Пинкни, Уильям
Уильям Пинкни англ. William Pinkney | ||||
| ||||
---|---|---|---|---|
1811 — 1814 | ||||
Президент: | Джеймс Мэдисон | |||
Предшественник: | Сизар Родни | |||
Преемник: | Ричард Раш | |||
Уильям Пинкни (англ. William Pinkney; 17 марта 1764 — 25 февраля 1822) — американский государственный деятель и дипломат, 7-й генеральный прокурор США.
Биография
Родился в Аннаполисе, штат Мэриленд, Пинкни изучал медицину (который он не практиковал) и право, получив квалификацию юриста был принят в коллегию адвокатов в 1786 году после некоторого времени, практикующий закон в Харфорд Каунти, штат Мэриленд, он участвовал в Мэриленд государственной конституционной конвенции.
Пинкни служил в штате Мэриленд палате депутатов с 1788 по 1792, а затем снова в 1795 году, и служил в качестве конгрессмена США от третьего района штата Мэриленд в 1791 году, и с пятого округа с 1815 до 1816 он был мэром Аннаполиса с 1795 по 1800, Генеральный прокурор штата Мэриленд. С 1805 по 1806 был послом США в Великобритании (одновременно с Джеймсом Монро); с 1806 до 1807 они вели переговоры о Договоре Монро Пинкни, который был отклонен президентом Томасом Джефферсоном и не вступил в силу. Пинкни был послом в Великобритании с 1808 до 1811, а затем вернулся в Мэриленд, заняв пост в сенате штата Мэриленд в 1811 году. В 1811 году он вошел в кабинет президента Джеймс Мэдисона как Генеральный прокурор.
В звании майора принимал участие в Англо-американской войне (1812—1815) и был ранен в битве при Бладенсбурге в августе 1814 года.
После войны был конгрессменом от пятого округа штата Мэриленд с 1815 по 1816. После этого с 1816 до 1818 был послом США в России, а так же специальным посланником в Неаполитанском королевстве. Он служил в качестве сенатора США от штата Мэриленд с 1819 до своей смерти в 1822 году. Был похоронен на Кладбище Конгресса в Вашингтоне, округ Колумбия.
Его сын, Эдвард Пинкни Кут, стал поэтом.
|
|
Напишите отзыв о статье "Пинкни, Уильям"
Отрывок, характеризующий Пинкни, Уильям
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.