Пирахан

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Пирахан (народ)»)
Перейти к: навигация, поиск
Пирахан
Самоназвание

Hi'aiti'ihi

Численность и ареал

Всего: 420
Бразилия Бразилия

Язык

Пирахан

Религия

Анимизм

Входит в

Мура

Пираха́н (тж. пира́ха[1], мура-пираха, пираа, порт. pirahã, pirarrã) — народ охотников-собирателей Амазонии, ветвь мура. Самоназвание — Hi’aiti’ihi («прямые», в отличие от прочих — «кривоголовых»)[2]. Живут на реке Маиси в современной Бразилии (муниципалитеты Умайта и Маникоре штата Амазонас). Численность — около 420 человек (2010)[3]. Известность получили благодаря языку пирахан, в котором, во-первых, нет числительных, что ограничивает, но не лишает носителей способности оперировать точным количеством (это опровергает строгую и поддерживает слабую версию гипотезы Сепира-Уорфа), во-вторых, не обнаружена рекурсия.



История изучения

По археологическим данным, индейцы мура пришли в Амазонию не позднее 10 тыс. лет назад. Ко времени их первых стычек с португальцами в 1714 пирахан уже были обособленной группой. В 1921 пирахан посетил антрополог Курт Нимуендажу и отметил у них отсутствие интереса к достижениям западной цивилизации. В конце 1950-х среди пирахан поселились миссионеры Летнего института лингвистики супруги Арло и Ви Хейнрич с целью перевести на пирахан Библию и обратить их в христианство, в середине 1960-х их сменили Стивен и Линда Шелдон, в 1978 — Дэниэл и Керин Эверетт, прошедшие курс техники перевода у Кеннета Пайка[4].

С 1980-х антропологи регулярно работают с пирахан, однако большинство современных данных о них известны из публикаций Дэниэла Эверетта, который в общей сложности провел у пирахан семь лет, и работ сотрудничавших с ним ученых, так как, кроме самих пирахан, лишь Эверетт, его бывшая супруга Керин и Стивен Шелдон освоили их язык.

Образ жизни

Живут в моноэтнических деревнях. Журналист Джон Колапинто, посетивший пирахан в 2006, описал деревню как группу расположенных вдоль берега хижин на четырех столбах, без стен и пола, с крышей из пальмовых листьев, единственная мебель которых — кровать в форме деревянного помоста. Хижина рассчитана на семью из 3-4 человек. Имущество состоит из горшка, кастрюли, ножа и мачете. Мужчины одеваются в готовые рубашки, футболки, шорты; женщины шьют платья из хлопчатобумажной ткани, носят ожерелья из раковин, перьев, зубов и бусин. Утварь, одежда и ткань вымениваются у речных торговцев на бразильский орех, древесину и жевательную смолу. Луки, стрелы и мешки из пальмовых листьев делают сами. Торговыми сделками и охотой занимаются мужчины. Возле деревни в полудиком состоянии растет маниока, которую растирают на муку. Еду впрок не заготавливают[4].

Согласно Эверетту, в перечень покупок входят молоко в порошке, порох, виски, сахар и каноэ, которые пирахан технически способны делать, но не желают, а распространенной платой, кроме орехов, служит секс с местными женщинами[5].

В 2011 экспедиция Массачусетского технологического института обнаружила в деревне пирахан форпосты западной цивилизации: медпункт, стационарный туалет с водопроводом, свет от бензинового генератора, телевизор и школу, где учитель-пирахан преподает португальский язык и арифметику на португальском. Во время экспедиции Эверетта в 2009 ничего этого не было. Сами пирахан восприняли новые бытовые возможности позитивно. Обе экспедиции задокументированы в фильме «‪The Amazon Code‬: The Grammar of Happiness» (2012)[6]. Об успехах обучения в фильме не сообщается, ранее Эверетту удалось научить считать по-португальски лишь нескольких детей, но они не восприняли эту систему всерьез. В фильм включены кадры охоты пирахан с луком и стрелами за обезьянами и рыбой, хотя в других кадрах показаны современные рыболовные крючки, а покупка пороха говорит о применении ружей.

Жители ближайших к пирахан деревень — индейцы теньярин и жахуи — включены в бразильскую повседневность, пользуются ноутбуками, получают стандартное образование и взимают сбор с автомобилей за проезд через их территорию по Трансамазонской магистрали[7].

Социальная структура

Нет социальной иерархии, в том числе вождей, нет для этого и экономической базы: блага общедоступны и не запасаются. Брак эндогамный, однако не возбраняется секс с чужаками, что является вероятной причиной отсутствия признаков вырождения.

Восприятие мира

Пирахан опираются на информацию, которую получают своими органами чувств в настоящий момент либо которую таким же способом получают другие ныне живущие люди. Эверетт назвал это «принципом непосредственного опыта» (immediacy-of-experience principle). По данным Эверетта у пирахан нет декоративного искусства, и они не умеют рисовать[8].

Пирахан способны сделать скульптурную модель незнакомого им ранее сложного предмета — например, гидроплана, но только пока его видят, а когда он улетает, теряют интерес и к модели. Коллективная память не распространяется дальше двух поколений. Считают, что мир всегда был такой, как сейчас. Эверетт сообщал, что у пирахан нет мифа о творении и богов. По данным Эверетта у пирахан есть представления о духах, и вера в то, что они их регулярно видят в виде объектов окружающего мира, например животных, растений или других людей[5]. Миссионерам за полвека не удалось обратить пирахан в христианство, так как им непонятна апелляция к их будущей судьбе, а также к личности Христа, с которым миссионеры лично не общались[4]. Другие антропологи приводили данные о присутствии у пирахан мифов, в том числе космогонических.

Эксперименты на восприятие количества

Эксперименты были проведены до появления у пирахан школы.

Питер Гордон попросил пирахан показывать ему столько же предметов, сколько он им показывает. Использовались батарейки AA, орехи, нарисованные линии, конфеты и коробки с разным количеством изображенных рыбок. Предметы Гордон размещал в линию, спонтанно или группами; в одном опыте прятал предметы через секунду после показа, еще в одном бросал их в непрозрачную банку. Гордон заключил, что пирахан плохо оперируют с количеством больше трех. Он же заметил, что, хотя они используют счет на пальцах, количество загнутых пальцев не обязательно совпадает с количеством предметов[9].

Опыт был повторен в более чистом виде группой ученых. Катушки ниток выкладывались числом до 10 штук на ровную поверхность, чтобы избежать произвольного перемещения. Пирахан должны были выложить такое же число шариков. Они почти не делали ошибок, если катушки выставлялись в линию перед ними: в ответ они ставили напротив каждой катушки шарик. Ошибались более чем в половине случаев, если катушки после показа закрывали экраном, или если они должны были выставить свою линию предметов перпендикулярно линии экспериментатора. Лишь в 12 случаев из 56 пирахан угадали число предметов, брошенных в непрозрачную банку. То есть, Гордон не прав, на ошибку влияет не столько количество предметов, сколько порядок их расположения и видимость.

Этой же группой экспериментально подтверждено отсутствие числительных. Пирахан используют относительные термины h’oi, ho’i и ba’agiso, каждый последующий из которых означает количество, большее, чем предыдущий, но число предметов, которые отделяют одно количество от другого, не фиксировано; пирахан выбирает термин по ситуации, и мнение других может не совпадать с его мнением. Один предмет всегда ho’i, но этим словом могут обозначаться и другие количества.

Экспериментаторы пришли к выводу, что пирахан понимают количественную разницу, даже если она составляет один предмет, но отсутствие абстрактных терминов для числа затрудняет для них перенос информации о количестве в пространстве и времени. Таким образом, понятие числа — это одно из изобретений, расширяющих когнитивные возможности человека, подобно алфавиту, но не обязательная черта человеческого языка[10].

Дискуссия о когнитивных способностях

Открытие особенностей языка и когнитивных способностей пирахан активизировало дискуссию о корреляции языка и когнитивных способностей человека вообще. В обсуждении феномена пирахан приняли участие ведущие лингвисты, изучающие функционирование человеческого языка. Брент Берлин предположил, что язык пирахан отражает стадию развития синтаксиса, уже пройденную другими языками. Стивен Левинсон высказался против возможной интерпретации, будто бы пирахан менее умны, чем остальные, и в этом солидарен с Эвереттом; Анна Вежбицкая заявила, что люди являются такими же людьми независимо от потенциального решения вопроса о различии или равенстве их когнитивных способностей[4].

Напишите отзыв о статье "Пирахан"

Примечания

  1. Кронгауз М. [postnauka.ru/video/6759 Гипотеза лингвистической относительности] // ПостНаука. — 2012. — 1 декабря.
  2. Pullum G.K. [itre.cis.upenn.edu/~myl/languagelog/archives/001387.html The Straight Ones: Dan Everett on the Pirahã] // Language Log. — 2004. — 26 августа.
  3. [pib.socioambiental.org/pt/povo/piraha Pirahã]. Povos indígenos no Brazil. Проверено 10 января 2016.
  4. 1 2 3 4 Colapinto J. [www.newyorker.com/magazine/2007/04/16/the-interpreter-2 The Interpreter] // The New Yorker. — 2007. — 16 апреля.
  5. 1 2 Everett D.L. [edge.org/3rd_culture/everett07/everett07_index.html Recursion and Human Thought: Why the Pirahã Don't Have Numbers] // Edge. — 2007. — 7 ноября.
  6. [www.youtube.com/watch?v=fcOuBggle4Y&feature=youtu.be The Amazon Code [фильм Essential Media and Entertainment]] (2007).
  7. Maisonnave F. [www1.folha.uol.com.br/poder/2014/01/1392241-por-orientacao-da-pf-e-da-funai-indigenas-evitam-a-cidade-de-humaita.shtml Por orientação da PF e da Funai, indígenas evitam a cidade de Humaitá] // Folha de S.Paulo. — 2014. — 10 января.
  8. Everett D.L. [www.pnglanguages.org/americas/brasil/PUBLCNS/ANTHRO/PHGrCult.pdf Cultural constraints on grammar and cognition in Pirahã: Another look at the design features of human language] // Current Anthropology. — 2005. — Т. 46, № 4. — С. 621-646. — DOI:10.1086/431525.
  9. Gordon P. [www.sciencemag.org/content/306/5695/496 Numerical Cognition Without Words: Evidence from Amazonia] (англ.) // Science. — 2004. — 15 October (vol. 306, fasc. 5695). — P. 496-499. — DOI:10.1126/science.1094492.
  10. Frank M.C., Everett D.L., Fedorenko E., Gibson E. [lchc.ucsd.edu/mca/Mail/xmcamail.2014-12.dir/pdf2Yb7JAO0ZG.pdf Number as a cognitive technology: Evidence from Pirahã language and cognition] // Cognition. — 2008. — Т. 108. — С. 819-824.

Отрывок, характеризующий Пирахан

Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.


В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.