Пирри, Уильям Джеймс
Уильям Джеймс Пирри, 1-й виконт Пирри (англ. William James Pirrie, 1st Viscount Pirrie; 31 мая 1847 — 24 июня 1924) — ирландский судостроитель и бизнесмен. С 1895 по 1924 год являлся председателем верфи «Харленд энд Вулф», а также лорд-мэр Белфаста между 1896 и 1898 годами.
Биография
Уильям Джеймс Пирри родился 31 мая 1847 года в Квебеке, Канада. Его родителями были Джеймс Александр Пирри и Элиза Своу Монтгомери. Спустя два года семья переехала в Ирландию[1], где обосновалась в Конлиге, графство Даун. Среди родственников Пирри были премьер-министр Северной Ирландии Джон Миллер Эндрюс , главный конструктор Титаника Томас Эндрюс и главный судья Северной Ирландии Джеймс Эндрюс[1].
В 1862 году Пирри окончил Королевскую академию в Белфасте. Спустя двенадцать лет Пирри стал партнёром в «Харленд энд Вулф», а после смерти Эдварда Харланда в 1895 году председателем верфи. В 1896 году Пирри избирают лорд-мэром Белфаста, а в 1897 году принимают в ряды Тайного совета Ирландии . В 1898 году Уильяму Джеймсу Пирри было присвоено звание почётного гражданина Белфаста. В 1906 году Пирри был возведён в звание пэра[1], а в 1908 году награждён орденом Святого Патрика.
С 1908 по 1914 год лорд Пирри стал про-канцлером университета Квинс, а во время Первой мировой войны членом ирландского комитета по финансам. В 1912 году Пирри планировал отправиться в первый рейс лайнера Титаник, но отменил путешествие из-за болезни. В 1921 году Пирри был избран в Сенат Северной Ирландии, а в июле того же года, в качестве награды за открытие парламента Северной Ирландии, присвоено звание виконта[2][3].
Лорд Пирри скончался 7 июня 1924 года от пневмонии во время путешествия по Кубе[1]. Позже из Нью-Йорка его тело было перевезено в Ирландию на борту «Олимпика». Похоронен на городском кладбище Белфаста.
Напишите отзыв о статье "Пирри, Уильям Джеймс"
Примечания
Ссылки
- [www.encyclopedia-titanica.org/biography.php?id=2468 Биография Уильяма Пирри]
Отрывок, характеризующий Пирри, Уильям Джеймс
– Что князь? – спросила она.– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.