Пий II
| Пий II Pius PP. II<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| 19 августа 1458 — 14 августа 1464 | ||
| Коронация: | 3 сентября 1458 | |
| Церковь: | Римско-католическая церковь | |
| Предшественник: | Каликст III | |
| Преемник: | Павел II | |
| Имя при рождении: | Энеа Сильвио Бартоломео Пикколомини | |
| Оригинал имени при рождении: |
Enea Silvio Bartolomeo Piccolomini | |
| Рождение: | 18 октября 1405 Корсиньяно, Сиенская республика | |
| Смерть: | 14 августа 1464 (58 лет) Анкона, земли дома Малатеста | |
| Принятие священного сана: | 1447 | |
| Епископская хиротония: | 1447 | |
| Кардинал с: | 1456 | |
| ||
Пий II на Викискладе
| ||
Пий II (лат. Pius PP. II, в миру — Энеа Сильвио Бартоломео[1] Пикколомини, итал. Enea Silvio Bartolomeo Piccolomini, лат. Æneas Sylvius Bartholomeus Picolomineus; 18 октября 1405 — 14 августа 1464, Анкона) — папа римский с 19 августа 1458 по 14 августа 1464 года. Основоположник Вифлеемского ордена.
Содержание
Биография
Официальной датой рождения Энеа Сильвио Пикколомини в Корсиньяно (ныне Пьенца) около Сиены является 18 октября 1405 года. На самом же деле он родился 24 августа 1405-го, но этот день считался исключительно неблагоприятным: Сатурн был в оппозиции к Солнцу, Луне и Венере, а Марс — в оппозиции к Меркурию, что считалось зловещим знаком. По выражению Цицерона, «в этот день духи имели обыкновение подниматься из преисподней». Пикколомини изменил свою дату рождения на 18 октября. В этот день на восходе солнца наблюдались два классических счастливых сочетания: пары Венера — Юпитер и Солнце — Сатурн находились под углом в 60 градусов друг к другу, к тому же Меркурий был в астрономическом соединении с Венерой. Документы, свидетельствующие об этом, до сих пор хранятся в Codex Reginensis (Ватикан).
Учился Энеа Сильвио Пикколомини в Сиенском университете. Молодой гуманист зачитывался произведениями Цицерона, Ливия и, подражая Марциалу и другим римским поэтам, писал эротические стихи.
С 1430 года выполнял функции секретаря трёх епископов и трёх кардиналов, проявив при этом большие дипломатические способности, которые использовал, в частности, при дворе германского императора Фридриха III.
В 26 лет Энеа Сильвио Пикколомини участвовал в Базельском соборе; затем стал личным секретарем императора Фридриха III, из рук которого принял лавровый венок Первого поэта. При его посредстве император встал на сторону папы Николая V в борьбе с Базельским собором; за эту услугу Пикколомини был пожалован епископской кафедрой в Триесте. В числе его достижений и решение Венского конкордата объявить постановления Базельского собора недействительными и отобрать у немецкой церкви с трудом достигнутые свободы.
В 40 лет принял священнический сан и поступил на службу к папе Евгению IV, который назначил его епископом Сиены, а затем — кардиналом.
В 1458 после бурного конклава он был избран папой. Своё папское имя он нашёл у Вергилия (Энеида, I, 378): «Sum pius Aeneas» (Я Эней, благочестивый).
Будучи гуманистом, Пий II поддерживал развитие культурной жизни при папском дворе. Сам он постоянно интересовался классической литературой, проводя ночи, как сам об этом говорил, за чтением латинских поэтов или за диктовкой собственного дневника. Он оставил после себя единственную известную нам папскую автобиографию, называвшуюся «Комментарии». Её рукопись хранится в Ватиканской библиотеке.
Во времена Пия II расширился римский университет, называвшийся «Сапиенца». Папа всячески поддерживал попытки Антонина Флорентийского найти лекарство от свирепствующей в те годы чумы, благодаря чему в Ватикане была оборудована лаборатория, где последний пытался изготавливать средства борьбы с болезнью и лекарства поддерживающие иммунитет. Свою родную деревню он перестроил в идеальный ренессансный город Пьенца. При дворе Пия II было составлено письмо турецкому султану, призывавшее последнего обратиться в христианство, однако этот текст был скорее риторическим упражнением и не имел отношения к реальной дипломатии. Пий II предпринимал усилия, направленные на организацию большого крестового похода с целью освобождения от турок Константинополя. 19 января 1459 год основал военный Орден Св. Марии Вифлеемской (булла «Veram semper et solidam»). В том же 1459 году, будучи в Мантуе, папа Пий II провозгласил начало Крестового похода против турок.
По сообщению Лео Таксиля, после Мантуанского собора 1459 года папа отправился с карательным походом на Рим, где во время его отсутствия жители провозгласили республику. После капитуляции устроил кровавую расправу, казнив несколько сотен горожан.[2]
В письме испанскому наместнику Фуэртевентуры (1462 г.) Пий II сурово осудил рабство туземцев-махореров[3].
В 1463 году албанский князь Скандербег разорвал, по благословению Пия II, мир с османами и нанёс им несколько весьма ощутимых поражений.
14 августа 1464 г. папа, всегда отличавшийся слабым здоровьем и с трудом перенёсший долгий путь из Рима в Анкону, где должен был собраться флот крестоносцев, умер, так и не узнав, что призванные им войска не прибыли. Его гробница находится в базилике Сант-Андреа-делла-Валле.
Здоровье
Почти не мог ходить из-за обморожения ног. Однако, исполняя дипломатическую миссию в Шотландию в 1435 году, посреди зимы Пий совершил босиком паломничество из Данбара к церкви Пресвятой Девы Марии в Уайткирке.
Напишите отзыв о статье "Пий II"
Примечания
- ↑ [www.uni-mannheim.de/mateo/itali/pius1/jpg/s001.html De origine Picolomineae domus, et Pii Maioribus] // COMMENTARIORUM PII II. PONT. MAX. Liber Primus. / Commentarii rerum memorabilium. — Roma, 1584. — p. 1
- ↑ Лео Таксиль. Священный вертеп. - К., 1985.-с.236
- ↑ "The Historical encyclopedia of world slavery", Juan Manuel de le Serna, p. 153.
Ссылки
- [elar.urfu.ru/bitstream/10995/19569/1/rim-2008-25.pdf Пашкин Н. Г. Эней Сильвий Пикколомини, падение Константинополя и гуманистическая публицистика на Латинском Западе в середине XV века // Россия и мир: панорама исторического развития. Екатеринбург, 2008. С. 216-221.]
- Пий, римские папы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- [www.vostlit.info/haupt-Dateien/index-Dateien/P.phtml?id=2056 Пикколомини, Эней Сильвий]. Восточная литература. Проверено 16 апреля 2011. [www.webcitation.org/61A3eOAs3 Архивировано из первоисточника 24 августа 2011].
- [www.vostlit.info/Texts/rus4/Pikkolomini/frametext.htm Эней Сильвий Пикколомини. Записки о достопамятных деяниях Пия II]
Отрывок, характеризующий Пий II
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.
Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
