Письма мёртвого человека

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Письма мёртвого человека
Жанр

фантастика, психологическая драма, антиутопия, постапокалиптика

Режиссёр

Константин Лопушанский

Автор
сценария

Вячеслав Рыбаков
Константин Лопушанский
Борис Стругацкий
Алексей Герман

В главных
ролях

Ролан Быков
Иосиф Рыклин
Виктор Михайлов

Оператор

Николай Покопцев

Композитор

Александр Журбин

Кинокомпания

Ленфильм

Длительность

88 мин

Страна

СССР СССР

Год

1986

IMDb

ID 0091759

К:Фильмы 1986 года

«Письма мёртвого человека» — первый полнометражный фильм Константина Лопушанского (1986). Отражает популярную в годы «холодной войны» теорию ядерной зимы.

Фильм стал одним из заметных кинофестивальных событий 1986—1987 гг., получил ряд наград: Гран-при МКФ в Варне и Мангейме, Приз за режиссуру МКФ в Мадриде, Приз жюри ВКФ в Тбилиси. Получил Государственную премию и сыгравший главного героя Ларсена Ролан Быков.





Сюжет

Действие фильма происходит в неназванном городе, через некоторое время после окончания ядерной войны, случившейся из-за того, что подавившийся кофе ракетчик не успел отменить непроизвольный старт ракеты с ядерной боеголовкой[1]. Учёный, нобелевский лауреат Ларсен спасается от последствий ядерной бомбардировки в подземелье исторического музея, в котором работала до войны его супруга, не успевшая вовремя спуститься в бомбоубежище и теперь страдающая от болезни, вызванной, по-видимому, значительной дозой радиации. Вместе с ними в подземелье живут бывшие сотрудники музея. Каждый из них по-своему переживает трагедию человечества — кто-то пишет книгу-размышление о причинах случившегося, кто-то готовит послание будущей цивилизации, а кто-то размышляет о построении будущего подземного человечества с новой моралью и нравственностью. Рядом с подземельем расположен медицинский бункер, где продолжает работу друг Ларсена, снабжающий его медикаментами для умирающей жены.

Центральной темой кинофильма является поиск смысла существования, рационального объяснения невероятного стремления человека к тотальному самоубийству при помощи новейших достижений науки. Главный герой — Ларсен[2] — не может поверить в гибель человечества от собственных рук и раз за разом пытается найти подтверждение того, что произошедшее — лишь некий этап на пути развития. Он исследует показания сейсмических приборов, пытаясь понять — идёт ли война, или же ничего этого нет; пытается построить математическую формулу и вывести положительную гипотезу, объясняющую происшедшее, но будучи не в силах сделать этого, приходит к выводу, что то, что произошло — произойти не могло по определению. Своего рода отдушиной для Ларсена становятся письма, которые он пишет своему, скорее всего погибшему во время бомбардировки сыну Эрику. В этих письмах он исповедуется перед сыном и перед самим собой, пытаясь оправдать человека перед лицом здравого смысла. Между тем выжившие готовятся к переселению в центральный бункер — в глубокую консервацию на десятки лет, а может быть, и навсегда.

За порогом бункера оказываются бывшие воспитанники приюта при храме, который когда-то возглавлял знакомый Ларсена, пастор. Дети пребывают в состоянии каталепсии и, по словам осмотревшего их врача, не могут попасть в бункер — им не находится места, поскольку власти «не могут обеспечить жизнью даже здоровых». Ларсен отказывается от эвакуации в центральный бункер ради того, чтобы остаться с детьми. Он и дети вместе пытаются отпраздновать наступающее Рождество — собирают импровизированную ёлку и даже выходят на улицу, чтобы увидеть первую звезду, но небо затянуто смогом от ядерного пожара. Ларсен умирает, а дети уходят куда-то вдаль, в темноту ядерной ночи. Автор как бы оставляет надежду, что ещё не всё погибло в рукотворном апокалипсисе...

В ролях

Производство

Сценарий фильма изначально был более длинным, с большим количеством эпизодов и героев, но режиссёр-дебютант в процессе съёмок многое выбросил и к концу совершенно запутался в материале (им было снято очень много, на 2 серии по полтора часа минимум), поэтому окончательный монтаж фильма доверили Семёну Арановичу и Алексею Герману. Во время работы над фильмом Ролан Быков придумал собственную историю описанных в картине событий, поскольку из сценария не было ясно — что же послужило причиной произошедшей катастрофы. По мнению Быкова, речь в фильме идет об острове, ставшем «полигоном» для оценки последствий ядерной войны с последующими выводами о возможности её реального ведения. В реальности же никакой войны не было и герой Быкова знает об этом, поскольку сам является одним из авторов данного эксперимента. Косвенно эта линия в фильме прослеживается в эпизоде с оценкой сейсмограмм, где Ларсен упоминает о том, что, возможно, никакой войны нет. Такая версия соответствует и идеологической подоплёке фильма, поскольку, по воспоминаниям Бориса Стругацкого, изначально кинематографистам было дано строгое указание, чтобы «ядерной катастрофы» в фильме не было. Художниками-постановщиками фильма были Виктор Иванов и Елена Амшинская. Роль Быкова озвучил Зиновий Гердт, что вызвало крайнее недовольство первого. Быков даже намеревался подать в суд на съёмочную группу, но затем передумал, добившись того, что смонтированная роль была им вновь переозвучена[3]. Елена Амшинская рассказала в интервью, как снимался фильм. Первоначально предполагалось снимать фильм на островах-фортах в Финском заливе у Кронштадта, но потом в г. Ораниенбаум был найден разрушенный дом, идущий под снос, он и прилегающая территория стали основной локацией съемок. Были поставлены фонари, образующие линию улицы,установлен кузов автобуса, кузов автомобиля, вероятно, "Трабант". У Фрунзенского универмага, в старинных газгольдерах, обожженных пожарными, снимали затопленную библиотеку. В Пушкине, в подвале полуразрушенной церкви, снимали убежище главного героя, оттуда же и кадры полуобвалившегося купола. Некоторые сцены были сняты в Ленинграде, некоторые, в том числе, финальная, на берегах Финского залива. В съемках принимала участие военная техника Ленинградского военного округа: малый десантный корабль проекта "Мурена", вертолет Ка-26, тягач МАЗ-543. Солдаты были вооружены немецкими штурмовыми винтовками "Штурмгевер" Стг-44 стилизованными под американские М-16, а также облачены в костюмы радиационной и химической защиты ОЗК и Л-1. Остальные персонажи, в том числе главный герой, также носят на поверхности химзащиту советского производства.

Резонанс

Выход картины практически совпал с Чернобыльской аварией, поэтому для своего времени картина была очень острой и шокирующей. Да и холодная война к тому времени ещё не ушла в прошлое.

Награды

  • 1986
    • Гран-при, Приз FIPRESCI на МКФ в Мангейме (Германия);
    • Специальный приз жюри на МКФ в Трое;
  • 1987
    • Главный приз на МКФ в Варне;
    • Приз Французской федерации киноклубов на КФ в Каннах;
    • Государственная премия РСФСР им. братьев Васильевых;
    • Приз за режиссуру на 8-м МКФ экспериментальных фильмов в Мадриде;
    • Специальный приз жюри ВКФ в Тбилиси;

Напишите отзыв о статье "Письма мёртвого человека"

Примечания

  1. ↑ На кадре из фильма показан взрыв возле двух высоких башен, по виду своему похожих на башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. Перед этим показан город на берегу залива, внешне похожий на Нью-Йорк.
  2. ↑ Фигура главного героя считается списанной с академика Сахарова. В частности, Ларсен обладает такой же гуманистической позицией и волей, а также является лауреатом Нобелевской премии мира.
  3. ↑ Ролан Быков. Я побит — начну сначала. Дневники. — М.: Астрель; АСТ, 2010. — ISBN 978-5-17-066287-6; 978-5-271-27396-4

Ссылки

Отрывок, характеризующий Письма мёртвого человека

Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Письма_мёртвого_человека&oldid=81456625»