Suomi (пистолет-пулемёт)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Пистолет-пулемёт Suomi»)
Перейти к: навигация, поиск
Suomi

пистолет-пулемёт Suomi с магазином на 70 патронов
Тип: Пистолет-пулемёт
Страна: Финляндия Финляндия
История службы
Годы эксплуатации: 1931—1990-е
На вооружении:

Финляндия

Войны и конфликты: Советско-финская война (1939—1940)
Советско-финская кампания (1941—1944)
Лапландская война
История производства
Конструктор: Аймо Лахти
Разработан: 1931 год
Характеристики
Масса, кг: 4,6 кг
Длина, мм: 870 мм
Длина ствола, мм: 314 мм
Патрон: 9×19 мм Парабеллум
7,65×17 мм
Калибр, мм: 9; 7,65
Принципы работы: свободный затвор
Скорострельность,
выстрелов/мин:
750—900
Начальная скорость пули, м/с: 396
Прицельная дальность, м: 200 м
Вид боепитания: коробчатый магазин на 20, 36, 50 патронов; барабанный на 40 или 70 патронов
Прицел: нерегулируемый, открытый, на 100 м, с откидной стойкой на 200 м
Изображения на Викискладе?: Suomi
Suomi (пистолет-пулемёт)Suomi (пистолет-пулемёт)

Suomi-konepistooli M/31 (KP/-31, Suomi KP) — финский пистолет-пулемёт системы Аймо Лахти.

Находился на вооружении в Финляндии (с 1931 года) и ряде других стран, применялся в Советско-финской войне и Великой Отечественной войне.





Разработка и применение

Аймо Йоханнес Лахти разрабатывал пистолеты-пулемёты с 1921 года. «Суоми» модели 1931 года был разработан в начале 1930-х годов на основе конструкции 7,65-мм пистолета-пулемёта KP/-26 (konepistooli Suomi m/26), в небольших количествах выпускавшегося с 1926 года. Слово Suomi — самоназвание Финляндии.

В 1931 году его приняли на вооружение финской армии под названием Suomi-KP Model 1931. Общий объём производства, продолжавшегося до 1953 года — около 80 тысяч.

Изначально «Суоми» рассматривался как оружие поддержки уровня отделения для боя на ближней дистанции, своего рода эрзац лёгкого ручного пулемёта, нехватку которых испытывала финская армия. Отсюда — ряд конструктивных особенностей оружия, таких, как сравнительно длинный, и притом быстросменный, ствол, магазины большой ёмкости, наличие на некоторых моделях сошек и так далее. Хотя при этом тем же конструктором был создан и ручной пулемет(Lahti-Saloranta L/S-26), принятый на вооружение в 1926г.

Однако, малая дальность эффективного ведения огня и сравнительно низкая поражающая способность пистолетных пуль не позволяли использовать ПП в качестве полноценного оружия поддержки пехотного отделения. В результате финнам пришлось уже в ходе боевых действий пересмотреть свою военную доктрину и дополнить вооружение пехотного отделения ручным пулемётом под винтовочно-пулемётные боеприпасы, роль которого играл сначала финский "Lahti-Saloranta L/S-26", затем также трофейный более удачный советский ДП, одновременно с увеличением количества ПП с 1 до 2-3 на отделение.

Тем не менее, в целом сам по себе «Суоми» оказался удачным образцом, хотя и не лишённым определённых, и довольно существенных, недостатков. Для обращения с "Суоми" требовалась высокая обученность личного состава, т.к. входящий в его состав вакуумный замедлитель затвора был очень чувствителен к загрязнениям, запылению и запотеванию оружия.

Пистолет-пулемёт поставлялся на экспорт. Производился по лицензии в Дании (m/41), Швеции (m/37) и Швейцарии (MP.43/44, 22 500 экземпляров).

Система


Устройство «Суоми» в целом было типично для ПП первого поколения, ведущих свою «родословную» от MP18 и других ранних образцов. В частности, конструкция затвора весьма напоминает немецкий Rheinmetall MP19, в свою очередь являющийся также предком австро-швейцарского ПП Steyr-Solothurn S1-100. Однако это оружие имело целый ряд весьма характерных особенностей, не встречавшихся на тот момент на ПП других систем.

Оружие было выполнено очень добротно, с высоким качеством и широким применением металлорежущих станков. Например, затворная коробка изготовлялась зацело из стальной поковки. Оборотной стороной такого решения были очень большая масса (более 7 кг в снаряжённом состоянии) и высокая стоимость «Суоми», которая так и не позволила ему стать по-настоящему массовым образцом.

Пистолет-пулемёт состоит из цельной деревянной ложи, цельнофрезерованной ствольной коробки круглого сечения, ствола, съёмного кожуха, спускового механизма. Предохранитель в виде Г-образной детали, выполняющий также функции переводчика режима огня, расположен в передней части спусковой скобы.

Автоматика перезаряжания работает за счёт отката свободного затвора от отдачи при выстреле. Огонь ведётся с заднего шептала (с открытого затвора), ударник неподвижно закреплён в чашечке затвора, ствол в момент выстрела не запирается.

Для замедления темпа стрельбы используется система вакуумного торможения затвора: ствольная коробка, её крышка и затвор плотно подогнаны, так что затвор движется как поршень в цилиндре, прорыв воздуха между стенками ствольной коробки и затвором практически отсутствует. В затыльнике ствольной коробки установлен клапан, пропускающий воздух только изнутри наружу, но не наоборот. При движении затвора назад (после выстрела) воздух из задней части ствольной коробки выходит через клапан (при этом избыточное давление несколько замедляет откат затвора). При движении затвора вперёд клапан закрывается, за затвором создаётся разрежение, которое и замедляет затвор. За счёт этой системы удалось несколько снизить массу затвора, улучшив точность стрельбы, в особенности одиночными выстрелами.

Для обеспечения герметичности, а также исключения попадания внутрь ствольной коробки пыли и грязи через прорезь для взводной рукоятки затвора, последняя была расположена отдельно от него, сзади под затыльником ствольной коробки, и при стрельбе оставалась неподвижной. Для оружия с неподвижно закреплённым на зеркале затвора бойком, каковым являлся «Суоми», это давало ещё и то преимущество, что при недосыле патрона в патронник не тренированный или находящийся в стрессовой ситуации стрелок физически не имел возможности вручную дослать затвор вперёд ввиду отсутствия жёсткой связи между ним и взводной рукоятью; в оружии с более сложным ударным механизмом, вроде автоматической или обычной магазинной винтовки, это вполне нормальный способ устранения подобной задержки при стрельбе, но в случае пистолета-пулемёта с неподвижным бойком досылание затвора вперёд вручную привело бы к случайному выстрелу и неизбежной травме руки стрелка взводной рукоятью.

Ещё одна конструктивная особенность «Суоми» — кожух ствола и сам ствол легко снимаются и устанавливаются на место. Это позволяет при наличии запасных стволов вести активную стрельбу, не опасаясь перегрева и выхода ствола из строя — перегретый ствол всегда можно заменить прямо по ходу боя.

Прицел секторный, с регулировкой до 500 метров. Реальная дальность эффективного огня, как и у большинства пистолетов-пулемётов, не превышает 200 м при стрельбе очередями.

Приёмник магазина имел необычную «открытую» конструкцию, что позволяло использовать широкие магазины большой ёмкости. Для «Суоми» было разработано несколько типов магазинов: коробчатый на 20 патронов, дисковый на 40 патронов, разработанный непосредственно Лахти, и барабанный магазин на 70 патронов конструкции Коскинена, принятый в 1936 году и весивший столько же, как и 40-зарядный. Позднее 70-патронный магазин «Суоми» был вместе с приёмником для него скопирован советскими оружейниками и использовался на ППД-40 и ранних выпусках ППШ, но оказался непрактичен и впоследствии заменён секторным «рожком» на 35 патронов. Также применялись разработанные в Швеции четырёхрядные коробчатые магазины на 50 патронов, более известный под прозвищем «гроб» из-за характерной формы. Гораздо позднее, уже в 1950-х годах, начали использоваться также коробчатые магазины на 36 патронов от шведского пистолета-пулемёта Carl Gustaf M/45, обратно совместимые с ранее состоявшим в Швеции на вооружении «Суоми».

Любопытно, что солдатам категорически запрещалось удерживать ПП за магазин при стрельбе, во избежание расшатывания защелки и приемника. Впрочем, это запрещалось и в РККА по отношению к ППШ. Однако этот запрет очень часто нарушался в бою.

Некоторые «Суоми» снабжались двуногой сошкой возле дульного среза. Кроме того, была выпущена небольшая (примерно 500 экземпляров) партия «Суоми» для вооружения бункеров и других укреплённых объектов, которая имела пистолетную рукоятку вместо приклада, укороченный кожух ствола и специальный упор вблизи его дульного среза для стрельбы из амбразуры.

Характеристика

«Суоми» — весьма эффективное и надёжное по меркам своего класса оружие, хорошо показавшее себя при эксплуатации в тяжёлых условиях, в частности, зимой в Финляндии, при экстремально низких температурах. Быстросменный ствол также оказался весьма полезным новшеством (до «Суоми» заменяемые стволы делали только у пулемётов), — хотя и не получившим широкого распространения, но всё же использовавшимся впоследствии на ряде удачных образцов пистолетов-пулемётов, вроде Uzi.

Несмотря на небольшой объём производства, умелое применение финнами своих «Суоми» во время Советско-финской войны 1939−1940 г. произвело большое впечатление на рядовой и командный состав РККА, по сути дав толчок к расширению производства и массовому снабжению армии этим видом оружия. Следует, однако, иметь в виду, что планы по расширению производства ПП имелись в СССР ещё до Финской войны, которая, таким образом, сыграла роль «катализатора» этого процесса (более подробно эта тема изложена в статье про пистолет-пулемёт Дегтярёва).

Из недостатков можно отметить достаточно большую массу оружия: автомат[1] с одним полностью снаряжённым барабанным магазином весит около 7 кг. Ещё одним минусом «Суоми» была высокая стоимость и сложность изготовления. В частности, из-за механизма вакуумного замедления затвора сам затвор, ствольная коробка и крышка ствольной коробки требовали при изготовлении очень точной механической обработки, что приводило к дополнительным затратам.

Во времена Зимней войны имело место ограниченное применение РККА автоматов Фёдорова. По свидетельствам участников боев, автоматы продемонстрировали неоспоримое преимущество над пистолетами-пулеметами финской армии. Любопытно, что стреляющее несравненно более мощным патроном оружие оказалось легче финского пистолета-пулемета.

Использование барабанного магазина большой ёмкости, как показала практика, большей частью неоправданно. Барабанный магазин существенно сложнее и дороже в производстве, при этом он менее надёжен, чем простые коробчатые. Он весит больше, чем несколько коробчатых магазинов той же общей вместимости, и существенно утяжеляет оружие. Время на смену магазина не так велико, а дополнительный запас патронов солдату удобнее носить в подсумке, а не непосредственно на оружии. Показательно, что в СССР, выпустив по образцу «Суоми» барабанные магазины для позднего варианта ППД и ППШ, уже на второй год Великой Отечественной войны снова вернулись к "рожковым" магазинам.

Страны-эксплуатанты

  • Финляндия Финляндия[2][3] - принят на вооружение финской армии в 1931 году, оставался на вооружении финской армии до начала 1990-х годов.
  • Болгария Болгария - закуплено 5505 шт. в 1940-1942 годах.
  • Дания Дания[3] - произведено более 1400 копий пистолета-пулемёта под названием M/41 на заводах Madsen и Hovea; официальное название — пистолет-пулемёт Леттета-Форсёгса (англ.).
  • Польша Польша[3] - в 1933 году 20 шт. закуплено для полиции[2].
  • СССР СССР - во время советско-финской войны трофейные "суоми" передавали на вооружение разведывательных групп РККА, действовавших на "нейтральной полосе" и в ближнем тылу противника[4]. Также использовались в ходе Великой Отечественной войны.
  • Швейцария Швейцария[3] - закуплено 100 шт., производился по лицензии[2] под названием MP 43/44.
  • Швеция Швеция[3] - закуплено 420 шт., производился по лицензии[2] (по лицензии под именем M/37 произведено 35 тысяч единиц; специально адаптирован под патрон 9x19 Parabellum)[5].
  • Независимое Государство Хорватия - закуплено 500 шт.[2] (по другим данным 1250 шт.) в 1942-1943 годах.
  • Эстония Эстония - в 1937 году закуплено 485 шт.[2]
  • Третий рейх Третий рейх[3] - 3 042 шт. Suomi финского производства поступили на вооружение подразделений вермахта и Waffen-SS[2] (основная часть использовалась в подразделениях, воевавших в Карелии и Лапландии, а также в 3-м финском батальоне полка "Нордланд" 5-й танковой дивизии СС "Викинг"). Кроме того, после оккупации Дании в 1940 году в распоряжении вермахта оказалось некоторое количество пистолетов-пулемётов Madsen-Suomi P2, выпущенных по лицензии в Дании (они использовались под наименованием MP.746(d))[6]

Кроме того, несколько единиц "суоми" использовались в ходе гражданской войны в Испании 1936-1939 гг., однако источник их появления в Испании не установлен[3].

Галерея

См. также

Напишите отзыв о статье "Suomi (пистолет-пулемёт)"

Примечания

  1. До появления автоматов в современном значении этого слова, так в РККА именовали пистолеты-пулемёты, так что в таком контексте использование этого термина для обозначения ПП волне корректно.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 М.Р. Попенкер, М. Милчев. Вторая Мировая: война оружейников. М., Яуза - ЭКСМО, 2009. стр.301
  3. 1 2 3 4 5 6 7 Suomi m/1931 // "War Machine", vol. 1, issue 6. 1983. page 103
  4. Н. Богданов. "Белое привидение" // журнал "Вокруг света", № 6, 1941. стр.17-19
  5. [gotavapen.se/gota/artiklar/kpist/kpistar_i_sverige2.htm Kulsprutepistoler inom det svenska försvaret]  (швед.)
  6. 9-мм датский пистолет-пулемёт Madsen-Suomi P2 (Мадсен-Суоми П2) // журнал "Оружие", № 2, 2002 (спецвыпуск "Пехотное оружие Третьего рейха. Часть IV. Пистолеты-пулемёты")

Ссылки

  • [world.guns.ru/smg/fi/suomi-m31-r.html описание Suomi на сайте world.guns.ru]

Отрывок, характеризующий Suomi (пистолет-пулемёт)

Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.