Пий VII

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Его Святейшество папа римский
Пий VII
Pius PP. VII<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет Пия VII. Ж.-Л. Давид. 1805.</td></tr>

251-й папа римский
14 марта 1800 года — 20 августа 1823 года
Избрание: 14 марта 1800 года
Интронизация: 21 марта 1800 года
Церковь: Римско-католическая церковь
Предшественник: Пий VI
Преемник: Лев XII
 
Имя при рождении: граф Грегорио Луиджи Барнаба Кьярамонти
Оригинал имени
при рождении:
Gregorio Luigi Barnaba Chiaramonti
Рождение: 14 августа 1742(1742-08-14)
Чезена, Папская область
Смерть: 20 августа 1823(1823-08-20) (81 год)
Рим
Принятие священного сана: 21 сентября 1765 года
Епископская хиротония: 21 декабря 1782 года
Кардинал с: 14 февраля 1785 года

Пий VII (лат. Pius PP. VII; в миру Грегорио Луиджи Барнаба Кьярамонти, итал. Gregorio Luigi Barnaba Chiaramonti; 14 августа 1742 — 20 августа 1823) — папа римский с 14 марта 1800 по 20 августа 1823 года. Первый папа эпохи революций.





Ранние годы

Барнаба, граф Кьярамонти, родился 14 августа 1742 в Чезене, в семье графа Сципиона Кьярамонти и его жены, Джованны, дочерью маркиза Гини. По матери он был родственником папы Пия VI. Два его брата были иезуитами, два других — капуцинами, а мать, овдовев, стала кармелиткой. Барнаба вступил в орден св. Бенедикта в 1756 в аббатстве Санта-Мария-дель-Монте, где принял имя Григория. Учился в Падуе, Парме и Риме. В 1776 году Пий VI назначил 34-летнего Григория почетным настоятелем монастыря Сант-Ансельмо в Риме. В декабре 1782 году он был назначен епископом Тиволи, в 1785 году получил кардинальскую шапку и епархию Имолы[1][2].

Когда французская революционная армия вторглась в Италию в 1797 году, кардинал Кьярамонти проявил умеренность и подчинился властям созданной Цизальпинской Республики. В Рождественской проповеди он заявил, что нет никакого противоречия между демократической формой правления и тем, чтобы быть добрым католиком:

Христианская добродетель делает людей демократами... равенство - идея не философов, но Христа ... и я не верю, что католическая религия против демократии.[3]

Избрание

После смерти Пия VI конклав собрался в Венеции в соответствии с предсмертным решением папы. 30 ноября 1799 года в венецианском монастыре Сан-Джорджо открылся конклав, на котором присутствовали 35 кардиналов. Председательствовал на конклаве выдающийся юрист кардинал-дьякон Эрколе Консальви, который позднее как статс-секретарь сыграл не последнюю роль в поддержании авторитета апостольской столицы. Было три основных кандидата, двое из которых оказались неприемлемыми для Габсбургов, чей ставленник, Алессандро Маттеи, тоже не смог получить достаточного количества голосов. После трёх месяцев споров кардинал Мори предложил Кьярамонти в качестве компромиссного кандидата. 14 марта 1800 года Кьярамонти был избран папой и взял имя Пий VII. 21 марта 1800 года он был коронован в Венеции, а затем сел на борт небольшого австрийского корабля «Беллона», который через двенадцать дней доставил его в Пезаро. 3 июля новый папа торжественно вошел в Рим[3].

Папство

Отношения с Наполеоном

15 июля 1801 года Пий VII подписал с Наполеоном конкордат, который в XIX и даже в XX веке служил образцом для других договоров, заключённых апостольской столицей со многими странами Европы и Латинской Америки. Основные условия конкордата между Францией и папой включали:

  • Провозглашение «католицизма религией большинства французов», однако католицизм не считался официальной религией и сохранялась религиозная свобода, в частности, протестантов.
  • Папа имел право смещать епископов, однако возводило их в сан французское правительство.
  • Государство оплачивает церковные затраты, а духовенство дает клятву верности государству.
  • Церковь отказалась от всех претензий на церковные земли, отнятые у неё после 1790 года.

В 1804 году папа приехал в Париж на ритуал коронации Наполеона. Однако не папа, а лично сам император короновал себя и свою супругу Жозефину.

В 1805 году Пий VII вопреки воле Наполеона вернулся в Рим. С этого времени возросло напряжение между папой и императором, который считал папское государство своим леном и распоряжался церковным имуществом по своему усмотрению.

В 1808 году французские войска вновь заняли Рим. В 1809 году император присоединил папское государство к Франции, а Рим объявил свободным городом. Папа осудил «грабителей наследства св. Петра», не называя, однако, имени императора. 5 июля 1809 года французские военные власти вывезли папу в Савону, а затем — в Фонтенбло под Парижем. На Пия VII оказывали давление, чтобы он отказался от папского государства и полностью подчинился императорской власти. Королём Рима стал сын Наполеона от второго брака с Марией Луизой Габсбург. После поражения в России Наполеон решил смягчить свои требования и заключить новый конкордат с Пием VII.

В январе 1814 года Наполеон приказал вывезти папу в Савону, однако его заключение длилось всего несколько недель — Наполеон отрекся от престола 11 апреля того же года. Как только Пий вернулся в Рим, он сразу же восстановил инквизицию и Индекс запрещенных книг[4].

Восстановление папского государства

На Венском конгрессе, собравшемся после падения Наполеона, кардинал Консальви снова добился признания папы главой папского государства и всего католического мира.

В 1814 году Пий VII восстановил орден иезуитов. В последние годы его правления инициатива была в руках главным образом кардинала Консальви, который вёл дипломатические переговоры, обеспечивая апостольской столице возможность дальнейшего свободного руководства католической церковью. Однако дело не дошло до заключения нового конкордата с Францией, где вплоть до 1905 года действовали условия наполеоновского конкордата с добавлениями (так называемыми Органическими статьями), самовольно введёнными императором.

Отношения с Соединенными штатами Америки

Пий поддержал Соединенные Штаты в первой Берберийской войне против берберских пиратов. торговавших пленными христианами, у южного побережья Средиземного моря. Он заявил, что Соединенные Штаты «сделали больше для дела христианства, чем самые могущественные стран христианского мира сделали за столетия»[5].

Осуждение ереси

3 июня 1816 года Пий VII осудил работы епископа Германоса Адама — апологета концилиаризма, подвергавшего сомнению авторитет папского престола[6].

Смерть

В 1822 году Пий достиг своего 80-летия, и его здоровье стало стремительно ухудшаться. 6 июля 1823 года он сломал шейку бедра в результате падения в папских апартаментах и с этого времени был прикован к постели. Он скончался 20 августа и был похоронен в гробнице в базилике Святого Петра[7][8].

Беатификация

15 августа 2007 года Святейший Престол известил епархию Савона-Ноли, что Бенедикт XVI «Nihil obstat» («ничего не имеет против») беатификации покойного Пия VII. Ныне он имеет звание Слуга Божий[9].

Образ в кинематографе

Напишите отзыв о статье "Пий VII"

Примечания

  1. [www.gcatholic.org/churches/cardinal/127.htm Cardinal Title S. Callisto] GCatholic.org
  2. [www.catholic-hierarchy.org/bishop/bchiar.html Pope Pius VII (timeline)]. Catholic Hierarchy. Проверено 21 марта 2012.
  3. 1 2 Thomas Bokenkotter, Church and Revolution: Catholics in the Struggle for Democracy and Social Justice (NY: Doubleday, 1998), 32
  4. Aston Nigel. Christianity and Revolutionary Europe c. 1750-1830. — Cambridge University Press, 2002. — ISBN 0-521-46027-1.
  5. [www.city-journal.org/html/17_2_urbanities-thomas_jefferson.html Jefferson Versus the Muslim Pirates] by City Journal (New York)
  6. Fortescue, Adrian and George D. Smith, The Uniate Eastern Churches, (First Giorgas Press, 2001), 210.
  7. [www.newadvent.org/cathen/12132a.htm Pope Pius VII]. Проверено 22 января 2014.
  8. [www2.fiu.edu/~mirandas/bios1785.htm#Chiaramonti CHIARAMONTI, O.S.B.Cas., Gregorio Barnaba (1742-1823)]. Проверено 4 февраля 2014.
  9. [www2.fiu.edu/~mirandas/bios1785.htm#Chiaramonti CHIARAMONTI, O.S.B.Cas., Gregorio Barnaba]. Проверено 22 января 2014.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Пий VII

– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.
В том и другом случае личная деятельность его, не имевшая больше силы, чем личная деятельность каждого солдата, только совпадала с теми законами, по которым совершалось явление.
Совершенно ложно (только потому, что последствия не оправдали деятельности Наполеона) представляют нам историки силы Наполеона ослабевшими в Москве. Он, точно так же, как и прежде, как и после, в 13 м году, употреблял все свое уменье и силы на то, чтобы сделать наилучшее для себя и своей армии. Деятельность Наполеона за это время не менее изумительна, чем в Египте, в Италии, в Австрии и в Пруссии. Мы не знаем верно о том, в какой степени была действительна гениальность Наполеона в Египте, где сорок веков смотрели на его величие, потому что эти все великие подвиги описаны нам только французами. Мы не можем верно судить о его гениальности в Австрии и Пруссии, так как сведения о его деятельности там должны черпать из французских и немецких источников; а непостижимая сдача в плен корпусов без сражений и крепостей без осады должна склонять немцев к признанию гениальности как к единственному объяснению той войны, которая велась в Германии. Но нам признавать его гениальность, чтобы скрыть свой стыд, слава богу, нет причины. Мы заплатили за то, чтоб иметь право просто и прямо смотреть на дело, и мы не уступим этого права.
Деятельность его в Москве так же изумительна и гениальна, как и везде. Приказания за приказаниями и планы за планами исходят из него со времени его вступления в Москву и до выхода из нее. Отсутствие жителей и депутации и самый пожар Москвы не смущают его. Он не упускает из виду ни блага своей армии, ни действий неприятеля, ни блага народов России, ни управления долами Парижа, ни дипломатических соображений о предстоящих условиях мира.