Пикатрикс
Поделись знанием:
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.
На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.
– Mais charmante! [Очень мила!] – сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ. Потом он прошел в первый ряд и сел подле Долохова, дружески и небрежно толкнув локтем того Долохова, с которым так заискивающе обращались другие. Он, весело подмигнув, улыбнулся ему и уперся ногой в рампу.
– Как похожи брат с сестрой! – сказал граф. – И как хороши оба!
Шиншин вполголоса начал рассказывать графу какую то историю интриги Курагина в Москве, к которой Наташа прислушалась именно потому, что он сказал про нее charmante.
Первый акт кончился, в партере все встали, перепутались и стали ходить и выходить.
«Пикатрикс» (араб. غاية الحكيم, Ġāyat al-Ḥakīm, [Гайят аль-Хаким] = «Цель мудреца»; лат. Picatrix и Picatris) — средневековый манускрипт по астрологии, практической магии и талисманам, называемый также гримуаром; сборник текстов на арабском языке неизвестного автора или авторов, составленный в середине XI века, между 1047 и 1051 годами на территории Испании. В 1256 году, по приказу кастильского короля Альфонсо Мудрого, сборник был переведён на испанский язык[1], а с него — на латынь. Латинский перевод способствовал распространению герметических идей в период средневековья, при том, что никогда не публиковался; сохранился в нескольких рукописях XV—XVII веков, хранящихся в европейских библиотеках.[2]
Арабский философ Ибн Хальдун (1332—1406), критически изучавший «Цель мудреца» («Пикатрикс»), назвал сборник самым полным и лучшим трактатом по магии, приписывая ошибочно авторство учёному-математику Масламе аль-Маджрити (ок. 950—1008). Пикатрикс упоминается у Ф. Рабле.[2]
Содержание
Содержание
«Пикатрикс» состоит из четырёх книг и содержит обширные сведения по астрологической, астральной, симпатической и талисманной магии, почерпнутые из 224 книг, написанных «древними мудрецами»[3].
Пролог
Автор ссылается на свою предыдущую книгу «Поприще мудреца», законченную им в 343 году, после чего он приступил к работе над данной книгой «Цель мудреца» и завершил её пять лет спустя, в 348 году. Объяснив причины, побудившие его к написанию второй книги, он приводит краткое описание каждой из четырёх частей-книг.[4]
Первая книга
Первую книгу автор разделил на семь глав — по числу близких к нам планет, как объясняет он в прологе.
- Глава 1. Как узнать своё положение во вселенной[5]
- Глава 2. Что такое магия, её свойства
- Глава 3. Что такое небеса, их материя
- Глава 4. О расположении небес для создания магических изображений (талисманов). Приводится список 28 лунных домов (созвездий), соответствующих индийской системе, и для каждого дома свой талисман.
- Глава 5. Талисманы и всё необходимое для их создания. Ещё 31 созвездие, благоприятное для изготовления талисманов.
- Глава 6. Вселенная, в которой человек — микрокосмос, подобный макрокосмосу. Характеристика человека, ставящая его выше других живых существ.
- Глава 7. Вселенная и тайные знания мудрецов
Вторая книга
- Глава 1. Как овладеть данным знанием
- Глава 2. Небесные изображения и их секреты. Приводятся 48 известных древним грекам созвездий[6] и паранателоны[7] 36-и деканов зодиака.
- Глава 3. Влияние планет, солнца и луны
- Глава 4. Движение восьмой сферы и неподвижные звёзды
- Глава 5. Разделение знаний среди наций, и кому какая часть принадлежит. Начинается с указания, что древний мастер разделил всё искусство магии на три части: талисманы, поклонения планетам и заклинания.
- Глава 6. Важность добродетелей для усиления влияния звёзд в талисманах
- Глава 7. Подробнее о том, что более, а что менее важно для талисмана.
- Глава 8. Порядок естественных вещей. Содержит таблицу простых качеств: тепло, холод, влажность, сухость и их комбинации.
- Глава 9. Примеры магических фигур и начертаний, призывающих помощь планет. О комбинациях звёзд в магических фигурах, и изготовление шести талисманов.
- Глава 10. Соответствующие планетам минералы (камни)
- Глава 11. Магические изображения 36 деканов и их эффекты. Начинается с предостережения о необходимости сокрытия учения от неграмотных, которые — в отсутствие мудрости — будут лишь унижать достоинство астролога.
- Глава 12. Деканы в индийской традиции. У индийцев называются darîjân.
Третья книга
- Глава 1. Семь небесных тел: их влияние на растительный, животный миры и металлы
- Глава 2. Зодиакальное влияние на царства растений, животных и минералов
- Глава 3. О магических знаках, цвете одеяний и благовониях. Заканчивается списком общих эффектов солнца, луны и пяти планет на человечество.
- Глава 4. Отчего секретные знания раскрываются лишь по капле и время от времени. Единственная глава об астрологическом значении Корана. Все суры Корана соотносятся с одним из семи небесных тел, особое внимание тем, которые соответствуют Венере — планете-покровительнице арабов. Об арабском алфавите.
- Глава 5. Автор возвращается к основной теме книги — магии.
- Глава 6. О духовной сущности мудреца, совершенства природы. Перечисление древних философов, которым была известна пневма (космическое «дыхание»).
- Глава 7. Общение с небесными телами, их влияние. Начинаются практические инструкции.
- Глава 8. Молитвы набатеев, обращённые к Солнцу и Сатурну. Автор уточняет: ради ознакомления, потому как идолопоклонство.
- Глава 9. О духах небесных тел. Подробное описание пневм семи небесных тел; пневма Сатурна называется Barîmâs, Юпитера — Damâhûs, Марса — Dagdijûs, Солнца — Bandalûs, Венеры — Didas, Меркурия — Barhûjâs, Луны — Garnûs.
- Глава 10. О талисманах, подношениях, благовониях и ароматических веществах (парфюмерии).
- Глава 11. Эффекты талисманов. Из индийской и египетской магической практики.
- Глава 12. Необходимые правила магических знаний. Начинается с заявления о важности практикования для достижения мастерства в магическом искусстве.
Четвёртая книга
- Глава 1. Благо и сила духа. Пять составных частей истории создания мира и природы. Философский анализ понятий дух, материя, чувство, разум, душа и разницы между ними.
- Глава 2. Молитвы Луне и каждому из двенадцати знаков зодиака. Индийские церемониальные обряды для семи небесных тел.
- Глава 3. Халдейская мудрость. Более развёрнутая история легендарного Египта, уже начатая в книге III, глава 11.
- Глава 4. Изображения и рассуждения для пользы получаемых знаний. 45 цитат астрологического и магического характера.
- Глава 5. 10 наук, предваряющих овладение алхимией и магией. Где корень магического искусства.
- Глава 6. Магические формулы и благовония в честь семи небесных тел.
- Глава 7. Магическое искусство в книге набатеев. Очень длинная глава с обширными цитатами из набатейского сочинения, переведённого Abudaer Abemiaxie на арабский язык.
- Глава 8. В беспорядке представлены благоприятные свойства множества естественных в природе вещей.
- Глава 9. Об изображениях, обладающих чудесными свойствами, из книги храма в Coredib и книги царицы Folopedre
В заключение автор приводит завещание Сократа и семь наставлений Пифагора.
Идеальный город
В четвёртой книге, глава 3, описывается идеальный город аль-Ашмунаин (al-Asmunain, также Адоцентин), возведённый в восточном Египте Гермесом Трисмегистом после постройки храма Солнца. Прекрасный город с планировкой по строгим астрологическим выкладкам. В центре его крепость с четырьмя вратами. Описание крепости перекликается с «Городом Солнца» Кампанеллы (1602) и городом Сфорциндой Филарете (1465). Ворота Гермес украсил разными изображениями: на восточных — орёл, на западных — телец, на южных — лев, на северных воротах — пёс (см. евангелисты). Изображения зверей говорящие, и никому не позволительно войти в город без их разрешения. Внутри крепости — башня высотой в двадцать локтей (прим. 9 м), её венчает шар, освещающий город и меняющий цвет каждый день недели (всего 7 цветов).[2]
Исследования учёных
XIV век
Широко эрудированный арабский философ из Северной Африки Ибн Хальдун (1332—1406), критически относившийся к магии с её ритуалами и талисманами и изучивший «Цель мудреца» (Пикатрикс), в одной из своих речей назвал сочинение самым полным и лучшим трактатом по магии. Однако ошибочно приписал авторство учёному-математику Масламе аль-Магрити (ок. 950—1008)[2].
XV век
Французский астролог на службе у Карла VIII — Симон де Фарес[fr] (1444 — после 1499) — составил в 1494—1498 годах трактат в защиту астрологии «Recueil des plus célèbres astrologues et quelques hommes doctes»[8], в котором в хронологическом порядке назвал известных астрологов и их работы и охарактеризовал Пикатрикса, как самого прекрасного астролога своего времени. Сочинение стало ценным свидетельством распространения Пикатрикса в XV веке, как и подтверждением того, что имя арабского автора постепенно забылось, вытесненное латинским названием сборника.[9]
XX век
Одним из первых современных исследователей был немецкий востоковед Хельмут Риттер (1892—1971). В 1933 году он опубликовал свой критический анализ арабского текста. В 1962 году он, совместно с Мартином Плесснером[de] (1900—1973), издал перевод Пикатрикса на немецкий язык[10], что позволило другим учёным заняться сопоставительным анализом латинских переводов.[2]
Сохранившиеся латинские манускрипты
- Манускрипт N°10272 / Национальная центральная библиотека Рима[2]
- Манускрипт 1536 года / Национальная центральная библиотека Флоренции[11]
- Манускрипт N°17871, в XVII веке принадлежавший библиотеке парижского Нотр-Дама / Национальная библиотека Франции ([gallica.bnf.fr/ark:/12148/btv1b90781944 Скан])
Публикации на русском языке
- Пикатрикс // перевод И. В. Харуна. Нижний Новгород; изд-во «ИП Москвичев»; 2015; 432 с.; ISBN 978-5-9906390-0-3.
Упоминания в искусстве
- Франсуа Рабле в сатирическом романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» (1533—1564) называет Пикатрикса (Picatris) деканом дьявологического факультета и ссылается на Толедо в Испании: «Когда я учился в толедской школе, его преподобие, брат во чертях Пикатрис, декан дьявологического факультета, говорил нам, что бесы по природе своей боятся блеска мечей, равно как и солнечного света.»[12].
См. также
Напишите отзыв о статье "Пикатрикс"
Примечания
- ↑ О чём упоминают последующие латинские переводы: «с арабского на испанский» (лат. de arabico in hispanicum).
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Гарин, Эудженио. [books.google.fr/books?id=ONkNRAAACAAJ Зодиак жизни. Антиастрологическая полемика эпохи Возрождения] = Le Zodiaque de la vie: polémiques antiastrologiques à la Renaissance. — Париж: Les Belles Lettres, 1991. — С. 64-73. — 173 с. — ISBN 2.251.420001-2.
- ↑ [www.teurgia.org/index.php?option=com_content&view=article&id=1121%3Al-r&catid=36%3A2010-01-12-03-37-34&Itemid=94 Введение от редактора / англ. издание] (рус.)
- ↑ [www.teurgia.org/index.php?option=com_content&view=article&id=1122%3Al-r&catid=36%3A2010-01-12-03-37-34&Itemid=78 Пролог / англ. издание] (рус.)
- ↑ Здесь и далее описание глав дано по Ch. Warnock, J. M. Greer (переводчики). [books.google.fr/books?id=DRAyAwAAQBAJ Picatrix: The Classic Medieval Handbook of Astrological Magic]. — Adocentyn Press, 2011. — 310 с. — ISBN 9781257767854.
- ↑ См. 48 созвездий каталога «Альмагест» Клавдия Птолемея
- ↑ Паранателоны (паранателлоны; греч. paranatellon, мн. ч. paranatellonta) — внезодиакальные звёзды или созвездия, которые восходят и садятся одновременно с соответствующими им 36 зодиакальными деканами. [dictionary.babylon.com/paranatellon/ Paranatellon // Babylon Translation]
- ↑ [gallica.bnf.fr/ark:/12148/btv1b90599151/f3.image Манускрипт No 1357 Национальной библиотеки Франции]. Издан в 1929 году в Париже библиотекарем E. Wickersheimer; [books.google.fr/books?id=waNytwAACAAJ гугл-нот].
- ↑ «Зодиак жизни», прим. 26 к главе II.
- ↑ нем. Picatrix: Das Ziel des Weisen von Pseudo-Magriti, aus dem Arabischen ins Deutsche übersetzt von Hellmut Ritter und Martin Plessner (London: Warburg Institute, 1962)
- ↑ [opac.bncf.firenze.sbn.it/opac/controller.jsp?action=notizia_view¬izia_idn=cfi0378044 см. каталог]
- ↑ [books.google.fr/books?id=46MGAAAAQAAJ&pg=PA469&dq=le+reverend+p%C3%A8re+en+picatris#v=onepage напр., изд. 1823 года]
Литература
- Пикатрикс / Пер. с латин., предисл. И.В.Харуна. – Н.Новгород: А.Г.Московичев, 2015. – 432 с. Твердый переплет, Обычный формат. – ISBN 978-5-990639-00-3 / 9785990639003
Ссылки
- [digitaloccultmanuscripts.blogspot.fr/2008/07/ghayetu-al-hakim-picatrix_7394.html Арабский текст «Пикатрикса»]
- [bivio.filosofia.sns.it/bvWorkTOC.php?authorSign=Picatrix&titleSign=Picatrix Латинский текст «Пикатрикса»] (лат.)
- [www.renaissanceastrology.com/picatrix.html Английский текст «Пикатрикса»] (англ.)
- [issuu.com/hunabkuproductions/docs/_the_picatrix__liber_rubeus_edition Англоизычное издание «Пикатрикса» (Liber Rubeus Edition)] (скан)
- [www.esotericarchives.com/picatrix.htm Описание четырёх книг сборника] (англ.)
- [apokrif93.a-z-o-t.com/apokrif.php?c=r_ce22w50_46 Арабская талисманика] / Оккультный журнал «Апокриф»
- Пикатрикс: [sane-witch.dreamwidth.org/tag/пикатрикс Призывания Сатурна, Солнца, Венеры, Меркурия и Луны], перевод с англ. издания.
Отрывок, характеризующий Пикатрикс
В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.
На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.
– Mais charmante! [Очень мила!] – сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ. Потом он прошел в первый ряд и сел подле Долохова, дружески и небрежно толкнув локтем того Долохова, с которым так заискивающе обращались другие. Он, весело подмигнув, улыбнулся ему и уперся ногой в рампу.
– Как похожи брат с сестрой! – сказал граф. – И как хороши оба!
Шиншин вполголоса начал рассказывать графу какую то историю интриги Курагина в Москве, к которой Наташа прислушалась именно потому, что он сказал про нее charmante.
Первый акт кончился, в партере все встали, перепутались и стали ходить и выходить.
