Письмо (письменность)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Письмо́ — прежде всего, некоторая конструкция из определенных материалов, с помощью которой некоторые субъекты могут так действовать на себя, что в них создаются тексты и иллюстрации. всё то, что приводит к созданию надписи в целом[1][2]. В Западной культуре под письмом чаще всего понимается только представление языка в текстовом виде с помощью набора знаков или символов (известных как письменность). При письме могут использоваться абстрактные символы, которые отображают фонетические элементы речи, как, например, в индоевропейских языках, либо могут использоваться упрощённые изображения объектов и понятий, как в восточноазиатской и древнеегипетской пиктографических письменных формах. Тем не менее, они отличаются от иллюстраций, таких как наскальные рисунки и живопись, а также от несимвольных способов хранения речи на нетекстовых носителях информации, например, на магнитных аудиокассетах.

Изучением письма как особой знаковой системы занимаются такие дисциплины, как грамматология, эпиграфика и палеография.

Письмо является расширением человеческого языка во времени и пространстве. Чаще всего письмо возникало в результате политической экспансии древних культур, которые нуждались в надёжных средствах передачи информации, поддержании финансовой отчетности, сохранении исторической памяти и аналогичной деятельности. В IV тысячелетии до нашей эры сложность торговых отношений и административного управления переросли возможности человеческой памяти, и письмо стало более надёжным способом учёта и представления взаимодействий на постоянной основе[3]. Как в Месоамерике, так и в Древнем Египте письмо развивалось через календари и политическую необходимость записи общественных и природных событий.





Способы записи информации

Уэллс утверждает, что письмо может «зафиксировать соглашения, законы, заповеди в виде документов. Оно обеспечивает рост государства до размеров, превышающих старые города-государства. Слово священника или короля и его гарантии могут выходить далеко за рамки, очерченные его взглядом и голосом, и может воздействовать после его смерти»[4].

Виды письменности

Основные виды письменностей (методы записи речи) по большому счёту делятся на четыре категории: логографические, слоговые, буквенные и характеристические. Есть ещё одна, пятая категория — идеографическое письмо (символы идей), которая никогда не была развита до уровня представления языка. Шестая категория — пиктографическое письмо, сама по себе недостаточна для представления языка, но часто составляет основу логографических систем.

Логограммы

Логограмма представляет собой запись знаков, отображающих отдельные слова или морфемы. Чтобы записать речь, требуется огромное количество логограмм, а чтобы выучить их, нужно много лет. Это является основным недостатком логографического письма по сравнению с алфавитным. Однако, после того, как такой язык выучен, проявляется его главное преимущество — быстрота чтения[5]. Ни одна система письма не является полностью логографической: все они наряду с логограммами имеют фонетические компоненты («логосиллабические» компоненты в случае китайского письма, клинописи и письма майя, где символ может обозначать морфему, слог или то и другое; «логоконсонантные» компоненты в случае иероглифов). Многие из них включают идеографические компоненты (китайские «радикалы», иероглифические «определители»). Например, в письме майя символ для «плавника» произносится «ка», и он также используется для представления слога «ка», всё равно, необходимо ли указать на произношение логограммы или если логограмма отсутствует. В китайском письме около 90 % символов соединяются семантическим (смысловым) элементом, называемым радикалом, с символом для обозначения произношения, называемого фонетическим. Однако, фонетические элементы дополняют логографические элементы, а не наоборот.

Основной логографической системой, используемой в настоящее время, являются китайские иероглифы, используемые с некоторыми изменениями в различных языках Китая, Японии и, в меньшей степени, в корейском языке Южной Кореи. Другой пример — классическое «письмо и».

Слоговое письмо

Слоговое письмо представляет собой набор письменных знаков, которые представляют (или аппроксимируют) слоги. Знак в слоговом письме обычно отображает сочетание гласный-согласный, или просто один гласный звук. Но в некоторых случаях знаки отображают более сложные слоги (например, согласный-гласный-согласный или согласный-согласный-гласный). Фонетическая связь слогов не находит отражения в алфавите. Например, слог «ка» будет выглядеть совсем непохожим на слог «ки», и в алфавите не будет схожих слогов с такими же гласными.

Слоговое письмо лучше всего подходит для языков с относительно простой структурой слога, таких, как японский. Из других языков, использующих слоговое письмо, можно назвать микенское линейное письмо Б, письмо чероки и ндюка, креольский язык Суринама на основе английского языка, а также язык ваи в Либерии. Большинство логографических систем имеют сильные слоговые компоненты. Эфиопское письмо, хотя оно технически основано на алфавите, имеет слитные согласные и гласные звуки, поэтому это письмо изучается таким образом, будто оно слоговое.

Алфавиты

Алфавит — это небольшой набор символов, каждый из которых примерно представляет или исторически представлял фонемы языка. В идеальном фонологическом алфавите фонемы и буквы идеально соответствуют друг другу по обоим направлениям: пишущий может предсказать написание слова, зная его произношения, а говорящий может предсказать произношение слова, зная его написание.

Языки часто развиваются независимо от их системы письма. Письменности заимствуются для других языков, изначально для них не предназначенных, поэтому степень соответствия букв алфавита фонемам языка значительно варьируется от языка к языку и даже в пределах одного языка.

Консонантное письмо

В большинстве ближневосточных алфавитов отображаются только согласные звуки, гласные иногда могут обозначаться дополнительными диакритическими знаками. Это свойство возникло в результате влияния египетских иероглифов. Такие системы называются абджадами, что в переводе с арабского означает «алфавит».

Консонантно-слоговое письмо

В большинстве алфавитов Индии и Юго-Восточной Азии гласные обозначаются через диакритические знаки или путём изменения формы согласного. Такое письмо называется абугида. Некоторые абугиды, такие как геэз и кри, изучаются детьми как слоговые, поэтому их часто и относят к слоговому письму. Однако, в отличие от истинно слогового письма, у них нет отдельных знаков для каждого слога.

Иногда термин «алфавит» ограничивается системами из отдельных букв для согласных и гласных, например, латинский алфавит, хотя абугиды и абджады тоже могут относиться к алфавитам. По этой причине греческий алфавит часто считается первым алфавитом в мире.

Характеристический алфавит

Характеристический алфавит рассматривает строительные блоки фонем, входящих в состав языка. Например, все звуки, произносимые губами («губные» звуки) могут иметь какой-то общий элемент. В латинском алфавите это очевидно для таких букв, как «b» и «p». Однако, губная «m» совершенно другого рода, и похоже выглядящая «q» не является губной. В корейском письме хангыль все четыре губные согласные основаны на одинаковых составных элементах. Тем не менее, на практике корейский язык прививается ребёнку как основанный на обычном алфавите, а характеристические элементы, как правило, остаются незамеченными.

Другим примером характеристического алфавита является жестовое письмо, самая популярная письменность для многих жестовых языков, в которой движения рук и лица представлены иконографическими знаками. Характеристические алфавиты распространены также в фантастических или изобретённых системах, таких как тенгвар Дж. Р. Р. Толкина.

Историческое влияние систем письменности

Историки проводят различие между предысторией и историей: история определяется появлением письменности. Наскальные рисунки и петроглифы доисторических народов можно считать предшественниками письменности, они не могут рассматриваться как письмо, потому что они не представляют непосредственно язык.

Системы письменности всегда развивались и изменялись в зависимости от потребностей использующих их людей. Иногда форма, расположение и значение отдельных знаков также изменялись с течением времени. Прослеживая развитие знаков письма, можно узнать о потребностях людей, которые их использовали, а также об изменении этих потребностей со временем.

Материалы и средства для письма

На протяжении всей истории человечества для письма использовались многие приспособления и материалы, включая каменные скрижали, глиняные таблички, восковые таблички, велень, пергамент, бумага, медные пластины, грифели, птичьи перья, чернила, кисти, карандаши, ручки и множество способов литографии. Существует гипотеза, что инки использовали узелки на нитях, известные как кипу, в качестве письменности[6].

Впоследствии широкое распространение в качестве инструментов для письма получили пишущая машинка и различные формы текстовых процессоров, а также проводятся исследования, в которых сравниваются современные инструменты письма со старинными ручкой и карандашом[7][8][9][10][11].

См. также

Напишите отзыв о статье "Письмо (письменность)"

Примечания

  1. J. Derrida Of Grammatology, p.9  (англ.)
  2. [filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000204/index.shtml Жак Деррида и грамматология]
  3. Robinson, 2003, p. 36  (англ.)
  4. Wells in Robinson, 2003, p.35  (англ.)
  5. Smith, Frank. Writing and the writer. Routledge, 1994, p. 142  (англ.)
  6. [khipukamayuq.fas.harvard.edu/index.html The Khipu Database Project]  (англ.)
  7. Daniel Chandler: Do the write thing?, Electric Word, v.17, 1990, pp. 27-30  (англ.)
  8. Daniel Chandler: The phenomenology of writing by hand, Intelligent Tutoring Media, v.3(2/3), 1992, pp. 65-74  (англ.)
  9. Daniel Chandler: Writing strategies and writers' tools, English Today: The International Review of the English Language, v.9(2), 1993, pp. 32-80  (англ.)
  10. Daniel Chandler: Who needs suspended inscription?, Computers and Composition, v.11(3), 1994, pp. 191—201  (англ.)
  11. Daniel Chandler: The Act of Writing: A Media Theory Approach, Prifysgol Cymru, Aberystwyth, 1995  (англ.)

Ссылки

  • Robinson, Andrew The Origins of Writing // David Crowley and Paul Heyer (eds) Communication in History: Technology, Culture, Society (Allyn and Bacon, 2003).

Отрывок, характеризующий Письмо (письменность)

– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.