Пий IV
| Пий IV Pius PP. IV<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| 25 декабря 1559 — 9 декабря 1565 | ||
| Интронизация: | 6 января 1560 | |
| Церковь: | Римско-католическая церковь | |
| Предшественник: | Павел IV | |
| Преемник: | Пий V | |
| Имя при рождении: | Джованни Анджело Медичи | |
| Оригинал имени при рождении: |
Giovanni Angelo de Medici | |
| Рождение: | 31 марта 1499 Милан, Миланское герцогство | |
| Смерть: | 9 декабря 1565 (66 лет) Рим | |
| Принятие священного сана: | не известно | |
| Епископская хиротония: | 20 апреля 1546 | |
| Кардинал с: | 8 апреля 1549 | |
| ||
Пий IV на Викискладе
| ||
Пий IV (лат. Pius PP. IV; в миру Джованни Анджело Медичи, итал. Giovanni Angelo de Medici; 31 марта 1499 — 9 декабря 1565) — папа римский с 25 декабря 1559 по 9 декабря 1565.
Содержание
Ранние годы
Джованни Анджело де Медичи происходил из боковой, обедневшей ветви рода Медичи, и родился в Милане [1] 31 марта 1499 года. Он был сыном нотариуса и посвятил себя медицине и юриспруденции. Его ранняя карьера напоминает карьеру его старшего брата, Джан Джакомо Медичи, который из низов поднялся до маркиза Мариньяно.
Учился в университетах в Павии и Милане. После учебы в Болонье и приобретения степени юриста Джованни отправился в 1527 году в Рим, и, как фаворит папы Павла III, стал быстро продвигаться по церковной иерархии, занимая должности сначала губернатора нескольких городов, а затем - архиепископа Рагузы (1545-1553) [2], и вице-легата в Болонье. В 1549 году он стал кардиналом и был отправлен с дипломатической миссией в Германию и Венгрию [1].
Папство
Джованни Анджело Медичи считался человеком ясной и спокойной души, полным жизнерадостности. Его отличие от гордого и неприступного предшественника Павла IV бросалось в глаза, и это решило вопрос о его избрании папой римским 25 декабря 1559 года [1].
В 1560 году учредил Орден Иоанна Латеранского предназначенный для лиц недуховных[3].
Будучи от природы доброжелательным, папа римский Пий IV тем не менее с необычайной суровостью отнесся к непотам своего предшественника: кардинала Альфонсо он приговорил к изгнанию, другой — Джованни — сложил голову на эшафоте, а кардинал Карло, который на конклаве голосовал за Пия, был задушен в тюрьме в Замке Святого Ангела.
В 1565 году был разоблачен заговор против Пия IV во главе с Бенедетто Аккольти-младшим, сыном кардинала [4].
В то же время Пий IV раздал потомству своих трех сестер кардинальские шапки, а собственным детям обеспечил выгодные бенефиции. Самым известным из кардиналов-непотов оказался Карло Борромео (1538—1584), позднее — епископ Милана, усердный реализатор постановлений Тридентского собора, основатель первых духовных семинарий. Карло был канонизирован в 1610 году.
Пий IV довел дело до окончательного завершения работы собора. Решения, принятые собором, ничем не ограничивали власть папы, отдавая под его опеку осуществление реформы церкви. Идеи конциляризма (тезис о верховенстве собора над папой римским) были на длительное время отодвинуты в тень. Так же были преданы осуждению учения Мартина Лютера и Жана Кальвина и сформулированы главные принципы католической доктрины о таинствах, о милосердии божьем и о роли церкви в спасении человека от греха. Собор принял также много постановлений дисциплинарного характера. Следует отметить, что папы не принимали участия ни в одной из 25 сессий собора. 26 января Пий IV подписал соборные декреты и немедленно приступил к их реализации. Был подготовлен Тридентский катехизис — основной учебник католической веры, предназначенный для низшего духовенства. Сформулирован был также текст присяги, которую обязывался принести каждый священник перед тем, как занять церковную должность. Появилась Конгрегация собора, в задачу которой входил контроль за осуществлением постановлений, принятых в Триденте. В 1564 году появился исправленный и дополненный «Индекс запрещенных книг».
В разгоревшиеся тогда в Европе религиозные войны папа не вмешивался.
Наследие
Во время правления Пия Микеланджело вновь отстроил базилику Санта-Мария-дельи-Анджели (в Термах Диоклетиана) и Виллу Пия, ныне известную как "Casina Pio IV", а Пирро Лигорио возвел резиденцию Папской академии наук в Ватиканских садах.
Смерть
Пий IV умер 9 декабря 1565 года и был похоронен в Санта-Мария-дельи-Анджели.
Напишите отзыв о статье "Пий IV"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [www.newadvent.org/cathen/12129a.htm Loughlin, James. "Pope Pius IV." The Catholic Encyclopedia. Vol. 12. New York: Robert Appleton Company, 1911. 4 Sept. 2014]
- ↑ Bartolomeo Scappi, The Opera of Bartolomeo Scappi (1570): L'Arte Et Prudenza D'Un Maestro Cuoco, Transl. Terence Scully, (University of Toronto Press, 2008), 688.
- ↑ Иоанна Латеранского орден // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Marjorie Reeves, The Influence of Prophecy in the Later Middle Ages: A Study in Joachimism, (Oxford University Press, 1969), 368.
Ссылки
- Пий, римские папы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Пий IV
Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
