Пигаревич, Борис Алексеевич

Борис Алексеевич Пигаревич
Дата рождения	27 мая 1898(1898-05-27)
Место рождения	местечко Ильино, Велижский уезд, Смоленская губерния
Дата смерти	7 октября 1961(1961-10-07) (63 года)
Место смерти	Москва
Принадлежность	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Род войск	Пехота
Годы службы	1915 — 1959 годы
Звание	генерал-полковник (СССР) генерал брони (ПНР)
Командовал	131-й стрелковый корпус
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России Советско-польская война Советско-финская война Великая Отечественная война
Награды и премии	Польские награды:

Борис Алексеевич Пигаревич (27 мая 1898 года, местечко Ильино, Велижский уезд, Смоленская губерния — 7 октября 1961 года, Москва) — советский и польский военачальник, генерал-полковник (1955 год), генерал брони (ПНР).

Начальная биография

Борис Алексеевич Пигаревич родился 27 мая 1898 года в местечке Ильино Велижского уезда Смоленской губернии.

Военная служба

Первая мировая и гражданская войны

В ноябре 1915 года был призван в ряды Русской императорской армии и направлен на учёбу в 1-ю Ораниенбаумскую школу прапорщиков, после окончания которой с ноября 1916 года служил младшим офицером роты в составе 8-го Сибирского пехотного полка, дислоцированного в Иркутске, а затем в составе 15-го Сибирского пехотного полка, дислоцированного в Красноярске.

В январе 1917 года был направлен на Западный фронт, где, находясь на этой же должности, принимал участие в боевых действиях в составе 65-го Сибирского и 5-го Сибирского пехотных полков.

В марте 1918 года был демобилизован из рядов армии в чине прапорщика, а в апреле того же года вступил в ряды РККА, после чего по апрель 1919 года находясь на должностях командира роты и батальона в составе 1-го стрелкового полка (16-я стрелковая дивизия, Южный фронт) принимал участие в боевых действиях против войск под командованием генерала П. Н. Краснова в районах Камышина, станций Елань и Поворино, а затем в наступательных боевых действиях на юг и разгроме противника на Дону. Вскоре Пигаревич принимал участие в оборонительных боевых действиях против войск под командованием генерала А. И. Деникина на реке Северский Донец, в ходе которых был тяжело ранен.

С мая 1920 по январь 1921 года служил на должности начальника хозяйственной команды инженерного батальона, переброшенного из 5-й армии Восточного фронта, после чего принимал участие в ходе советско-польской войны. Вскоре служил на должностях командира взвода и помощника адъютанта 137-го стрелкового полка (16-я стрелковая дивизия). С мая по сентябрь 1921 года принимал участие в боевых действиях против воинских формирований под командованием А. С. Антонова на территории Тамбовской губернии.

Межвоенное время

С июля 1922 года служил в Ленинградском военном округе на должностях помощника командира и командира роты 46-го стрелкового полка, начальника полковых школ 46-го и 48-го стрелкового полков.

В 1926 году закончил курсы усовершенствования командного состава «Выстрел».

В декабре 1929 года был назначен на должность начальника штаба 47-го стрелкового полка, в феврале 1935 года — на должность помощника начальника штаба 4-й стрелковой дивизии, в июне 1936 года — на должность начальника 1-й части штаба 90-й стрелковой дивизии, в марте 1938 года — на должность помощника начальника штаба, затем — на должность начальника штаба 33-го стрелкового корпуса, а в сентябре 1939 года — на должность начальника штаба 14-й армии. Находясь на этой должности, принимал участие в ходе советско-финской войны, за что был награждён орденами Красного Знамени и Красной Звезды.

В октябре 1940 года был направлен на учёбу в Военную академию Генерального штаба.

Великая Отечественная война

18 июля 1941 года Борис Алексеевич Пигаревич был назначен на должность начальника оперативной группы штаба Главного командования Западного стратегического направления под руководством Маршала Советского Союза Б. М. Шапошникова, после чего принимал участие в ходе формирования штаба и координации управления войсками Западного, Северо-Западного и Юго-Западного фронтов.

В августе 1941 года был назначен на должность начальника штаба 22-й армии, которая к этому времени вышла из окружения и дислоцировалась в районе города Андреаполь и севернее. С октября того же года исполнял должность генерал-адъютанта в группе Маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова на Калининском фронте, осуществлял контроль и оказывал помощь дивизиям в организации обороны в Калининской оборонительной операции.

В январе 1942 года был назначен на должность начальника штаба 5-й армии, которая принимала участие в ходе контрнаступления под Москвой, а также в Ржевско-Вяземской и Смоленской наступательных операциях. За образцовое выполнение приказов Военного совета армии, умелое и мужественное руководство боевыми операциями и за достигнутые в результате этих операций успехи Борис Алексеевич Пигаревич в апреле 1943 года был награждён орденом Кутузова 2 степени.

В мае 1944 года был назначен на должность начальника штаба Карельского фронта, после чего принимал участие в ходе разработки и проведения Свирско-Петрозаводской наступательной операции, во время которой фронт нанёс тяжёлое поражение противнику, а также освободил большую часть Карело-Финской ССР и её столицу — город Петрозаводск.

С ноября Пигаревич исполнял должность заместителя командующего войсками 14-й армии Карельского фронта, а с 11 ноября 1944 по 8 января 1945 года одновременно командовал 131-м стрелковым корпусом. В боях под городом Киркенес (Норвегия) Борис Алексеевич Пигаревич получил тяжёлую контузию и после завершения операции был эвакуирован в госпиталь. За образцовое выполнение заданий командования, за овладение городом Киркенес и проявленные при этом доблесть и мужество 131-й стрелковый корпус был награждён орденом Красного Знамени.

Послевоенная карьера

В августе 1945 года был назначен на должность начальника оперативно-тактического цикла Военной академии имени М. В. Фрунзе, а в январе 1946 года — на должность старшего преподавателя Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова.

В марте 1950 года Пигаревич был откомандирован в распоряжение Министерства национальной обороны Польской народной республики с оставлением в кадрах Советской Армии, где был назначен на должность заместителя начальника Генерального штаба Войска Польского.

В июне 1957 года был прикомандирован к Генеральному штабу ВС СССР для научно-исследовательской работы, а с августа 1959 года состоял в распоряжении Главного управления кадров Министерства обороны СССР.

Генерал-полковник Борис Алексеевич Пигаревич в октябре 1959 года вышел в отставку. Умер 7 октября 1961 года в Москве.

Награды

• Орден Ленина 21.02.1945);
• Три ордена Красного Знамени (1940, 03.11.1944 ; 1948 );
• Два ордена Кутузова 2 степени (09.04.1943, 02.11.1944);
• Орден Красной Звезды (1940);
• Медали;
• Иностранные орден и медали.

Литература

• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 432—433. — ISBN 5-901679-08-3.
• H. P. Kosk – Generalicja polska, t. 2, Oficyna Wydawnicza "Ajaks", Pruszków 2001
• Tadeusz Panecki, Franciszek Puchała, Jan Szostak – Sztab Generalny (Główny) Wojska Polskiego 1918–2003, Wyd. "Bellona", Warszawa 2003, ISBN 978-83-11-09781-0
• Janusz Królikowski, Generałowie i admirałowie Wojska Polskiego 1943–1990, tom III: M–S, Toruń 2010, s. 177-179.

Отрывок, характеризующий Пигаревич, Борис Алексеевич

«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.