Письмо Зиновьева

Письмо́ Зино́вьева — письмо-фальшивка, приписываемое председателю исполкома Коминтерна Григорию Зиновьеву.

25 июля 1924 года шотландский коммунист Джон Кэмпбелл, заместитель редактора газеты «Уокерс уикли», опубликовал «Открытое письмо вооружённым силам». Его арестовали, но применять меры наказания не решились (см. en:Campbell Case). Консервативная оппозиция отправила правительство лейбористов в отставку. Были объявлены досрочные всеобщие выборы.

15 сентября британское Министерство иностранных дел получило из MI5 копию секретного письма, подписанного председателем исполкома Коминтерна Григорием Зиновьевым. Это письмо им доставил рижский резидент. В письме Зиновьев предлагал английским коммунистам активизировать подрывную работу в армии и на флоте, готовить собственные кадры для грядущей гражданской войны.

25 октября, за 4 дня до выборов, это письмо было опубликовано в газете «Daily Mail». Советский поверенный в делах в Великобритании Христиан Раковский получил ноту протеста правительства Великобритании. Григорий Зиновьев заявил, что письмо — фальшивка. В СССР начался поиск автора письма, на заседании Политбюро 18 декабря предложили «лицу, доставившему „письмо Зиновьева“», заявить о себе, причём ему «гарантируется безопасность и безнаказанность». На письме стояли также подписи представителя английских коммунистов Артура Мак-Мануса и одного из руководителей Коминтерна Отто Куусинена, они тоже заявили о непричастности к публикации.

В ноябре делегация британских профсоюзов прибыла в Москву, она опубликовала отчёт, в котором говорилось, что она изучила протоколы заседаний исполкома Коминтерна и не нашла следов антианглийской деятельности. Возможно, на отчёт делегации повлияло то, что перед визитом британцев из архива были изъяты документы о подготовке мировой революции, однако эти документы касались Германии и Болгарии, а не Англии.

Считается, что из-за публикации этого письма на выборах консерваторы (лидер — Стэнли Болдуин) одержали победу над лейбористами. В результате этого подписанные 8 августа общий и торговый договоры между СССР и правительством Джеймса Макдональда не были ратифицированы.

Автор фальшивки — белоэмигрант Сергей Дружиловский в 1925 году был разоблачён публикациями газеты «Роте фане» и выслан из Германии. В 1926 году он был арестован ГПУ после нелегального перехода латвийско-советской границы и на открытом процессе в Москве Военной коллегией Верховного суда СССР приговорён к расстрелу. Тогда же была издана документальная книга «Антисоветские подлоги: История фальшивок. Факсимиле и комментарии». Организатором же скандальной провокации выступил британский разведчик и близкий друг Уинстона Черчилля майор Десмонд Мортон.

Оригинал письма был обнаружен в 1965 году, результатом чего стала книга-расследование «Письмо Зиновьева», написанная тремя журналистами английской газеты «The Sunday Times». В феврале 1968 года в этой же газете появились публикации, связанные с обнаружением в архивах Гарвардского университета фотокопий рукописи «Зиновьева». Графологический анализ, проделанный экспертом Джоном Конвеем, показал принадлежность «письма» разведчику Сиднею Рейли, который таким образом тоже оказался причастен к фабрикации фальшивки.

В конце XX века Робин Кук, министр иностранных дел правительства Тони Блэра, распорядился открыть некоторые архивы; выяснилось, что письмо было передано рижской резидентуре русским эмигрантом из Берлина, который зарабатывал деньги созданием подобных фальшивок . Исследованием вопроса занималась доктор Джилл Беннет.

Источники

• Барсенков А. С. Вдовин А. И. История России. 1917—2004. — М., 2006. — С. 198.
• Костина Т. [tanya-kostina.narod.ru/articles/zinoviev_letter.htm Парадоксальная правда подделки] // Газета «Русская мысль». — Париж, № 4260, 1999.
• Млечин Л. М. [nvo.ng.ru/history/2008-04-25/6_zinoviev.html Письмо товарища Зиновьева] // Независимая газета. 2008-04-25
• Василий Ардаматский. Две дороги (1972).
• Антисоветские подлоги: История фальшивок. Факсимиле и комментарии. — М., 1926.
• Козлов В.П. Обманутая, но торжествующая Клио. Подлоги письменных источников по российской истории в XX веке. - М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2001.

Отрывок, характеризующий Письмо Зиновьева

Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.