Пикколомини, Оттавио

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Оттавио Пикколомини
Звание

генерал-фельдмаршал

Награды и премии

Оттавио Пикколомини (итал. Ottavio Piccolomini; 11 ноября 1599, Флоренция — 11 августа 1656, Вена) — герцог Амальфи, генерал-фельдмаршал Священной римской империи (1634 год).



Биография

Представитель итальянской семьи Пикколомини. Вступил на испанскую военную службу и отправился в Германию с полком, посланным на помощь Фердинанду II против чехов, и в 1618 году в чине ротмистра перешел на службу к императору и принял деятельное участие в тридцатилетней войне, в ходе которой выделился как лихой кавалер и начальник. Получил 4 ранения в битве при Лютцене в 1632 году и был произведен в генералы.

В 1634 году Валленштейн поручил ему занять Зальцбургские проходы и уполномочил отставлять каждого, не преданного герцогу. Пользуясь полным доверием Валленштейна Пикколомини стал главным орудием падения Валленштейна. Он предал его императору и после смерти своего шефа был награждён чином фельдмаршал-лейтенанта и получил в награду часть имений Валленштейна.

После удачной для имперских войск битвы при Нердлингене Пикколомини во главе отдельного корпуса направился к Майну и занял с боем несколько городов, отметив свой путь рядом жестоких опустошений и пренебрежением интересов нейтральных князей.

В 1636—1639 годах боролся с французами и голландцами в Нидерландах, откуда вытеснил французов и взял в плен маркиза Фекьера с пятитысячным обозом и артиллерией.

В 1640—1643 годах сражался в Богемии против шведских войск генерала Баннера.

В 1643—1648 годах состоял на службе у испанского короля Филиппа IV.

С 1648 года был главнокомандующим имперских войск и участвовал в заключении Вестфальского мира.

В 1650 году император Фердинанд III возвел Пикколомини в потомственные имперские князья.

Напишите отзыв о статье "Пикколомини, Оттавио"

Примечания

Литература

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Пикколомини, Оттавио


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.