Письмо крест-накрест

Письмо́ крест-на́крест, или «крестом», или «вдоль и поперёк» (англ. crossed letter), — рукописное письмо, которое содержит строки, написанные вдоль, и строки, написанные перпендикулярно им или по диагонали, поперёк написанного.

История и описание

См. также: Почтовый лист

К такой манере написания письма прибегали в начальный период развития почты в стремлении сэкономить на стоимости пересылки письма, поскольку она зависела от веса письма, расстояния, на которое оно пересылалось, наличия вложений, от того, на одном или на двух листах был написан текст.

Чтобы платить меньше за пересылку, почти до середины XIX века письма отправлялись без конвертов. Текст писали на одной стороне листа бумаги, сворачивали его текстом внутрь и на неисписанной стороне указывали адрес. При этом порой текст письма не умещался полностью с одной стороны листа, и тогда, вместо того, чтобы взять новый лист бумаги, отправитель поворачивал исписанный лист под углом 90° и продолжал писать на нём сверху вниз. При этом новые строки ложились поперёк написанных ранее. Нередко добавлялся ещё один «слой» письма, написанный по диагонали, под углом 45° по отношению к двум первым «слоям».

Некоторые изобретательные люди пошли ещё дальше и писали подобные письма, накладывая поперечные строки с помощью чернил другого цвета для облегчения процесса прочтения письма адресатом. Известно, например, что брат английской писательницы Джейн Остин Чарльз в переписке с ней часто использовал разноцветные чернила, жалея сестру: первый, основной, «слой» письма он писал чёрными чернилами, а перекрещённые строки — красными.

Интересные факты

• С практикой писать письма «крестом» связано следующее высказывание английского писателя Льюиса Кэрролла:

Моё девятое правило: если вы исписали весь лист бумаги до конца и вам есть что сказать ещё, возьмите ещё один лист, целый, или обрывок — по потребности, но не пишите поперёк уже написанного! Помните старую поговорку: «Что написано не вдоль, не прочтёшь поперёк». «Старую поговорку? — спросите вы удивлённо. — Так ли она стара?» Должен признаться, что приведённая мной поговорка действительно не такая уж древняя. Боюсь, что я сам её придумал, пока писал эти строки! Но всё же не следует упускать из виду, что «старый» — понятие относительное. Оригинальный текст (англ.)   My ninth Rule. When you get to the end of a notesheet, and find you have more to say, take another piece of paper—a whole sheet, or a scrap, as the case may demand: but whatever you do, don’t cross! Remember the old proverb ”Cross-writing makes cross reading”. “The old proverb?” you say, inquiringly. “How old?” Well, not so very ancient, I must confess. In fact, I’m afraid I invented it while writing this paragraph! Still, you know, “old” is a comparative term. — Чарльз Лютвидж Доджсон. Восемь или девять мудрых слов о том, как писать письма (1890)

Высказывание относилось к лекции-памфлету «Восемь или девять мудрых слов о том, как писать письма», отпечатанная копия которой была приложена к изобретённому Кэрроллом в 1889 году держателю для почтовых марок «Страна чудес» (The Wonderland Postage-Stamp Case). Изданные вместе памфлет и держатель марок были призваны, по замыслу писателя, пропагандировать написание писем.

• Трудно сказать, имелась ли такая же манера написания писем в тогдашней России, но А. С. Пушкин писал в одном из писем к Анне Керн:

Я перечитываю ваше письмо вдоль и поперёк и говорю: милая! прелесть! божественная!… и затем: ах мерзкая! — простите, прекрасная и нежная, но это так.

См. также

• Виселица (почта)
• Домарочные знаки почтовой оплаты
• История почты и почтовых марок Великобритании
• Палимпсест
• Письмо

Ссылки

• Shanahan, Eunice and Ron. [homepages.ihug.co.nz/~awoodley/Letter4.html Chapter 5. Changes under way] (англ.). Letters from the Past. Postal History. The Regency Collection. — Глава из электронной книги, авторы — Юнис и Рон Шанахан (Австралия). Проверено 6 июля 2011. [www.webcitation.org/67eyimyNv Архивировано из первоисточника 14 мая 2012].
• Vic. [janeaustensworld.wordpress.com/2007/06/09/letter-writing-in-jane-austens-time/ Letter Writing in Jane Austen’s Time] (англ.). Jane Austen's World. WordPress.com. Проверено 6 июля 2011. [www.webcitation.org/67eys2MbJ Архивировано из первоисточника 14 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Письмо крест-накрест

(signe) Alexandre».
[«Государь брат мой! Вчера дошло до меня, что, несмотря на прямодушие, с которым соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня, по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною, с того времени как князь Куракин потребовал свои паспорта. Причины, на которых герцог Бассано основывал свой отказ выдать сии паспорты, никогда не могли бы заставить меня предполагать, чтобы поступок моего посла послужил поводом к нападению. И в действительности он не имел на то от меня повеления, как было объявлено им самим; и как только я узнал о сем, то немедленно выразил мое неудовольствие князю Куракину, повелев ему исполнять по прежнему порученные ему обязанности. Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.
(подписал) Александр». ]


13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.