Пиотрович, Ольгерд Густавович
Поделись знанием:
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.
На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»
Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.
Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Ольгерд Густавович Пиотрович | |
Доходный дом на Первой Брестской улице | |
Основные сведения | |
---|---|
Страна | |
Дата рождения | |
Дата смерти | |
Работы и достижения | |
Учёба: | |
Работал в городах | |
Архитектурный стиль |
Ольге́рд Гу́ставович Пиотро́вич (1859—1916) — русский архитектор. Известен как самый плодовитый в Москве строитель доходных домов среднего класса[1].
Содержание
Биография
Младший брат архитекторов М. Г. Пиотровича и В. Г. Пиотровича.
В 1884 году окончил Московское училище живописи, ваяния и зодчества со званием неклассного художника архитектуры. Один из самых плодовитых строителей доходных домов среднего класса в Москве. По проектам О. Г. Пиотровича воздвигнуто более 100 небольших жилых домов на окраинах столицы. Похоронен на Введенском кладбище[1]. По мнению доктора искусствоведения М. В. Нащокиной, работы О. Г. Пиотровича определили облик Москвы в начале ХХ века. Дома Пиотровича, не будучи памятниками, имеют большую архитектурную и историческую ценность.[2]
Постройки
- перестройка доходного дома купцов Архангельских (1889, Москва, Неглинная улица, 18/1 — Нижний Кисельный переулок, 1/18), ценный градоформирующий объект[3];
- Доходный дом (1897, Москва, Буженинова улица, 15);
- Доходный дом купцов Козновых (1899—1900, Москва, Большой Черкасский переулок, 13 — Новая Площадь, 14/13), ценный градоформирующий объект[3];
- Часовная (1902, ур. Голосово (4 км В с. Новогорбово) Рузский район Московской области), не сохранилась[4];
- Доходный дом (1904, Москва, Большой Лёвшинский переулок, 11);
- Жилой дом (1904, Москва, Озерковская набережная, 16/2), ценный градоформирующий объект[3];
- Доходный дом И. Баскакова (около 1905, Москва, Скатертный переулок, 14);
- Доходный дом (1905, Москва, Ермолаевский переулок, 6);
- Доходный дом (1906, Москва, Большой Козихинский переулок, 8);
- Доходный дом (1906, Москва, Первый Обыденский переулок, 5);
- Доходный дом (1908, Москва, Ермолаевский переулок, 27);
- Доходный дом Баскакова (1908, Москва, Трубниковский переулок, 4);
- Доходный дом (1908, Москва, Филипповский переулок, 16)
- Доходный дом Кузнецова (1909, Москва, Кривоарбатский переулок, 19);
- Доходный дом (1909, Москва, Малая Никитская улица, 29);
- Доходный дом В. В. Баскакова (Баснина) (около 1910, Москва, Улица Большая Молчановка, 17а);
- Доходный дом (1910, Москва, Большой Афанасьевский переулок, 26), снесён в начале 2000-х годов;
- Доходный дом графов Бобринских (1910, Москва, Поварская улица, 10);
- Доходный дом Баскакова (1910, Москва, Дегтярный переулок, 6);
- Доходный дом (1910, Москва, Большой Лёвшинский переулок, 13), не сохранился;
- Доходный дом (1910, Москва, Подсосенский переулок, 19);
- Доходный дом Баскакова (1910, Москва, Скатертный переулок, 5а);
- Доходный дом Тестова (1910, Москва, Большой Харитоньевский переулок, 3/13 — Гусятников переулок, 13/3);
- Доходный дом (1910, Москва, Ермолаевский переулок, 19);
- Доходный дом (1910, Москва, Первый Коптельский переулок, 16);
- Доходный дом Зиминой (1910, Москва, Кропоткинский переулок, 13);
- доходный дом Баскакова (1910, Москва, Малая Никитская улица, 15, стр. 1);
- Доходный дом (1911, Москва, Скатертный переулок, 15);
- Доходный дом Штейна (1911, Москва, Лялин переулок, 8/5);
- Доходный дом (1911, Москва, Первая Брестская улица, 42);
- Доходный дом В. С. Баскакова (1911, Москва, Малый Каковинский переулок, 4);
- Доходный дом В. С. Баскакова (1911, Москва, Малый Каковинский переулок, 6);
- Доходный дом Куликовых (1911—1912, Москва, Большая Полянка, 19);
- Доходный дом Баскакова (1912, Москва, Малая Никитская улица, 15);
- Доходный дом (1912, Москва, Гоголевский бульвар, 11), не сохранился;
- Доходный дом (1912, Москва, Улица Большая Молчановка, 21а);
- Доходный дом братьев Прохоровых (1912, Москва, Фурманный переулок, 7);
- Доходный дом (1913, Москва, Дегтярный переулок, 3);
- Комплекс доходных домов В. Баскакова (1913, Москва, Улица Знаменка, 13, стр. 1, 3, 4)[3];
- Доходный дом (1913, Москва, Пушкарёв переулок, 12);
- Доходный дом (1913, Москва, Просвирин переулок, 13);
- Доходный дом И. С. Баскакова (1913—1914, Москва, Хлебный переулок, 19)[3];
- Доходный дом И. С. Баскакова (1914, Москва, Поварская улица, 26), памятник архитектуры (региональный)[3];
- Доходный дом Куликовых (1913—1914, Москва, Денежный переулок, 4);
- Доходный дом (1914, Москва, Улица Щепкина, 27).
Напишите отзыв о статье "Пиотрович, Ольгерд Густавович"
Примечания
- ↑ 1 2 Зодчие Москвы, 1998, с. 197.
- ↑ [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=460960&print=true Началась оборона «Минска»]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [reestr.answerpro.ru/monument/?page=0&search=%EF%E8%EE%F2%F0%EE%E2%E8%F7&Submit=%CD%E0%E9%F2%E8 Городской реестр недвижимого культурного наследия города Москвы]. Официальный сайт Комитета по культурному наследию города Москвы. Проверено 18 марта 2013. [www.webcitation.org/6FID9FiZL Архивировано из первоисточника 21 марта 2013].
- ↑ [www.temples.ru/card.php?debug_arch&ID=3135 Часовня в Голосово]. Храмы России. Проверено 18 марта 2013. [www.webcitation.org/6FID89mVQ Архивировано из первоисточника 21 марта 2013].
Литература
- Зодчие Москвы времени эклектики, модерна и неоклассицизма (1830-е — 1917 годы): илл. биогр. словарь / Гос. науч.-исслед. музей архитектуры им. А. В. Щусева и др. — М.: КРАБиК, 1998. — С. 197—198. — 320 с. — ISBN 5-900395-17-0.
Ссылки
- [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=106228 Пиотрович Ольгерд Густавович] Статья на сайте biografija.ru
Отрывок, характеризующий Пиотрович, Ольгерд Густавович
Соня неохотно что то отвечала.– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.
На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»
Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.
Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]