Пианист-виртуоз (сборник упражнений)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Пианист-виртуоз»)
Перейти к: навигация, поиск

</blockquote>

Первое упражнение из сборника «Пианист-виртуоз»
Помощь по воспроизведению

«Пианист-виртуоз. 60 упражнений для достижения беглости, независимости, силы и равномерного развития пальцев, а также лёгкости запястья» (фр. Le pianiste virtuose en 60 exercices, calculés pour acquérir l'agilité, l'indépendance, la force et la plus parfaite égalité des doigts ainsi que la souplesse des poignets) — известный сборник упражнений французского музыкального педагога Шарля Луи Анона (ранее фамилия произносилась как Ганон), используемый при обучении игре на фортепиано. Впервые опубликован в 1873 году в Булони. Наряду с этюдами Черни, данный сборник Анона является самым популярным средством развития фортепианной техники на первых годах обучения.[1]

Особенностью упражнений, опубликованных в этом сборнике является то, что, с одной стороны, они более приятны для слуха и разнообразны, чем гаммы и арпеджио; с другой стороны, в отличие от этюдов, упражнения почти не требуют времени на разбор и запоминание.[1] Предполагается, что Анон создал многие упражнения, основываясь на технически трудных местах из произведений Баха.[2]





История

Сборник упражнений представлял собой третью часть четырёхтомного учебного пособия: первая часть обучала начинающего пианиста азам техники и нотации, вторая включала обработанные для дидактических целей пьесы и фрагменты из фортепианных сочинений прошлого, а заключительная часть состояла из фортепианных пьес самого Анона.

В 1878 году весь труд Анона был удостоен серебряной медали на Всемирной выставке в Париже и принят в качестве учебного пособия Парижской консерваторией, о чём свидетельствует опубликованное в переиздании этого года письмо ведущих преподавателей консерватории — Антуана Мармонтеля, Жоржа Матиа и Феликса Ле Куппе.

В последующие годы сборник получил очень широкую мировую известность и приобрёл популярность среди музыкантов и музыкальных педагогов по всему миру.

Особой популярностью «Пианист-виртуоз» (часто называвшийся просто Ганон) пользовался в России. Сергей Рахманинов в 1917 году так описал ситуацию в российских музыкальных учебных заведениях начала XX века:

<…> В течение первых пяти лет учащийся приобретает большую часть технических навыков, изучая сборник упражнений Ганона, который весьма широко применяется в консерваториях. Фактически, это единственное используемое собрание строго технических упражнений. <…> Учащийся настолько хорошо выучивает упражнения Ганона, что знает их по номерам. Экзаменатор может попросить его, к примеру, сыграть упражнение 17, или 28, в указанной тональности. Ученик тут же садится за рояль и играет. Он занимался упражнениями так тщательно, что может сыграть любое в любой тональности. [3].

В 1900 г. вышло американское издание «Пианиста-виртуоза», также получившее значительное распространение; в своей приверженности упражнениям Анона признавалась, в частности, пианистка Джина Бахауэр[4].

Методика занятий

Ш. Л. Ганон в предисловии к своему сборнику предложил играть описанные упражнения с метрономом, начав со скорости 60 четвертей в минуту и постепенно доводя скорость до 108 четвертей в минуту. Первые два упражнения должны играться парой без остановки, последующие по три без остановки. Анон предлагал ученикам осваивать упражнения последовательно, не переходя к следующему, пока вполне не освоены предыдущие, и играя все освоенные упражнения не реже одного раза каждый день. Анон отмечал, что при игре очень важно высоко поднимать пальцы, играть каждую ноту очень «отдельно» и точно соблюдать синхронность обеих рук.

Почти все упражнения записаны в тональности до мажор. Перевод и игра в других тональностях остаются на усмотрение учащегося.

Музыкальные педагоги, использующие в своей работе сборник Анона, также отмечают, что очень важно обращать внимание на качество звука при игре. Как только упражнения уверенно освоены, в них следует начать добавлять акценты и интонации, переходя от чисто механического исполнения к более выразительному. Полезно также добавлять движения кистью, что больше приблизит исполнение упражнений к реальным произведениям.[1]

Критика

Критики обычно отмечают, что упражнения в до мажоре, без чёрных клавиш, слишком оторваны от реальных произведений, поэтому имеют ограниченную ценность, если только учащийся не потрудится перевести их в другие тональности.[1] Другие критики отмечали, что руки в упражнениях Анона действуют слишком синхронно, что не способствует ускорению развития независимости рук.[2]

Также общим местом критики любых музыкальных упражнений является их «механистичность» и невыразительность. Многие педагоги обеспокоены, что упражнения могут погубить в ученике музыкальность, сведя игру на инструменте к техническим навыкам. Кроме того, однообразность упражнений может лишить интереса к музыке, особенно детей.[5]

См. также

Напишите отзыв о статье "Пианист-виртуоз (сборник упражнений)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [www.key-notes.com/piano-exercises.html Piano Exercises]
  2. 1 2 [contentspiano.blogspot.ru/2006/02/problems-with-hanon-exercises.html Problems with Hanon Exercises]
  3. [www.senar.ru/articles/ten_signs/#8 С. В. Рахманинов. Десять характерных признаков прекрасной фортепианной игры] // С. Рахманинов. Литературное наследие. — М.: Советский композитор, 1978. — С. 233—234.
  4. [books.google.ru/books?id=4lNSmRkIfu8C&pg=PA7&lpg=PA7 Ingrid Jacobson Clarfield. Burgmüller, Czerny & Hanon: 32 Piano Studies Selected for Technique and Musicality] — Alfred Music Publishing, 2006. — P. 7.  (англ.)
  5. [pianoeducation.org/pnotmi2.html Technique Matters - Technical Exercises - To be or not to be?]

Отрывок, характеризующий Пианист-виртуоз (сборник упражнений)

– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.