Пинту, Фернан Мендиш

Фернан Мендиш Пинту
Fernão Mendes Pinto
Дата рождения:	1509 или 1511
Место рождения:	Монтемор-у-Велью
Гражданство:	Королевство Португалия
Место смерти:	Прагал
Супруга:	Мария Коррейя Баррету (Maria Correia Barreto)

Фернан Мендиш Пинту (Fernão Mendes Pinto , 1509—1583) — португальский путешественник, писатель.

Биография

Точная дата рождения Фернана Мендиша Пинту неизвестна. Год рождения определяется приблизительно со слов самого писателя в начале гл. I «Странствия». Дата 13 декабря 1521 года хорошо запомнилась Пинту, потому что в этот день дядя привёз его из отцовского дома в Лиссабон, а было ему тогда 10 или 12 лет от роду. Тогда же в Португалии проходила церемония преломления щитов по смерти короля Мануэла I Счастливого. О предшествующих событиях писатель ничего не смог вспомнить, поскольку начал работать над своим трудом в преклонном возрасте в 1569 году после возвращения на родину. В семье отца жилось бедно, и дядя принял участие в судьбе мальчика, определив его в услужение знатной даме.

Согласно «Странствию», Пинту полтора года находился в доме знатной дамы. Там произошло какое-то страшное событие, и паренёк подвергся смертельной опасности. Спасая свою жизнь, он попал на корабль, который был захвачен французским капером. После удивительно случайного и удачного спасения Мендиш Пинту попал в Сетубал, где четыре года служил знатному господину Франсишку де Фариа (Francisco de Faria), по рекомендации которого стал камергером у Дона Жорже де Ланкастра. Через полтора года ввиду маленького жалования Пинту, как и многие молодые люди его времени, решил отправиться на поиски удачи в Индию.

Из шестнадцати лет (1521—1537) с момента прибытия в Лиссабон до отъезда в Индию о девяти годах своей жизни этого периода писатель умалчивает. Из письма св. Франциска Ксаверия португальскому королю Жуану III, написанному в 1551 году, известно, что у Мендиша Пинту было два брата: Антониу и Áлвару.

Морские странствия Мендиша Пинту начались в 1537 году, когда от отправился в Индию. В 1538 году в составе одной из экспедиций он попал в Красное море. Дальнейшие путешествия по Азии продолжались 21 год.

Согласно тому, что написано в последней главе «Странствия», 22 сентября 1558 года Пинту возвратился в Лиссабон. В надежде получить компенсацию или пенсию за свою службу португальской короне Пинту провёл при королевском дворе четыре с половиной года. Разуверившись в успешном решении вопроса по своему ходатайству, путешественник покинул Лиссабон.

Остаток своих дней провёл в Кинта де Вале ду Розал (Quinta de Vale do Rosal), где обосновался в 1569 или 1570 году (или в 1562 году?), женился и имел двух дочерей. Здесь он до 1578 года записывал воспоминания о своих невероятных приключениях. Известие о назначении маленькой, но долгожданной пенсии пришло через 3 месяца после смерти Мендеша Пинту, когда португальским королём стал Филипп II.

Путешествия

С 1537 по 1558 годы Фернан Мендиш Пинту путешествовал по многим странам Азии и Дальнего Востока. Вне пределов Португалии находился в течение 21 года. По пути в Гоа (Индия) побывал в Эфиопии и Ормузе. Обосновавшись с 1539 года в Малакке, устанавливал дипломатические отношения с неизвестными ранее португальцам королевствами региона. За это время мореход посетил мусульманские королевства Суматры, Сиам, Китай, Кохинхину, Бирму и Японию. В Китае Пинту был приговорён к одному году тяжёлых работ на строительстве Великой Китайской стены, но отработал часть срока, поскольку был захвачен в плен татарами.

В своих опасных приключениях путешественник часто балансировал на грани жизни и смерти. По его собственным словам, он 13 раз был пленён и 17 раз попадал в рабство. За всё время пребывания в Азии Пинту приходилось бывать солдатом, негоциантом, пиратом, послом, миссионером, и даже целителем.

Япония

Фернан Мендиш Пинту был одним из первых достигших Японии европейцев. Достоверно неизвестна ни точная дата прибытия португальских первооткрывателей в Японию, ни кто из них первым высадился на острове Танегасима. В данном случае вопрос первенства остаётся открытым. Не исключается возможность, что до 1542 года Японию могли посетить другие португальские путешественники.

В одно и то же время в Японию были отправлены две португальские экспедиции, которые, следуя различными маршрутами, по мнению португальского историка Кардеал Сарайва (Cardeal Saraiva) могли одновременно достичь японских островов то ли в 1542 году, то ли в 1543 году. Это могли быть корабли мореплавателей Антониу да Мота (António da Mota), Франсишку Зеймоту (Francisco Zeimoto) или Антониу Пейшоту (António Peixoto). Выдающийся востоковед иезуит Шурхаммер (Georg Otto Schurhammer, 1882—1971) на основании критического анализа португальских и японских источников пришёл к выводу, что португальцы впервые достигли Японии в 1543 году, а Фернан Мендиш Пинту никогда не бывал там ранее 1544 года.

Мендиш Пинту побывал в Японии 4 раза, последнее путешествие завершилось в 1556 году. Принято считать, что команда Пинту впервые продемонстрировала японцам огнестрельное оружие — аркебузу. Впечатление японцев от эффективности выстрелов во время охоты португальцев описаны путешественником в его воспоминаниях. Вскоре японские ружья стали лучшими в мире.

Общество Иисуса

Во время одного из своих четырёх путешествий в Японию Пинту познакомился с св. Франциском Ксаверием. Впечатлённый харизмой миссионера негоциант решает вступить в Общество Иисуса, даёт своим рабам вольную и жертвует иезуитам значительную сумму для распространения христианства в Японии. Возможно, что последнее путешествие в Японию с 1554 года по 1556 год в качестве миссионера и дипломата разочаровало новообращённого иезуита. Никому не известны причины, побудившие Пинту принять своё решения, однако в 1557 году он покинул орден.

Корреспонденция

Когда Пинту прибыл на родину, он уже был там известен. Из Малакки он отправил так называемое «письмо», датированное 5 декабря 1554 года. По сути «письмо» было пространным многостраничным отчётом о миссионерской деятельности, адресованное братьям Общества Иисуса, которое было опубликовано сразу же после получения в 1555 году. Второе «письмо» было написано в Макао 20 ноября 1555 года, но опубликовано в начале XX века. Третье письмо Пинту написал по-итальянски в Алмаде 15 марта 1571 года для итальянского посла Бернардо Нери (Bernardo Neri), отправленного в Португалию по поручению великого герцога Козимо I Медичи. Медичи интересовались информацией о Китае. Вся эта корреспонденция была проанализирована американской исследовательницей Ребеккой Кац.

«Странствие» (Peregrinação)

Главным источником информации о Фернане Мендеше Пинту наравне с сохранившимися письмами являются его воспоминания «Странствие» (Peregrinação), написанные после возвращения на родину в назидание своим потомкам. Работа над итоговым трудом всей жизни была начата в 1569 году, первое издание которого было опубликовано в 1614 году, лишь через 31 год после смерти автора.

В соответствии с завещанием автора после его смерти наследники передали рукопись в «Приют кающихся грешниц» в Лиссабоне (Casa Pia das Penitentes de Lisboa). Разрешение инквизиции на печать книги было получено в 1603 году. Рукопись готовил к печати королевский историк Франсишку де Андраде (Francisco de Andrade). Впоследствии оригинал рукописи Пинту был утерян. Вся выручка от продаж «Странствия» поступала в «Приют кающихся грешниц».

Книга путешественника принадлежит к литературному жанру путешествия.

Перевод заглавия на титульной странице:

Странствие (Peregrinaçam) Фернана Мендеша Пинту, в котором он отдаёт отчёт о многих и очень странных вещах, что видел и слышал в королевствах Китая, Татарии, Сорнау, кое обычно именуется Сиамом, а также в королевствах Каламиньян, Пегу, Мартауан, и во многих других королевствах и владениях Востока, о которых у нас на Западе весьма мало или ничего не известно. Так же он отчитывается о необычных случаях, как с ним, так и со многими другими людьми приключившимися. И в конце повествования кратко описывает некоторые происшествия и кончину святого падре Франциска Ксаверия, единственного славного светоча, воссиявшего в тех далёких странах Востока и равно проповедовавшего там для всех от Общества Иисуса.

Долгое время «Странствие» Мендиша Пинту не внушало доверия исследователям, и для этого имелись основания: несоответствие дат и географических названий. По этому поводу в Португалии существует игра слов, связанная с именем путешественника «Фернан, говоришь неправду? — Говорю неправду».

В этом отношении очевидна параллель с Марко Поло, опус которого («Книга о разнообразии мира») является объектом дискуссий. Не следует забывать, что «Странствие» не задумывалось автором в качестве научного труда, не претендовало быть точным и достоверным географическим или этнографическим отчётом. Для португальского исследователя Антониу Жозе Сарайва главным являлась не степень правдивости описаний Пинту, но их художественная ценность: «„Странствие“ является произведением искусства, и для нас этого достаточно».

«Странствие» Мендеша Пинту отличается от дневников, путевых заметок или судового журнала, но является автобиографией и приближается к мемуарному жанру. В португальской литературе опасные приключения и рискованные авантюры «Странствия» Мендиша Пинту сравнивают с «Лузиадами» Камоэнса. Луиш де Соуза Ребелу ставит Пинту в один ряд с Сервантесом, Рабле, Свифтом и Вольтером.

Однако «Лузиады» отличаются от «Странствия»: «Если в Лузиадах действующие лица наделены храбростью и отвагой, в «Странствии» Мендеша Пинту повествователь выступает в качестве «не героя», а Антониу де Фария (Antόnio de Faria) представлен как анти-герой».

Примечательно, что при работе над адаптацией текста «Странствия» португальский писатель Акилину Рибейру (Aquilino Gomes Ribeiro, 1885-1963) выдвинул следующую гипотезу: протагонист второй части книги Антониу де Фария не может быть исторической личностью, но является псевдонимом автора (в этом случае A. J. Saraiva предпочитает понятие гетероним). Таким образом Мендеш Пинту и Антониу де Фария являются одним и тем же лицом.

Первые переводы «Странствия» (Peregrinaçam)

1620 — кастильский, перевод: Herrera Maldonado. Мадрид

1628 — французский, перевод: Bernard Figuier. Париж

1652 — голландский (Амстердам)

1653 — английский, перевод: H. C. Gent. [i.é Henry Cogan]. London: The Voyages and Adventures of Fernand Mendez Pinto

1671 — немецкий (Амстердам)

Благодаря переводам на другие европейские языки труд Фернана Мендеша Пинту обрёл известность и соперничал в популярности с произведениями португальских историков Жуана де Барруша и Фернана Лопеша де Каштаньеда, и даже с эпопеей Камоэнса.

В Испании переводы Herrera Maldonado издавались в 1620, 1627, 1628, 1645 и 1666 году, в то время как второе португальское издание вышло только в 1678 году. В XVII веке из печати вышло 19 изданий книги: 2 португальских, 7 испанских (5 Herrera и 2 другого переводчика), 3 французских, 2 голландских, 2 немецких, 3 английских.

Современные переводы на другие языки:

болгарский, перевод: Margarida Drenska. София, 1912

венгерский, Будапешт, 1992

итальянский, Милан, 1970

румынский, перевод: Micaela Ghitescu. Бухарест, 1974

севернокитайский, Пекин, 1998

японский, перевод: Takiko Okamura. Токио, 1979

Память

Скульптура Фернана Мендеша Пинту представлена на монументе первооткрывателям, открытом в 1960 году в Лиссабоне.

В честь португальского путешественника в 1976 году Международным астрономическим союзом на планете Меркурий был назван кратер Мендиш Пинту.

В честь путешественника и писателя были выпущены памятные марки, открытки и конверты.

Поскольку точная дата рождения писателя неизвестна, в 2010 году в Португалии был выпущен конверт первого дня «500 лет со дня рождения Фернана Мендиша Пинту (1510—1583)».

15 сентября 2011 года Банк Португалии выпустил в обращение памятную монету, посвящённую 500-летию со дня рождения Фернана Мендиша Пинту.

Литература

• Aires, Cristovão. Fernão Mendes Pinto e o Japão. Pontos controversos, discussão, informações novas; [...], Lisboa: Academia Real das Sciencias, 1906
• Aires, Cristovão. Fernão Mendes Pinto. Subsídios para a sua biografia e para o estudo da sua obra, com duas cartas [...], Lisboa: Academia Real das Sciencias, 1905
• Almeida, Fernando António. Fernão Mendes Pinto : um aventureiro português no Extremo Oriente, Almada: Câmara Municipal de Almada, 2006
• Catz, Rebecca. Fernão Mendes Pinto. Sátira e anti-cruzada na Peregrinação, Lisboa: ICALP, 1981
• Saraiva, António José. Fernão Mendes Pinto ou a sátira picaresca da ideologia senhorial, Lisboa: Jornal do Foro, 1961
• Schurhammer, Georg. Fernão Mendez Pinto und seine «Peregrinaçam». Leipzig : Verl. der Asia Major, 1927.

Ссылки

• Пинто, Фернанд-Мендес // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [dic.academic.ru/dic.nsf/sie/13525/ПИНТУ Пинту, Фернан Мендиш] — статья из «Советской исторической энциклопедии»
• [purl.pt/index/geral/aut/PT/9182.html] Первое издание «Паломничества» на португальском языке 1614 года и перевод на английский язык 1653 года на сайте Электронной Национальной библиотеки Португалии
• [www.idref.fr/027931609 Библиография на IdRef Le référentiel des autirités – Système universitaire de documentation (SUDOC)]

Отрывок, характеризующий Пинту, Фернан Мендиш

Во время этого акта Наташа всякий раз, как взглядывала в партер, видела Анатоля Курагина, перекинувшего руку через спинку кресла и смотревшего на нее. Ей приятно было видеть, что он так пленен ею, и не приходило в голову, чтобы в этом было что нибудь дурное.
Когда второй акт кончился, графиня Безухова встала, повернулась к ложе Ростовых (грудь ее совершенно была обнажена), пальчиком в перчатке поманила к себе старого графа, и не обращая внимания на вошедших к ней в ложу, начала любезно улыбаясь говорить с ним.
– Да познакомьте же меня с вашими прелестными дочерьми, – сказала она, – весь город про них кричит, а я их не знаю.
Наташа встала и присела великолепной графине. Наташе так приятна была похвала этой блестящей красавицы, что она покраснела от удовольствия.
– Я теперь тоже хочу сделаться москвичкой, – говорила Элен. – И как вам не совестно зарыть такие перлы в деревне!
Графиня Безухая, по справедливости, имела репутацию обворожительной женщины. Она могла говорить то, чего не думала, и в особенности льстить, совершенно просто и натурально.
– Нет, милый граф, вы мне позвольте заняться вашими дочерьми. Я хоть теперь здесь не надолго. И вы тоже. Я постараюсь повеселить ваших. Я еще в Петербурге много слышала о вас, и хотела вас узнать, – сказала она Наташе с своей однообразно красивой улыбкой. – Я слышала о вас и от моего пажа – Друбецкого. Вы слышали, он женится? И от друга моего мужа – Болконского, князя Андрея Болконского, – сказала она с особенным ударением, намекая этим на то, что она знала отношения его к Наташе. – Она попросила, чтобы лучше познакомиться, позволить одной из барышень посидеть остальную часть спектакля в ее ложе, и Наташа перешла к ней.
В третьем акте был на сцене представлен дворец, в котором горело много свечей и повешены были картины, изображавшие рыцарей с бородками. В середине стояли, вероятно, царь и царица. Царь замахал правою рукою, и, видимо робея, дурно пропел что то, и сел на малиновый трон. Девица, бывшая сначала в белом, потом в голубом, теперь была одета в одной рубашке с распущенными волосами и стояла около трона. Она о чем то горестно пела, обращаясь к царице; но царь строго махнул рукой, и с боков вышли мужчины с голыми ногами и женщины с голыми ногами, и стали танцовать все вместе. Потом скрипки заиграли очень тонко и весело, одна из девиц с голыми толстыми ногами и худыми руками, отделившись от других, отошла за кулисы, поправила корсаж, вышла на середину и стала прыгать и скоро бить одной ногой о другую. Все в партере захлопали руками и закричали браво. Потом один мужчина стал в угол. В оркестре заиграли громче в цимбалы и трубы, и один этот мужчина с голыми ногами стал прыгать очень высоко и семенить ногами. (Мужчина этот был Duport, получавший 60 тысяч в год за это искусство.) Все в партере, в ложах и райке стали хлопать и кричать изо всех сил, и мужчина остановился и стал улыбаться и кланяться на все стороны. Потом танцовали еще другие, с голыми ногами, мужчины и женщины, потом опять один из царей закричал что то под музыку, и все стали петь. Но вдруг сделалась буря, в оркестре послышались хроматические гаммы и аккорды уменьшенной септимы, и все побежали и потащили опять одного из присутствующих за кулисы, и занавесь опустилась. Опять между зрителями поднялся страшный шум и треск, и все с восторженными лицами стали кричать: Дюпора! Дюпора! Дюпора! Наташа уже не находила этого странным. Она с удовольствием, радостно улыбаясь, смотрела вокруг себя.
– N'est ce pas qu'il est admirable – Duport? [Неправда ли, Дюпор восхитителен?] – сказала Элен, обращаясь к ней.
– Oh, oui, [О, да,] – отвечала Наташа.


В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».
В одну из минут неловкого молчания, во время которых Анатоль своими выпуклыми глазами спокойно и упорно смотрел на нее, Наташа, чтобы прервать это молчание, спросила его, как ему нравится Москва. Наташа спросила и покраснела. Ей постоянно казалось, что что то неприличное она делает, говоря с ним. Анатоль улыбнулся, как бы ободряя ее.
– Сначала мне мало нравилась, потому что, что делает город приятным, ce sont les jolies femmes, [хорошенькие женщины,] не правда ли? Ну а теперь очень нравится, – сказал он, значительно глядя на нее. – Поедете на карусель, графиня? Поезжайте, – сказал он, и, протянув руку к ее букету и понижая голос, сказал: – Vous serez la plus jolie. Venez, chere comtesse, et comme gage donnez moi cette fleur. [Вы будете самая хорошенькая. Поезжайте, милая графиня, и в залог дайте мне этот цветок.]
Наташа не поняла того, что он сказал, так же как он сам, но она чувствовала, что в непонятных словах его был неприличный умысел. Она не знала, что сказать и отвернулась, как будто не слыхала того, что он сказал. Но только что она отвернулась, она подумала, что он тут сзади так близко от нее.
«Что он теперь? Он сконфужен? Рассержен? Надо поправить это?» спрашивала она сама себя. Она не могла удержаться, чтобы не оглянуться. Она прямо в глаза взглянула ему, и его близость и уверенность, и добродушная ласковость улыбки победили ее. Она улыбнулась точно так же, как и он, глядя прямо в глаза ему. И опять она с ужасом чувствовала, что между ним и ею нет никакой преграды.
Опять поднялась занавесь. Анатоль вышел из ложи, спокойный и веселый. Наташа вернулась к отцу в ложу, совершенно уже подчиненная тому миру, в котором она находилась. Всё, что происходило перед ней, уже казалось ей вполне естественным; но за то все прежние мысли ее о женихе, о княжне Марье, о деревенской жизни ни разу не пришли ей в голову, как будто всё то было давно, давно прошедшее.
В четвертом акте был какой то чорт, который пел, махая рукою до тех пор, пока не выдвинули под ним доски, и он не опустился туда. Наташа только это и видела из четвертого акта: что то волновало и мучило ее, и причиной этого волнения был Курагин, за которым она невольно следила глазами. Когда они выходили из театра, Анатоль подошел к ним, вызвал их карету и подсаживал их. Подсаживая Наташу, он пожал ей руку выше локтя. Наташа, взволнованная и красная, оглянулась на него. Он, блестя своими глазами и нежно улыбаясь, смотрел на нее.

Только приехав домой, Наташа могла ясно обдумать всё то, что с ней было, и вдруг вспомнив князя Андрея, она ужаснулась, и при всех за чаем, за который все сели после театра, громко ахнула и раскрасневшись выбежала из комнаты. – «Боже мой! Я погибла! сказала она себе. Как я могла допустить до этого?» думала она. Долго она сидела закрыв раскрасневшееся лицо руками, стараясь дать себе ясный отчет в том, что было с нею, и не могла ни понять того, что с ней было, ни того, что она чувствовала. Всё казалось ей темно, неясно и страшно. Там, в этой огромной, освещенной зале, где по мокрым доскам прыгал под музыку с голыми ногами Duport в курточке с блестками, и девицы, и старики, и голая с спокойной и гордой улыбкой Элен в восторге кричали браво, – там под тенью этой Элен, там это было всё ясно и просто; но теперь одной, самой с собой, это было непонятно. – «Что это такое? Что такое этот страх, который я испытывала к нему? Что такое эти угрызения совести, которые я испытываю теперь»? думала она.
Одной старой графине Наташа в состоянии была бы ночью в постели рассказать всё, что она думала. Соня, она знала, с своим строгим и цельным взглядом, или ничего бы не поняла, или ужаснулась бы ее признанию. Наташа одна сама с собой старалась разрешить то, что ее мучило.
«Погибла ли я для любви князя Андрея или нет? спрашивала она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его не увижу больше никогда, говорила она себе. Стало быть ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, что князь Андрей может любить меня и такою . Но какою такою ? Ах Боже, Боже мой! зачем его нет тут»! Наташа успокоивалась на мгновенье, но потом опять какой то инстинкт говорил ей, что хотя всё это и правда и хотя ничего не было – инстинкт говорил ей, что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла. И она опять в своем воображении повторяла весь свой разговор с Курагиным и представляла себе лицо, жесты и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время как он пожал ее руку.


Анатоль Курагин жил в Москве, потому что отец отослал его из Петербурга, где он проживал больше двадцати тысяч в год деньгами и столько же долгами, которые кредиторы требовали с отца.
Отец объявил сыну, что он в последний раз платит половину его долгов; но только с тем, чтобы он ехал в Москву в должность адъютанта главнокомандующего, которую он ему выхлопотал, и постарался бы там наконец сделать хорошую партию. Он указал ему на княжну Марью и Жюли Карагину.
Анатоль согласился и поехал в Москву, где остановился у Пьера. Пьер принял Анатоля сначала неохотно, но потом привык к нему, иногда ездил с ним на его кутежи и, под предлогом займа, давал ему деньги.
Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.
У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила, и ему всё простится, потому что он много веселился».
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.


Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.