Письма Гедимина

Пи́сьма Гедими́на — один из древнейших памятников письменности Великого княжества Литовского.

Сохранились копии шести писем великого князя литовского Гедимина, написанных по-латыни в Вильне в 1323—1324 годах и адресованных папе римскому Иоанну XXII, властям ганзейских городов Бремена, Кёльна, Любека, Ростока, Грайфсвальда, Штеттина и других, также немецким францисканцам и доминиканцам. В письмах Гедимин заявлял о своем желании принять христианскую веру. Крестоносцы обличались в том, что они на самом деле захватчики и ими движут отнюдь не забота о христианизации Литвы. Кроме того, в Литву приглашались рыцари, лекари, ремесленники (сапожники, тележники, каменотесы, серебреник, баллистарии, соледобытчики, пекари), купцы, земледельцы, рыбаки, а также священники, причем сообщалось, что уже выстроены две церкви в Вильне («in civitate nostra regia dicta Vilna») и Новогрудке. Всем гарантировалась безопасность, свобода передвижения, полное или на несколько лет освобождение от налогов и повинностей. Письма свидетельствуют о стремлении литовского государя к международному признанию и позволяют усматривать в деятельности Гедимина широкую программу экономической, культурной и военной модернизации Литвы. В письмах впервые упоминается Вильна как столица Литвы.

Сочетание в стилистике писем языческих и христианских черт объясняют тем, что они диктовались язычником князем, а записывались христианином писцом. Письма оцениваются не только как важный источник истории культуры и документы политической истории, но и как образцы средневековой эпистолярной словесности.

Литература

• Gedimino laiškai = Послания Гедимина / подготовили В. Т. Пашуто и И. В. Шталь. — Вильнюс, 1966.
• Metraščiai ir kunigaikščių laiškai. — Vilnius, 1996.

Ссылки

• [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Litva/XIV/Gedimin/index.phtml?id=2241 Послания Гедимина]

Отрывок, характеризующий Письма Гедимина

«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.