Пирс, Франклин

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Франклин Пирс
Franklin Pierce
14-й президент США
4 марта 1853 — 4 марта 1857
Вице-президент: Уильям Кинг (1853)
нет (1853-1857)
Предшественник: Миллард Филлмор
Преемник: Джеймс Бьюкенен
Сенатор от штата Нью-Гэмпшир
4 марта 1837 — 28 февраля 1842
Предшественник: Джон Пэйдж
Преемник: Леонард Вилкокс
Член Палаты представителей от объединённого избирательного округа Нью-Гэмпшира
4 марта 1833 — 4 марта 1837
Предшественник: Джозеф Хэммонс
Преемник: Джаред Уильямс
 
Вероисповедание: англиканство
Рождение: 23 ноября 1804(1804-11-23)
Хиллсборо, штат Нью-Гэмпшир
Смерть: 8 октября 1869(1869-10-08) (64 года)
Конкорд (штат Нью-Гэмпшир)
Отец: Бенджамин Пирс
Мать: Анна Кендрик
Супруга: Джейн Пирс
Дети: Франклип Пирс мл., Франк Роберт Пирс, Бенджамин Пирс
Партия: Демократическая партия США
 
Автограф:

Фра́нклин Пирс (англ. Franklin Pierce; 23 ноября 1804 года, Хиллсборо, штат Нью-Гемпшир — 8 октября 1869 года, Конкорд, штат Нью-Гемпшир) — 14-й президент США в 18531857 годах, первый родившийся в XIX веке.





Биография

Юность и начало политической карьеры

Франклин Пирс родился 23 ноября 1804 года в Хиллсборо, штат Нью-Гемпшир, в семье губернатора и генерала революции Бенджамина Пирса. Франклин посещал Боудин-колледж, а получив юридическое образование, сразу пошёл в политику. В 25 лет уже был депутатом парламента Нью-Хемпшира, четыре года спустя представлял свой штат в палате представителей, ещё четыре года спустя стал сенатором. Когда в 1846 году разразилась война против Мексики, Пирс добровольно пошёл в армию и в течение короткого времени прошёл путь от капрала до бригадного генерала. За время продвижения от Веракрус до Мексико-Сити он неоднократно проявлял храбрость. Падение с лошади лишило его кульминации военной карьеры. В 1850 году был президентом конвента, созванного для пересмотра конституции Нью-Гемпшира.

Супружеская жизнь

Джейн Пирс страдала депрессиями и туберкулёзом, сам Франклин был алкоголиком. Первый сын супругов Пирс умер в грудном возрасте, второй умер в четырёхлетнем возрасте от тифа, а младший на глазах своих родителей стал жертвой железнодорожной аварии — непосредственно перед инаугурацией Франклина Пирса в президенты Соединённых Штатов 4 марта 1853 года.

Президентство

Президентские выборы 1852 года Франклин Пирс выиграл подавляющим большинством: 254 члена выборной коллегии отдали свои голоса за него и только 42 за кандидата от оппозиции партии вигов Уинфилда Скотта. Результат отражал упадок вигов, но только на первый взгляд можно было не понять, что и демократам грозил распад, и что среди населения они располагали лишь скудным большинством. Нарушая все условности своих предшественников, Пирс произносил свою речь без записей:

Я испытываю удовлетворение от того, что ни одно сердце, кроме моего собственного, не может чувствовать личного сожаления и горькой скорби.

Президентство Пирса пришлось на время, которое ставило высокие требования к руководству в Белом доме. Разногласия между Севером и Югом по вопросу рабства, проблема заселения Нью-Мексико и Калифорнии, политика по отношению к индейцам, строительство железных дорог — все эти проблемы требовали скорейшего решения. Присутствие британцев в Центральной Америке наносило ущерб американским торговым и экономическим интересам и вызывало появление националистов различных оттенков, рыбаки в Новой Англии требовали доступа к канадским водоёмам, движение «Молодая Америка» призывало даже к радикальной экспансионистской политике на Карибском море и в Тихом океане.

Внутренняя политика

Большинство лиц, которых Пирс в 1853 году назначил в свой кабинет, почти не имели политического опыта. Пост военного министра занимал его близкий доверенный Джефферсон Дэвис. Никакое другое событие во время президентства Пирса не потрясло внутренне состояние Соединённых Штатов больше, чем закон Канзас — Небраска 1854 года, который предоставлял жителям обеих территорий решение о продолжении или запрещении рабства. «Компромисс Миссури 1820 года», который примирял соперничающие воззрения относительно географической линии, был, таким образом, фактически отменён. У президента, который во всех политических манёврах вставал на сторону фракции рабовладельцев (в ходе кризиса он снял с поста губернатора Канзаса, выступавшего против рабства), совершенно отсутствовало чутьё на необходимость компромиссной позиции. Обостряющиеся противоречия между северными и южными штатами имели не только внутренние, но и внешнеполитические последствия. Так, фракция рабовладельцев потребовала в Конгрессе территориального расширения в направлении юга, чтобы аннулировать отмену рабства в Мексике. Сам Пирс никогда не скрывал, что жаждет увеличения американской территории. Уже в инаугурационной речи он заявил, что его правительство не заботят боязливые пророчества, которые видят зло в американской экспансии. Большинство (среди них Джон Мейсон и Джеймс Бьюкенен) вышли из рядов радикального демократического крыла партии «Молодая Америка», члены которой пропагандировали экспансионизм.

Внешняя политика и экспансионизм

Изданный в 1856 году закон по которому каждый гражданин Соединённых Штатов, открывший незанятый остров с залежами гуано, мог требовать его для США, имел положительное влияние на экспансионистскую политику правительства. На сомнительной правовой основе к США были присоединены не менее 70 островов (среди них Мидуэй и Остров Рождества). Если измерять внешнюю политику Франклина Пирса по его притязанию на расширение территории США в духе идеологии «явного предначертания» Полка, то его политике не суждено было испытать больших успехов.

В 1854 году Испания без всякой правовой основы захватила американское судно «Блэк Уорриор», в США прошла волна возмущения. Пирс использовал это как повод для того, чтобы потребовать отделения Кубы от Испании. Американский посланник в Мадриде, Пьер Суле, без прикрытия со стороны Вашингтона поставил правительству в Мадриде краткосрочный ультиматум, в котором требовал смещения ведущих кубинских должностных лиц. Испанцы разгадали самовольную уловку Суле и не отреагировали на ультиматум. Вместо этого они заплатили компенсацию за конфискованный «Блэк Уорриор». В августе 1854 года Суле, Бьюкенен и Мейсон составили коммюнике — Манифест Остенд, который требовал насильственного отделения Кубы от Испании, если испанцы не продадут остров добровольно. После того, как стало известно о тайном соглашении, резкие протесты возникли не только на севере Соединённых Штатов, но и в Европе. Пирс и его радикальные советники вынуждены были отступить. Самовольные действия дипломатов «Молодой Америки» полностью уничтожили шансы на возможную аннексию Кубы на долгие годы вперёд.

Таким же тяжёлым нагрузкам подверглись отношения с Великобританией. Поводом послужили события в Грейтауне, небольшой британской колонии на реке Сан-Хуан. После того как американский капитан убил чернокожего лоцмана, а один британец слегка поранил бутылкой адвоката американца, началась быстрая эскалация насилия. Правительство Пирса послала в Грейтаун военный корабль «Сайен». Его командир, капитан Холлинз, настаивал на извинении со стороны Британии и компенсации в размере 24 000 долларов. Когда британцы не уступили, Холлинз пригрозил бомбардировкой Грейтауна. Жители бежали. Вскоре Холлинз сравнял город с землёй. Граф Кларендон, британский министр иностранных дел, назвал эту акцию преступлением, которому нет равных в новейшей истории. «New York Tribune» характеризовал действия Холлинза, как ненужное, неоправданное, бесчеловечное применение военного насилия. Пирс непоколебимо защищал действия Холлинза в своём ежегодном послании к Конгрессу.

Отношения между США и Великобританией подверглись ещё больше испытаниям, когда две сомнительные личности, Генри Л. Кинни и Уильям Уокер, попытались реализовать свою мечту о власти и богатстве в Центральной Америке. Кинни приобрёл большой участок земли в Никарагуа, который якобы принадлежал «королю» индейцев племени москитос, человеку чей титул был более чем сомнителен. Ловкий спекулянт продавал участки земли многим американским магнатам и членам правительства Пирса. В Лондоне опасались, что США используют авантюристов типа Кинни для экспансии в южном направлении. Ещё щекотливее, чем положение с Кинни, который в конце концов был выслан из Никарагуа, сложилось отношение администрации Пирса к Уильяму Уокеру, который в 1855 году создал в Никарагуа марионеточное правительство, сплотил вокруг себя недовольные народные массы и провозгласил восстановление рабства. Несмотря на предостережения министра иностранных дел, президент Пирс признал незаконно пришедшего к власти Уокера. Коалиция Центральноамериканских штатов расстроила все планы Уокера, и Пирсу не оставалось ничего, как быстро послать миссию для спасения Уокера, но Уокер ввязался в новую авантюру и был расстрелян в Гондурасе в 1860 году.

Покупка Гэдсдена

Так называемая Покупка Гэдсдена (по имени торгового посредника Джеймса Гэдсдена), в результате которой США в 1853 году купили у Мексики узкую полоску земли, не нашла одобрения общественности. Территория, охватывающая 30 000 квадратных миль в сегодняшней Аризоне и Нью-Мексико, была столь скудна, что депутат Конгресса из Огайо лаконично признал, что «даже один волк не сможет там себя прокормить». Пирс надеялся провести через вновь приобретённые области трансконтинентальную железнодорожную трассу, чтобы таким образом экономически укрепить Юг. Но и эта цель не была осуществлена, строительство южной трассы осуществилось только во время гражданской войны.

Итоги президентства

Когда Пирс в 1857 году прекратил политическую деятельность, лишь немногие современники горевали о нём. Вместо того, чтобы реагировать на проблемы своего времени, он посвятил себя обращенной назад, ориентированной на его предшественников политике из-за которой натянутые отношения между Севером и Югом ещё больше обострились. «Кровавый Канзас» стал символом скандальной слабости его правительства. Вскоре, по истечении срока пребывания Пирса в должности президента, республиканский политик Чарльз Френсис Адамс писал сенатору из Массачусетса Чарльзу Самнеру, что можно только радоваться, что был такой президент, тяжёлые ошибки его администрации послужат уроком для преемников. Во время гражданской войны он отвергал освобождение рабов Линкольном как противоречащее конституции. Заклеймённый многими американцами как предатель, одинокий и ожесточённый, Пирс умер четыре года спустя после окончания войны, 8 октября 1869 года в Конкорде, Нью-Гэмпшир. Только полвека спустя был установлен памятник, который напоминает о нём.

Напишите отзыв о статье "Пирс, Франклин"

Литература

  • Под ред. Юргена Хайдекинга. Американские президенты: 41 исторический портрет от Джорджа Вашингтона до Билла Клинтона. — Феникс, 1997. — С. 210 - 219. — 640 с. — ISBN 5-85880-543-4.
  • Nathaniel Hawthorne. Life of Franklin Pierce. — 1852.
  • Wilfred J.Bisson. Franklin Pierce: A Bibliography. — 1993.

Отрывок, характеризующий Пирс, Франклин

Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.

Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.


На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
«Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата», думал он. – Ежели Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то только потому, что в состоянии тоски, в котором он находился, он не был в силах ничего предпринять. Ежели бы жена приехала к нему, он бы теперь не прогнал ее. Разве не всё равно было в сравнении с тем, что занимало Пьера, жить или не жить с женою?
Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер раз поздним вечером собрался в дорогу и уехал в Москву, чтобы повидаться с Иосифом Алексеевичем. Вот что писал Пьер в дневнике своем.
«Москва, 17 го ноября.
Сейчас только приехал от благодетеля, и спешу записать всё, что я испытал при этом. Иосиф Алексеевич живет бедно и страдает третий год мучительною болезнью пузыря. Никто никогда не слыхал от него стона, или слова ропота. С утра и до поздней ночи, за исключением часов, в которые он кушает самую простую пищу, он работает над наукой. Он принял меня милостиво и посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока и Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткой улыбкой спросил меня о том, что я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах. Я рассказал ему всё, как умел, передав те основания, которые я предлагал в нашей петербургской ложе и сообщил о дурном приеме, сделанном мне, и о разрыве, происшедшем между мною и братьями. Иосиф Алексеевич, изрядно помолчав и подумав, на всё это изложил мне свой взгляд, который мгновенно осветил мне всё прошедшее и весь будущий путь, предлежащий мне. Он удивил меня, спросив о том, помню ли я, в чем состоит троякая цель ордена: 1) в хранении и познании таинства; 2) в очищении и исправлении себя для воспринятия оного и 3) в исправлении рода человеческого чрез стремление к таковому очищению. Какая есть главнейшая и первая цель из этих трех? Конечно собственное исправление и очищение. Только к этой цели мы можем всегда стремиться независимо от всех обстоятельств. Но вместе с тем эта то цель и требует от нас наиболее трудов, и потому, заблуждаясь гордостью, мы, упуская эту цель, беремся либо за таинство, которое недостойны воспринять по нечистоте своей, либо беремся за исправление рода человеческого, когда сами из себя являем пример мерзости и разврата. Иллюминатство не есть чистое учение именно потому, что оно увлеклось общественной деятельностью и преисполнено гордости. На этом основании Иосиф Алексеевич осудил мою речь и всю мою деятельность. Я согласился с ним в глубине души своей. По случаю разговора нашего о моих семейных делах, он сказал мне: – Главная обязанность истинного масона, как я сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя. Но часто мы думаем, что, удалив от себя все трудности нашей жизни, мы скорее достигнем этой цели; напротив, государь мой, сказал он мне, только в среде светских волнений можем мы достигнуть трех главных целей: 1) самопознания, ибо человек может познавать себя только через сравнение, 2) совершенствования, только борьбой достигается оно, и 3) достигнуть главной добродетели – любви к смерти. Только превратности жизни могут показать нам тщету ее и могут содействовать – нашей врожденной любви к смерти или возрождению к новой жизни. Слова эти тем более замечательны, что Иосиф Алексеевич, несмотря на свои тяжкие физические страдания, никогда не тяготится жизнию, а любит смерть, к которой он, несмотря на всю чистоту и высоту своего внутреннего человека, не чувствует еще себя достаточно готовым. Потом благодетель объяснил мне вполне значение великого квадрата мироздания и указал на то, что тройственное и седьмое число суть основание всего. Он советовал мне не отстраняться от общения с петербургскими братьями и, занимая в ложе только должности 2 го градуса, стараться, отвлекая братьев от увлечений гордости, обращать их на истинный путь самопознания и совершенствования. Кроме того для себя лично советовал мне первее всего следить за самим собою, и с этою целью дал мне тетрадь, ту самую, в которой я пишу и буду вписывать впредь все свои поступки».
«Петербург, 23 го ноября.
«Я опять живу с женой. Теща моя в слезах приехала ко мне и сказала, что Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее, что она невинна, что она несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал, что ежели я только допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей в ее желании. В сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть. Ежели бы благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел письма Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что я не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем более человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели я для добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь одну духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал жене, что прошу ее забыть всё старое, прошу простить мне то, в чем я мог быть виноват перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было сказать ей это. Пусть она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее. Устроился в большом доме в верхних покоях и испытываю счастливое чувство обновления».