Писарро, Франсиско

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Франси́ско Писа́рро-и-Гонсáлес
Francisco Pizarro y González
Род деятельности:

первооткрыватель, конкистадор, губернатор

Дата рождения:

ок. 1476 года

Место рождения:

Трухильо (Испания)

Гражданство:

Испания

Место смерти:

Лима (Перу)

Отец:

Гонсало Писарро Родригес де Агилар

Мать:

Франсиска Гонсалес и Матеос

Супруга:

Инес Вайлас, Анхелина Юпанки

Дети:

Франсиска, Гонсало, Франсиско, Хуан

Награды и премии:

Франси́ско Писа́рро-и-Гонсáлес (исп. Francisco Pizarro y González, ок. 147526 июня 1541) — испанский конкистадор с титулом аделантадо, завоеватель империи инков, основатель города Лима.





Происхождение и ранние годы

Франсиско Писарро родился в городе Трухильо в Эстремадуре. Точная дата его рождения неизвестна, в качестве вариантов называют 1471, 1475, 1476 и 1478 годы. Традиционно днём рождения конкистадора считается 16 марта.

Сведений о ранних годах жизни также немного. Писарро не знал грамоты, из чего можно сделать вывод, что его воспитанием и обучением никто особенно не занимался, поскольку юность свою он провёл среди крестьян, работая свинопасом[1]. Имел прозвище «El Ropero» — «сын кастелянши», поскольку его мать имела прозвище «la Ropera» — «Кастелянша»[2].

Родители

Дедом и бабкой Франсиско были дон Эрнандо Алонсо Писарро и Исабель Родригес Агилар, у которых был сын Гонсало Писарро Родригес де Агилар (1446—1522) (отец Франсиско) и ряд других. Гонсало Писарро, имевший прозвища «Длинный», «Косой» и «Римлянин», был капитаном терций в Италии[3]. Отец никогда не признавал Франсиско своим сыном, даже незаконнорожденным. После его рождения Гонсало Писарро женился на своей кузине Франсиске де Варгас, от которой имел много детей. После смерти Франсиски у него были «многочисленнейшие внебрачные дети» от служанок Марии Алонсо (María Alonso) и Марии Бьедма (María Biedma). Умер Гонсало Писарро в 1522 году, во время войны в Наварре. В своём завещании, составленном в Памплоне 14 сентября 1522 года, он признал всех своих детей, как законных, так и внебрачных; всех, кроме одного — будущего маркиза дона Франсиско Писарро, не упомянув его в документе.

Мать будущего завоевателя инков Франсиска Гонсалес и Матеос после смерти своего отца Хуана Матеоса поступила, как сирота, служанкой в монастырь Фрейлас-де-ла-Пуэрта-де-Кориа (el Monasterio de las Freilas de la Puerta de Coria). Там она была совращена Гонсало Писарро, и от него забеременела, из-за чего её выгнали из монастыря и она вынуждена была жить в доме своей матери, и позже выйти замуж второй раз за Хуана Каско. В его доме и был рождён Франсиско Писарро[2].

Молодость

Семнадцатилетним юношей Франсиско отправился солдатом в Италию, где сражался в рядах гран-капитана Гонсало Фернандеса де Кордоба-и-Агилар (Gonzalo Fernández de Córdoba y Aguilar, el Gran Capitán). Уволенный из армии, он вернулся в Эстрамадуру, чтобы сразу же завербоваться в свиту своего земляка, рыцаря ордена Алькантара Николаса де Овандо (Nicolás de Ovando), отправлявшуюся в Вест-Индию .

Отплытие в Америку

В 1502 году, когда в Испании много говорилось о существовании в Новом Свете сказочно богатых областей, Писарро под начальством Алонсо де Охеды отплыл в Южную Америку. «Губернатор Охеда основал поселение христиан в месте, называемом Ураба, где поставил своим капитаном и представителем Франсиско Писарро, ставшего потом губернатором и маркизом. В этом городе или городке многое испытал капитан Франсиско Писарро с индейцами, и голод, и болезни»[4].

Открытие Перу

Первая экспедиция, 1524—1525 годы

Согласно докладу Хуана де Самано, секретаря Карла V, впервые название Перу упоминается в 1525 году в связи с завершением первой Южной экспедиции Франсиско Писарро и Диего де Альмагро[5]. Экспедиция вышла из Панамы 14 ноября 1524 года, но вынуждена была вернуться в 1525 году.

Вторая экспедиция, 1526 год

Вновь Писарро отплыл в 1526 году вместе с Альмагро и Бартоломе Руисом, посетив Тумбес, потом вернулся в Панаму. Правитель инков Атауальпа лично познакомился с европейцами в 1527 году, когда к нему привели двух людей Писарро — Родриго Санчеса и Хуана Мартина, высаженных возле Тумбеса для разведки территории. Их приказано было доставить в Кито в течение 4 дней, после чего принесли в жертву богу Виракоче в долине Ломас[6]. Возможно, факт принесения в жертву данному богу стал причиной наименования испанцев — «виракоча».

Возвращение в Испанию, 1528 год

В 1528 году он вернулся в Испанию и летом 1529 года встретился и беседовал в Толедо с Эрнаном Кортесом.

Третья экспедиция, 1531 год

В начале 1531 года Писарро отправился в свою третью экспедицию по завоеванию империи инков. 8 марта 1533 года, чтобы продолжить свои кампании в Перу, он получил от Королей Испании «Требование (Requerimiento)», документ испанского средневекового права, официально разрешавший завоевание новых территорий.

Пленение Атауальпы

Пленение Атауальпы произошло в результате сражения 16 ноября 1532 года близ города Кахамарка. В этом сражении отряд Писарро в 168 человек одержал победу над существенно превосходящим по количеству войском Атауальпы. Результатом победы в битве стало пленение вождя империи, насчитывающей более 1 млн. подданных, и гибель более 20 000 преданных воинов Атауальпы. Писсаро в этом сражении не потерял убитым ни одного из своих солдат.

После пленения вождя инков Атауальпы испанцам за его освобождение был предложен знаменитый «Выкуп Атауальпы», состоявший из золота и серебра (переплавленных затем в слитки). Сокровища заполнили комнату до отметки на высоте поднятой руки. Согласно докладу нотариуса Педро Санчо, губернатор Франсиско Писарро со своей прислугой и переводчиками получил при его разделе 18 июня 1533 года такое количество: золота — 57 220 песо, серебра — 2350 марок.

Как свидетельствовал 15 марта 1573 года солдат Уаскара Себастьян Яковилька, он «видел, что после смерти Атабалипы дон маркиз Франсиско Писарро также убил и приказал убить большое количество индейцев, полководцев и родственников самого Инки и более 20 тысяч индейцев, находившихся с тем Атабалипой для ведения войны с его братом Васкаром»[7].

Конкистадор Франсиско де Чавес в письме от 5 августа 1533 года утверждал, что Франсиско Писарро осуществил пленение Атауальпы, споив сначала его и его полководцев вином, отравленным моносульфидом мышьяка (реальгаром)[8], что упростило задачу захвата в плен правителя, а самим испанцам не было оказано существенное сопротивление.

Судьба золота Перу

Король своей грамотой Торговому Дому Севильи от 21 января 1534 года приказал отдать на чеканку монет 100 000 кастельяно золота и 5000 марок серебра (в виде сосудов, блюд и других предметов), привезённых Эрнандо Писарро в Испанию, «кроме вещей удивительных и малого веса»[9]. Грамотой от 26 января король изменил своё намерение переплавить всё в монету до его дальнейших указаний.

Завоевание Перу

В результате своего завоевания он захватил столицу инков — Куско, а в 1535 году основал Лиму.

Управление завоёванными провинциями

Пребывание в городе Кали, 1540 год

В 1540 году в городе Кали Франсиско Писарро оказывает пышный и дружественный приём капитану Хорхе Робледо, завоевателю колумбийских провинций Ансерма и Кимбая.[10]

Конфликт с Диего Альмагро и насильственная смерть

В 1538 году между Писарро и его сподвижником Альмагро возник конфликт по поводу распределения полномочий. Писарро одержал верх над соперником в битве при Салинасе, после чего казнил Альмагро. Однако затем группа недовольных во главе с сыном казненного Альмагро организовала против Писарро заговор, в результате которого он был убит 26 июня 1541 года.

Воскресным утром Писарро принимал в своем дворце гостей, когда в дом ворвалось 20 человек с мечами, копьями, кинжалами и мушкетами. Гости разбежались, некоторые выпрыгивали прямо из окон. Писарро защищался в спальне мечом и кинжалом. Он дрался отчаянно, зарубил одного из нападавших, но силы были неравны, и вскоре он упал замертво от множества полученных ранений.

Братья Писарро

Вместе с Франсиско Писарро завоевание Южной Америки осуществляли его родные братья:

В Индии с Франсиско отправились и другие родственники по отцовской линии:

  • Хуан Писарро-и-Орельяна
  • Мартин Писарро.

и двоюродный брат:

  • Педро Писарро. Он написал о завоевании книгу «Доклад об Открытии и Завоевании Королевств Перу, 1571». После смерти Франсиско проживал в Арекипе.

Существовал ещё один родственник Писарро, внук дочери Франсиско Писарро, историк Писарро и Орельяна, Фернандо де, написавший в 1639 году книгу Varones illustres del Nuevo Mundo (Мадрид, 1639), об экспедиции на реку Амазонка и о жизни Писарро, его братьев и об Альмагро.

Жёны и дети

Франсиско Писарро имел любовную связь с ньюстой — принцессой инков— Инес Вайлас1537 году отданной замуж за Франсиско де Ампуэро, являвшегося пажом конкистадора), от которой появились на свет два законнорождённых ребёнка:

  • Франсиска, 1534 — родилась в Хауха (Перу), являлась самой богатой наследницей Испании и Перу. В 1552 году вышла замуж за Эрнандо Писарро, когда ей было 18 лет, ему — 49. После смерти мужа в 1578 году она через три года выходит замуж за Педро Ариаса Портокарреро (Pedro Arias Portocarrero).[2]
  • Гонсало Писарро Юпанки, 1535 — умер ребёнком.

Также Франсиско Писарро взял в жены другую принцессу инков Кусиримай Окльо, после крещения получившую имя Анхелина Юпанки; она была Пививарми (Pivihuarmi), то есть главной женой правителя Атавальпы. Она принадлежала к роду Капак Айлью в Верхнем Куско. После его смерти 23 июля 1533 года Франсиско Писарро взял её себе в жены предположительно тринадцатилетней девушкой. От неё у него было два ребёнка:

Первые издания о Писарро

  • 1533? — Pizarro (Francisco) Marquis. // Cortes (H.) Copia delle lettere del Prefetto (Hernando Cortes) della India, la Nuova Spagna detta, etc. (Venice? 1533?) 8°. (Доклад о пленении Атауальпы Писарро.)
  • 1534 — Letter announcing the capture of Inca Atahualpa, November, 1532. Italian translation. // Benedetto. Libro di Benedetto. Venice. 1534.
  • 1534 — (Немецкий перевод) Newe Zeitung aus Hespanien. Nuremberg. Feb., 1534. (4 листа.)
  • 1534 — (Французский перевод). Nouvelles certaines des isles du Peru. 1534. (British Museum Library.)
  • 1534? — Letera de la nobil cipta, novamente ritrouvata alle Indie… data in Peru adi.XXV.de novembre de MDXXXIIII. (1534?)
  • 1535 — (Очередное издание) «data in Zhanal.» 1535. // Peru. La Conquista del Peru. (4 листа.)
  • 1540 — См. Guazzo (Marco). Historie di tutte le cose degne di memoria qual del ano MDXXXIIII. 1540, etc.
  • 1534 — См. Xeres (F. de). Verdadera relacion de la conquista del Peru, etc. (1534). Fol.
  • 1547 — (Очередное издание) Xeres (F. de). Fol.
  • 1744 — The History of the Discovery of Peru by F. Pizarro … 1748. // Harris (John) D.D. Navigantium atque Itinerantium Bibliotheca, etc. Vol. II. 1744, etc. Fol.
  • 1844 — Relacion de los primeros descubrimientos de F. Pizarro y Diego de Almagro, sacada del codice numero CXX. de la Biblioteca Imperial de Viena, 1844. // Fernandez de Navarette (M.) Coleccion de documentos, etc., torn. 5. 1842, etc. 8°.
  • 1544 — Relatione di un Capitano Spagnuolo del discoprimento et Conquista del Peru fatta da F. Pizarro et da H.Pizarro suo fratello. Relatione di un secretario di F. Pizarro della conquista … della Provincia del Peru, etc. // Ramusio (G. B.) Primo Volume … delle navigatione et viaggi, etc. Vol. 3. 1544, etc. Fol.
  • 1563 — Vol. 3. 1563, etc. Fol.

Интересные факты

  • Франсиско Писарро обнаружил в Тавантинсуйу подсолнечник. Местные жители почитали подсолнечник как символ солнечного божества — Инти (другое название — Пунчао). Золотые статуи этого цветка, так же, как и семена, были доставлены в Европу.
  • В 1527 году спасался от индейцев со своим отрядом в 13 человек на недавно открытом острове Сан-Фелипе, в 26 километрах от нынешней Колумбии. Они провели на острове семь месяцев, ожидая помощи и провизии, и за это время больше половины отряда погибло от укусов многочисленных ядовитых змей — поэтому Писарро дал острову имя Горгона, имея в виду известную Горгону Медузу.

Напишите отзыв о статье "Писарро, Франсиско"

Примечания

  1. Ст. Вольский., Пизарро. Серия «Жизнь замечательных людей», 1935, с. 54
  2. 1 2 3 [www.euskalnet.net/laviana/gen_hispanas/pizarro.htm Генеалогия рода Писарро]
  3. [www.archive.org/stream/piraterasyagres01goog#page/n232/mode/1up Piraterías y agresiones de los ingleses y de otros pueblos de Europa en la América Española …]
  4. Педро Сьеса де Леон. [kuprienko.info/pedro-cieza-de-leon-cronica-del-peru-parte-primera-al-ruso/ Хроника Перу. Часть Первая.]. www.kuprienko.info (А. Скромницкий) (24 июля 2008). Проверено 11 ноября 2012. [archive.is/sQQr Архивировано из первоисточника 9 июля 2012].
  5. Хуан де Самано. [kuprienko.info/juan-de-samanos-relacion-de-los-primeros-descubrimientos-de-francisco-pizarro-y-diego-de-almagro-1526-al-ruso/ Доклад о первых открытиях Франсиско Писарро и Диего де Альмагро, 1526 г.]. www.kuprienko.info (А.Скромницкий) (8 ноября 2009). — Первый документ об обнаружении Перу, из книги "Colleccion de documentos ineditos para la historia de España". – Tomo V, Madrid, Imprenta de la viuda de Calero, 1844. pp. 193-201. Проверено 8 ноября 2009. [www.webcitation.org/6177YmTO4 Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
  6. Cabello Valboa, Miguel. Miscelánea antártica. Una historia del Perú antiguo. — Lima: Universidad nacional mayor de San Marcos. UNMSM, Instituto de etnología, 1951. — p.422-423.
  7. Testimonios, cartas y manifiestos indigenas. Caracas, 1992, стр.196
  8. Exsul immeritus blas valera populo suo e historia et rudimenta linguae piruanorum, 2007. стр. 435—441
  9. Coleccion de Documentos ineditos de Indias. Tomo XXXII. — Мадрид, 1879, стр. 474—478
  10. [kuprienko.info/relacion-del-viaje-del-capitan-jorge-robledo-a-las-provincias-de-ancerma-y-quimbaya/ «Доклад о походе капитана Хорхе Робледо в провинции Ансерма и Кимбайа»]. [archive.is/3qto Архивировано из первоисточника 13 июля 2012].

Библиография

  • Куприенко С.А. [books.google.ru/books?id=vnYVTrJ2PVoC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false Источники XVI-XVII веков по истории инков: хроники, документы, письма] / Под ред. С.А. Куприенко.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 418 с. — ISBN 978-617-7085-03-3.
  • Пачакути Йамки Салькамайва, Куприенко С.А. [kuprienko.info/pachakuti-jamki-sal-kamajva-h-de-s-k-kuprienko-s-a-doklad-o-drevnostyah-e-togo-korolevstva-peru/ Доклад о древностях этого королевства Перу] / пер. С. А. Куприенко.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 151 с. — ISBN 978-617-7085-09-5.
  • Талах В.Н., Куприенко С.А. [kuprienko.info/talah-v-n-kuprienko-s-a-amerika-pervonachal-naya-istochniki-po-istorii-majya-naua-astekov-i-inkov/ Америка первоначальная. Источники по истории майя, науа (астеков) и инков] / Ред. В. Н. Талах, С. А. Куприенко.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 370 с. — ISBN 978-617-7085-00-2.
  • Вольский С., Пизарро (1470—1541), М., 1935.
  • История Латинской Америки, т. 1. М., 1991
  • Вассерман Я. «Золото Кахамарки» ГИГЛ. М., 1956
  • The Discovery and Conquest of Peru by William H. Prescott. ISBN 0-7607-6137-X
  • Conquest of the Incas, John Hemming (explorer)|John Hemming, 1973. ISBN 0-15-602826-3
  • Francisco Pizarro and the Conquest of the Inca by Gina DeAngelis, 2000. ISBN 0-613-32584-2

Ссылки

  • [www.newadvent.org/cathen/12140a.htm Franciso Pizarro, Catholic Encyclopedia (1911)]
  • [www.pbs.org/conquistadors/pizarro/pizarro_flat.html PBS Special: Conquistadors — Pizarro and the conquest of the Incas]
  • [www.ucpress.edu/books/pages/9547/9547.excerptlong.html#first The Conquest of the Incas by Pizarro — UC Press]
  • [www.ucalgary.ca/applied_history/tutor/eurvoya/inca.html The European Voyages of Exploration]
  • [kuprienko.info/pedro-cieza-de-leon-cronica-del-peru-parte-primera-al-ruso/ Педро Сьеса де Леон. Хроника Перу. Часть первая.]. [archive.is/sQQr Архивировано из первоисточника 9 июля 2012].

См. также

Отрывок, характеризующий Писарро, Франсиско

Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.


В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.