Пешитта

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Пеши́тта (сир.: ܡܦܩܬܐ ܦܫܝܛܬܐ; mappaqtâ pšîṭtâ) — перевод христианской Библии на сирийский (сирский) язык.

Книги Ветхого Завета в Пешитте расположены в необычном порядке: Пятикнижие, Книга Иова, Книга Иисуса Навина[1] Текст Нового Завета отражает византийский тип, с многочисленными исключениями. Количество книг Нового Завета было 22 (за исключением Откровения и апостольских посланий: 2 Петра, 2 Иоанна, 3 Иоанна, Иуды)[2].





Происхождение названия

Термин «пешитта» («Peschito») происходит от сирийского «mappaqtâ pšîṭtâ», что может означать либо «простая версия», либо «общепринятая версия»[3].

Впервые название «Пешитта» применительно к стандартной (общепринятой) Сирийской Библии появилось в IX веке в «Гексамероне» Моше бар Кефы[4] для отличия данной версии Библии от созданной в 615617 годах Сиро-Гекзаплы — перевода греческой Гексаплы на сирийский язык (Ветхий Завет) и гарклийского перевода Нового Завета (VII век)[5].

История создания

Книги Ветхого Завета были переведены на сирийский язык в последней четверти II века н. э.[6] Новозаветные книги были переведены к началу V века н. э. и, очевидно, были сгруппированы и переработаны епископом Эдессы Раббулой[6].

Ветхий Завет

Ветхозаветные книги Пешитты считаются самым ранним образцом сиро-арамейской литературы, появившимся, вероятно во II веке н. э. В отличие от большинства первых церквей, основывавших свои переводы Ветхого Завета на Септуагинте, сиро-арамейские церкви использовали переведённую напрямую с иврита Пешитту. Еврейские тексты, послужившие основой для перевода Пешитты, очевидно являлись практически идентичными масоретскому тексту средневекового и современного вариантов Еврейской Библии (за исключением Книги Иова). В настоящее время утратила поддержку гипотеза, согласно которой Пешитта была основана на переводе арамейского Таргума. Тем не менее, в тексте сирийского Ветхого Завета наблюдаются элементы влияния Таргума (особенно в Пятикнижии Моисеевом и в Паралипоменон) с незначительными интерпретациями сирийских редакторов. Стиль и уровень перевода ветхозаветных книг Пешитты довольно сильно различается в разных частях писания. Некоторые части могли быть переведены сироговорящими иудеями до возникновения христианской церкви[6], другие же могли быть переработаны первыми крещёными иудеями. Поскольку сирийский язык — это эдесский диалект арамейского языка, вероятнее всего, перевод осуществлялся именно в регионе города Эдесса. Вместе с тем, не исключается что Арбела и Адиабена, с их мощной иудейской диаспорой, тоже могли являться родиной перевода ветхозаветных книг Пешитты. Некоторые исследователи также указывают на определённые элементы текста, вероятно западно-арамейского происхождения, что позволяет предполагать родиной перевода Палестину или Сирию.

См. также

Напишите отзыв о статье "Пешитта"

Примечания

  1. Syriac Bible, United Bible Societies 1979, p. IX. ISBN 0-564-03212-3
  2. Bruce M. Metzger, The Early Versions of the New Testament: Their Origin, Transmission, and Limitations, Clarendon Press, Oxford 1977, p. 48
  3. Michael E. Stone. Compendia rerum Iudaicarum ad Novum Testamentum, v.2, p. 256.
  4. Chris Brekelmans. Hebrew Bible, Old Testament: the history of its interpretation, p. 588.
  5. Emanuel Tov. Textual criticism of the Hebrew Bible, p. 151, 152
  6. 1 2 3 F. C. Burkitt. The Syriac Forms of New Testament Proper Names.

Литература

  • Bruce M. Metzger, The Early Versions of the New Testament: Their Origin, Transmission, and Limitations, Clarendon Press, Oxford 1977. (англ.)
  • Brock, Sebastian P. (2006) The Bible in the Syriac Tradition: English Version Gorgias Press LLC, ISBN 1-59333-300-5
  • Dirksen, P. B. (1993). La Peshitta dell’Antico Testamento, Brescia, ISBN 88-394-0494-5

Ссылки

  • [www.archive.org/details/SyriacPeshitta Syriac Peshitta on archive.org].
  • [www.leidenuniv.nl/gg/vakgroepen/peshitta/pil_menu.html The Peshitta Institute Leiden].


Отрывок, характеризующий Пешитта

– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.