Пим, Барбара

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Барбара Пим
Barbara Pym
Имя при рождении:

Barbara Mary Crampton Pym

Дата рождения:

2 июня 1913(1913-06-02)

Место рождения:

Освестри, Шропшир

Дата смерти:

11 января 1980(1980-01-11) (66 лет)

Место смерти:

Оксфордшир

Гражданство:

Великобритания

Род деятельности:

прозаик

[www.barbara-pym.org/ bara-pym.org]

Барбара Мэри Крэмптон Пим (англ. Barbara Mary Crampton Pym; 2 июня 1913 — 11 января 1980) — британская писательница.

Барбара Пим родилась в Освестри, графство Шропшир. Получила образование в частной школе для девочек Queen’s Park School, а с двенадцати лет посещала Хьютон Колледж (англ.) близ Ливерпуля. В школе возглавляла литературное общество[1]. Изучала английский язык в Колледже Св.Хильды (англ.). Во время Второй мировой войны служила в Женской вспомогательной службе ВМС Великобритании.

В её литературной карьере был большой перерыв с 1963 года по 1977 год, когда несмотря на уже имевшуюся популярность и успех ранее написанных ею произведений, она не смогла найти издателя для своих новых книг, написанных в юмористическом жанре.

Поворотной для Барбары Пим стала статья в Литературном приложении Times (англ.), где два известных в литературных кругах человека, Филипп Ларкин и Лорд Дэвид Сэсил (англ.), назвали её самой недооцененной писательницей столетия. Пим и Ларкин состояли в плотной переписке много лет. Её роман-возвращение «Осенний квартет» (англ.) (1977) был номинирован на Букеровскую премию. Роман рассказывает о четырёх пожилых людях (двух женщинах и двух мужчинах), которые вынуждены делить один кабинет. Они «досиживают» до пенсии. Казалось бы, в их жизни уже нет места страстям и переживаниям.

Её другой роман «The Sweet Dove Died», ранее отвергнутый многими издателями, был незамедлительно напечатан и принят критикой. Несколько её более ранних произведений были опубликованы уже после её смерти. Однако самым успешным её произведением стал роман «Превосходные женщины»[2].

Пим работала в Международном Институте Африки (англ.) в Лондоне и много времени уделяла редактированию его научного журнала «Африка» (англ.). Отсюда нередко появление в её романах антропологов.

Барбара Пим никогда не была замужем, хотя на протяжении жизни не раз имела довольно близкие отношения с мужчинами, в частности, с однокурсником по Оксфорду Генри Харви, а также с будущим политиком Джулианом Эмери (англ.).

После ухода на пенсию, Барбара Пим переехала в деревню Финсток (англ.) (графство Оксфордшир) в собственный коттедж Barn Cottage, в котором проживала вместе со своей младшей сестрой Хилари. В 1980 году Барбара Пим умерла от рака груди в возрасте 66 лет. После смерти сестры, Хилари продолжила заниматься литературными произведениями Барбары. В 1993 году она основала Общество Барбары Пим. Хилари Пим умерла в феврале 2005 года. На доме Барбары Пим была установлена голубая табличка (англ.) в 2006 году. Сестры принимали активное участие в жизни деревни и обе похоронены на местном церковном кладбище.

После смерти писательницы также были изданы её дневники под названием «Очень личный взгляд» («A Very Private Eye») (1985).

«Когда читают книги Пим обычно не хохочут; это было бы слишком. Обычно улыбаются. Улыбаются, и откладывают книгу, чтобы насладиться улыбкой. Затем снова берут книгу, а спустя несколько минут вновь улыбаются над неожиданно подмеченной человеческой слабостью.»

Александр Маккол Смит[2]

«Превосходные женщины» Барбары Пим — это поразительное напоминание о том, что одиночество может быть осознанным выбором, и о том, что живой и цельный роман может всецело быть построен вокруг столь регрессивной добродетели, как женское терпение

Джон Апдайк[3]



Произведения

  • Some Tame Gazelle (1950)
  • «Превосходные женщины» / Excellent Women (1952)
  • Jane and Prudence (1953)
  • Less than Angels (1955)
  • A Glass of Blessings (1958)
  • No Fond Return Of Love (1961)
  • «Осенний квартет» / Quartet in Autumn (1977)
  • The Sweet Dove Died (1978)
  • «Несколько зелёных листьев» / A Few Green Leaves (1980)[4]
  • Crampton Hodnet (закончена примерно в 1940, опубликована 1985)
  • An Unsuitable Attachment (написана в 1963; опубликована посмертно в 1982)
  • An Academic Question (написана в 1970-72; опубликована в 1986)

Напишите отзыв о статье "Пим, Барбара"

Примечания

  1. Barbara Pym, Hilary Pym. The early life // A very private eye: An autobiography in letters and diaries. — London, 1985.
  2. 1 2 Alexander McCall Smith [www.guardian.co.uk/books/2008/apr/05/featuresreviews.guardianreview30 Very Barbara Pym] // The Guardian. — Guardian News and Media Limited, 5 апреля 2008.
  3. Mary Jo Murphy The Accidental Mom // Sunday Book Review. — The New York Times Company, 6 мая 2010.
  4. Барбара Пим. Несколько зеленых листьев / пер. Н. Емельянниковой, Е. Осеневой. — М: Художественная литература, 1987. — 320 с. — 75 000 экз.

Ссылки

[www.barbara-pym.org/ Официальный сайт общества Барбары Пим] (англ.)

Отрывок, характеризующий Пим, Барбара

– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.