Писаренко, Виктор Осипович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Писаренко Виктор Осипович
Дата рождения:

1897(1897)

Место рождения:

Российская империя

Гражданство:

Российская империя Российская империяСССР СССР

Дата смерти:

9 сентября 1931(1931-09-09)

Место смерти:

район Брянска, СССР

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Писаренко Виктор Осипович (1897 — 9 сентября 1931) — советский лётчик, лётчик-испытатель, участник перелётов, авиаконструктор.





Биография

Писаренко участвовал в Гражданской войне.

В начале 1920-х годов работал инструктором в Качинской авиашколе. В 1923 году в мастерских авиашколы изготовил самолёт собственной конструкции, названый ВОП-1. 27 ноября 1923 года совершил первый полёт на построенном самолёте и провёл его испытания.

Далее Виктор Осипович стал инструктором в Серпуховской школе стрельбы и бомбометания (Стрельбом), где в 1925 году был построен ещё один самолёт собственной конструкции «Писаренко-Т». Самолёт был испытан самим пилотом.

С 1925 года распоряжением начальника ВВС П. И. Баранова. Писаренко переведён на лётно-испытательскую работу в НИИ ВВС, где участвовал в испытаниях самолётов: И-4 (АНТ-5) (1927), Хейнкель HD-37 (И-7) (1928), Р-5 (1929), Р-7 (АНТ-10) (1930).

С сентября 1930 года Виктор Осипович перешёл на работу в лётную инспекцию ВВС.

Перелёты

Гибель

9 сентября 1931 года экипаж самолёта Р-5 в составе В. О. Писаренко и П. Х. Межераупа выполнял инспекционный полёт в тяжёлых атмосферных условиях. В районе Брянска в тумане Р-5 зацепил верхушки деревьев. В результате катастрофы, оба лётчика погибли.[1] Похоронен в колумбарии Донского кладбища.

См. также

Напишите отзыв о статье "Писаренко, Виктор Осипович"

Примечания

  1. [www.testpilot.ru/base/2010/04/pisarenko-v-o/ В.О.Писаренко]

Отрывок, характеризующий Писаренко, Виктор Осипович



Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.