трудовой народно-социалистической партии (была создана в результате объединения Народно-социалистической партии и Трудовой группы), издавал её орган — газету «Народное слово». В октябре 1917 — товарищ председателя Временного совета Российской республики (Предпарламента).

После прихода к власти большевиков был членом антибольшевистской левоцентристской организации «Союз возрождения России», представлял её в Добровольческой армии.

Эмигрант

В 1922 был выслан за границу вместе с другими оппозиционно настроенными представителями интеллигенции. Жил в Риге, Праге, Берлине. Неоднократно безуспешно просил советское правительство разрешить ему вернуться на родину, с 1927 работал консультантом в торгпредстве СССР в Прибалтике, был похоронен в Ленинграде. Его могила находится на Литераторских мостках Волкова кладбища.

Сочинения

  • Пешехонов А. В. [forum.yurclub.ru/downloads/%5B2397%5Dagrarnaia_problema.rar Аграрная проблема в связи с крестьянским движением]. — СПб.: Изд. ред журн. «Русское богатство», 1906. — 136 с.
  • На очередные темы (СПб., 1904);
  • К вопросу об интеллигенции (1906; перепечатка нескольких статей из предыдущего сборника);
  • Накануне (1906);
  • Крестьяне и рабочие (1906);
  • Экономическая политика самодержавия (1906);
  • [www.archive.org/details/zemelnyianuzhdy01peshgoog Земельные нужды деревни и основные задачи аграрной реформы.] (1906);
  • Хлеб, свет и свобода (1906).
  • Перед красным террором: Из воспоминаний о революции // На чужой стороне. 1923. № 3. С.200-220.
  • Мои отношения с Азефом // На чужой стороне. 1924. № 5. С.51-69.

Напишите отзыв о статье "Пешехонов, Алексей Васильевич"

Ссылки

  • [www.hrono.ru/biograf/peshehonov.html Биография]
  • [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=105977 Биография]
  • Lesley Chamberlain, The Philosophy Steamer: Lenin and the Exile of the Intelligentsia, London: Atlantic Books, 2006, passim.
  • О. Л. Протасова. А. В. Пешехонов: Человек и эпоха. — М.: РОССПЭН, 2004. — 240 с. — ISBN 5-8243-0584-6.

Примечания

  1. Л. Д. Троцкий. История русской революции. М., 1997. Т. 1. С. 455. См. также: Н. Суханов. Записки о революции. М., 1991. Т. 2. С. 295

Отрывок, характеризующий Пешехонов, Алексей Васильевич

На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.