Пинта (единица объёма)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Пи́нта (англ. pint)— единица объёма в английской системе мер. Используется, в основном, в США, Великобритании и Ирландии. Однако величина американской и английской пинт неодинакова:

  • 1 английская пинта = 0,56826125 литра;
  • 1 американская жидкая пинта = 0,473176473 литра;
  • 1 американская сухая пинта = 0,5506104713575 литра.

В настоящее время в результате внедрения метрической системы мер пинта используется в Великобритании только как мера объёма пива или сидра при розничной продаже, а также, в меньшей степени, как мера объёма молока. В Ирландии пинта используется только при розничной продаже пива и сидра в барах и клубах, при продаже в других случаях или других жидкостей официально используется метрическая система, однако в повседневной жизни пинта используется неофициально.



История

Пинта является производной величиной от галлона — одна восьмая его часть. Галлон изначально определялся как объём 8 фунтов пшеницы. Позже другие разновидности были введены в обиход для других продуктов и, соответственно, появились новые варианты пинт. Америка приняла британский винный галлон, определённый в 1707 году как 231 кубический дюйм, в качестве основной меры объёма жидкости. Отсюда была выведена американская жидкая пинта. Был также принят британский кукурузный галлон (268,8 кубического дюйма) как мера объёма сыпучих тел. Отсюда произошла американская сухая пинта. В 1824 году британский парламент заменил все варианты галлона на один имперский галлон, определённый как 10 фунтов дистиллированной воды при температуре 62 °F (277,42 кубического дюйма). Это определяет американскую-британскую пинту.

Напишите отзыв о статье "Пинта (единица объёма)"

Ссылки

  • [dic.academic.ru/dic.nsf/enc3p/233982 dic.academic.ru // БЭС — Пинта]

Отрывок, характеризующий Пинта (единица объёма)

– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.