Пешкова, Екатерина Павловна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Екатерина Павловна Пешкова

Екатерина Пешкова
Имя при рождении:

Волжина

Дата рождения:

26 июля 1876(1876-07-26)

Место рождения:

Сумы, Харьковская губерния, Российская империя

Дата смерти:

1965(1965)

Место смерти:

Москва

Супруг:

Максим Горький

Дети:

Максим Пешков

Награды и премии:

Екатери́на Па́вловна Пешко́ва (урождённая Волжина; 26 июля 1876 года, Сумы, Харьковская губерния, Российская империя — 1965 года, Москва, СССР) — российский и советский общественный деятель, правозащитница. Первая, а также единственная официальная, жена писателя Максима Горького.





Биография

К страданиям чужим ты горести полна,
И скорбь ничья тебя не проходила мимо;
К себе лишь ты одной всегда неумолима...

Из стихотворения А. К. Толстого

Родилась в семье дворян в городе Сумы. Известны три варианта даты её рождения.

Гимназию окончила в Самаре (1895). В 1895 году работала корректором в «Самарской газете», в редакции которой познакомилась с Алексеем Пешковым (Горьким), публиковавшимся в издании[1]. З0 августа 1896 года они обвенчалась, в 1897 году Екатерина родила сына Максима, а в 1898 году — дочь Катю, умершую в пятилетнем возрасте от менингита. В 1902—1903 семья жила в Нижнем Новгороде (сейчас музей-квартира А. М. Горького). Разошлись по взаимному согласию после смерти дочери в конце 1903 года. Однако у них «всю жизнь сохранялись особые отношения», — отмечала их внучка Марфа[2]. По опубликованным данным, развод так и не был официально оформлен, что отчасти объясняет то обстоятельно, что ни в один зарегистрированный брак Горький больше не вступал[1].

В 1907—1914 гг. вместе с сыном Максимом за границей, преимущественно в Париже. Посещала в Сорбонне курсы французского языка для русских и лекции по социальным наукам. Работала в организованном В. Н. Фигнер Кружке помощи каторге и ссылке.

После начала Первой мировой войны вернулась из Италии в Россию через Константинополь — Одессу.

Являлась видным и влиятельным деятелем партии эсеров (член с 1905 года[3]) и после разгрома партии хранила её архив до изъятия его Дзержинским. В 1917 г. чл. ЦК ПСР.

С 1913—1914 годов работала в организациях помощи раненым, в Красном кресте.

Работала на постоянной основе в организации Политический Красный крест (сокр. — Помполит), возглавила детскую комиссию в обществе Помощь жертвам войны, на средства Земского и Городского союзов организовала отряд волонтёров по поиску детей, оставшихся за линией фронта.

С 1917 года была главой бюро воссозданного в новом качестве Политического Красного Креста, получившего название Московское общество Красного Креста для помощи политическим заключенным. Позднее была заместителем председателя этой организации. Работала с Михаилом Винавером.

С 1919 года официально занималась поиском и возвращением на родину легионеров польской армии Пилсудского, с 1920 года была, по совместительству, уполномоченной польского Красного креста, помогавшего польским и российским военнопленным на территории Советской России и Польши вернуться на их родину.

С 1922 г. возглавила организацию Помощь политическим заключенным, которая просуществовала до 1937 г.

В 1941 году эвакуирована в Ташкент.

В последние годы жизни — консультант архива А. М. Горького при ИМЛИ.

Умерла в 1965 году в Кремлёвской больнице. Похоронена на погосте Новодевичьего монастыря.

Семья

Сестра А. П. Волжина была женой этнографа Адама Богдановича.

Сын — Максим Пешков. Внучки — Марфа (вышла замуж за Серго (Сергея) Берия; правнуки — Нина, Надежда и Сергей) и Дарья (актриса Театра имени Вахтангова, вышла замуж за артиста Александра Граве; правнуки — Максим и Екатерина).

Разное

В Государственном архиве РФ существует фонд, который называется «Помполит. Екатерина Павловна Пешкова» .[4] Фонд содержит огромное количество документов (более тысячи дел, содержащих письма, в основном, записки, которые приходили Пешковой от граждан, пострадавших за свои политические убеждения).

Напишите отзыв о статье "Пешкова, Екатерина Павловна"

Примечания

  1. 1 2 [gazeta.aif.ru/_/online/dochki/348/42_01 Три жены Максима Горького]
  2. [www.mk.ru/social/interview/2012/09/06/745528-marfakrasavitsa.html Марфа-красавица - Новости общества и общественной жизни - МК]. Проверено 23 марта 2013. [www.webcitation.org/6Fdip8OcM Архивировано из первоисточника 5 апреля 2013].
  3. [izvestia.ru/news/312458 «Честь выше долга» — Известия]
  4. [guides.rusarchives.ru/browse/gbfond.html?bid=203&fund_id=1161153 ОБЩЕСТВО «Е. П. ПЕШКОВА. ПОМОЩЬ ПОЛИТИЧЕСКИМ ЗАКЛЮЧЕННЫМ» 1922—1938] Фонды Государственного архива Российской Федерации по истории СССР. Путеводитель. Том 3. 1997

Ссылки

  • [www.echo.msk.ru/programs/staliname/650294-echo/ Передача радиостанции «Эхо Москвы» «Политический красный крест и эмиграция из России в 20-30е гг.»]
  • [archive.is/20130127033547/www.istrodina.com/old/2001_09/16.htm Неизвестные письма Максима Горького Екатерине Пешковой]


Отрывок, характеризующий Пешкова, Екатерина Павловна

Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.