Филиппинский язык

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Пилипино»)
Перейти к: навигация, поиск
Филиппинский язык
Самоназвание:

Filipino

Страны:

Филиппины

Официальный статус:

Филиппины

Регулирующая организация:

Komisyon sa Wikang Filipino

Общее число говорящих:

25 млн (первый язык)
более 60 млн (второй язык)

Рейтинг:

23

Классификация
Категория:

Языки Евразии

Австронезийская семья

Малайско-полинезийская надветвь
Тагальский язык
Центральнофилиппинская ветвь
Письменность:

латиница (филиппинский алфавит)

Языковые коды
ГОСТ 7.75–97:

таг 636

ISO 639-1:

tl

ISO 639-2:

fil

ISO 639-3:

[www.sil.org/iso639-3/documentation.asp?id=fil fil]

См. также: Проект:Лингвистика

Филиппинский язык или пилипино, филипино (тагальск. Pilipino, Filipino) — национальный и официальный (наравне с английским) язык Филиппин. Относится к австронезийской семье языков и базируется на существующих местных языках, прежде всего на тагальском языке. Содержит значительное количество заимствований из английского и испанского языков. По филиппинскому законодательству, местное правительство обязано обеспечивать и способствовать эволюции, развитию и дальнейшему обогащению филиппинского языка, на основе других языков[1]. Преимущественно, филиппинский язык является первым для жителей Метро Манила (Национального столичного региона).

Иногда термин «филипино» некорректно употребляется как собирательное название всех языков Филиппин. Также, учитывая сходство между тагальским и филиппинским языками, последний часто идентифицируют с первым.



История

12 ноября 1937 года первая Национальная ассамблея Филиппин приняла закон о создании Национального языкового института для изучения и рассмотрения всех местных диалектов с целью избрания того, который послужит базисом национального языка Филиппин. Вскоре институт рекомендовал избрать тагальский язык как основу национального языка. Уже 31 декабря 1937 года президент Мануэль Кесон объявил язык, основанный на тагальском, Национальным языком Филиппин.

Тагальский язык был выбран по следующим причинам:

  1. Он был широко применяемым и наиболее понятным во всех регионах Филиппин.
  2. Он не делится на диалекты настолько как бисайский язык.
  3. Корпус тагальской литературы крупнейший среди местных языков.
  4. Тагальский язык всегда был языком столицы — Манилы.
  5. Тагальский язык был языком Филиппинской революции 1896 года и подпольной националистической организации Катипунан (тагальск. Katipunan) — двух ярких явлений Филиппинской истории.

18 июня 1938 года Национальная ассамблея создала Институт национального языка (предыдущий институт был расформирован), задачей которого стало заключение словаря и грамматики для их публикации не позднее чем за два года после провозглашения президентом Национального языка. В результате, в указанный срок президенту был подан «Тагальско-английский словарь» под авторством Сесилия Лопеса и грамматика Balarila ng Wikang Pambansa авторства Лопе К. Сантоса. Начиная с 1940/1941 учебного года Национальная речь начала изучаться в школах. В 1946 году, после получения Филиппинами независимости от США, язык стал официальным (наряду с английским и испанским).

Начиная с 1959 года для обозначения Национального языка используется термин «пилипино» (который впоследствии превратился в «филипино» — де-юре новый язык) для отделения официального языка от тагальской этнической группы.

На сегодня, один из самых высоких индексов языкового разнообразия в Филиппинах, филиппинский язык реализовался как национальный благодаря «телевидению, фильмам, комиксам, эмиграции и образовательной системе»[2].

Классификация

Несмотря на заявленное в законодательстве развитие филиппинского языка на основе всех филиппинских языков, национальный язык Филиппин до сих пор базируется преимущественно на тагальском языке с некоторыми заимствованиями из неместных языков (английского и испанского). Некоторые учёные считают тагальский, пилипинский и филиппинский языки разновидностями одного языка, так как эти языки объединяет общая грамматика, а между собой они являются вполне понятными[2].

Следовательно, по классификации Ethnologue, филиппинский язык считается разновидностью тагальского языка, центральнофилиппинской ветви, малайско-полинезийской надветви австронезийской языковой семьи[3].

Напишите отзыв о статье "Филиппинский язык"

Примечания

  1. [www.chanrobles.com/republicactno7104.htm Commission on the Filipino Language Act, № 7104, 14.08.1991]
  2. 1 2 [www.dalityapi.com/2007_08_01_archive.html Filipino and Tagalog, Not So Simple, 30.08.2007]
  3. [www.ethnologue.com/show_language.asp?code=fil Filipino: A language of Philippines — Ethnologue]

Отрывок, характеризующий Филиппинский язык

Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.