Письмо 5000

«Письмо́ 5000» — открытое обращение к Генеральному прокурору России в 2005 году с подписями 5000 человек с резкой критикой поведения ряда евреев и еврейских сообществ, а также ряда иудейских деятелей и организаций, и, в частности, просьбой провести расследование на предмет нарушения книгой «Кицур Шульхан Арух» (включая как издание русского перевода, так и изучение в религиозных школах её полного текста) статей Уголовного Кодекса РФ. Письмо вызвало широкий резонанс и дискуссию в печати.

Мотивы написания письма и его содержание

15 декабря 2004 года М. В. Назаровым на сайте russia-talk.com было опубликовано «Обращение к Генеральному прокурору РФ В. В. Устинову в связи усилившимся применением к русским патриотам ст. 282 УК РФ о „разжигании национальной розни“ по отношению к евреям». Составители письма попросили прокуратуру выяснить первоисточник того, что они называют «русско-еврейским конфликтом», утверждая, что русские патриоты лишь иногда, чрезмерно эмоционально, защищаются от «агрессивной иудейской морали», выраженной в кодексе «Шулхан арух». В письме были приведены такие примеры из сокращённого издания этого кодекса «Кицур шульхан арух», изданного в Москве Конгрессом Еврейских Религиозных Организаций и Объединений в России (КЕРООР), предписывающего следовать этому кодексу в наши дни. В обращении содержалась просьба «проверить изложенные выше вопиющие факты и, если они подтвердятся, … возбудить дело о запрете в нашей стране всех религиозных и национальных еврейских объединений, как экстремистских».

Причиной написания обращения в Прокуратуру РФ стали участившиеся случаи возбуждения уголовных дел по этой статье (в связи с антисемитизмом) против публицистов и общественных деятелей, называющих себя русскими патриотами, полемизирующими в резкой форме с представителями иудаизма.

13 января 2005 года первая версия обращения, под названием «Письмо 500» (по количеству подписавших), была подана в Генпрокуратуру 20 подписавшимися под ним депутатами Государственной Думы.

24 января информация о письме попала в прессу.

25 января запрос был отозван депутатами по требованию руководителей этих фракций из-за резкой реакции СМИ, обвинивших депутатов в антисемитизме. По теме письма были проведены две дискуссии на федеральных телеканалах (программы «К барьеру!» и «Времена»). Депутат А. В. Чуев заявил, что его подпись поставлена обманно и он не имеет никакого отношения в данному письму).

Тем не менее резонанс в СМИ вокруг письма привел к тому, что его составитель М. В. Назаров стал получать подписи от людей, желавших все же направить это заявление в Генпрокуратуру от имени группы православных. Так возникло «Письмо 5000», которое было приурочено к празднику Торжество Православия и подано в Генпрокуратуру 21 марта 2005 г.. В этом обращении изначальное требование «…возбудить дело о запрете в нашей стране всех религиозных и национальных еврейских объединений, как экстремистских» было смягчено до «возбудить дело о запрете в нашей стране всех религиозных и национальных объединений, основанных на морали „Шулхан аруха“, как экстремистских». Однако, по утверждению его составителя М. В. Назарова, целью данного обращения был не запрет религиозных объединений, а необходимость дать аргументы обвиняемым в антисемитизме.

Реакция в СМИ

В большинстве российских и зарубежных СМИ подача обращения «Письма 5 000» представлена как антисемитская акция. Однако ни одно центральное СМИ не опубликовало самого текста Письма. Выдвигались самые разные версии происхождения письма как «провокации» ЦРУ или ФСБ, «направленной против президента Путина». На сайте издательства «Русская Идея», главным редактором которого является инициатор письма Михаил Назаров, собрана подборка самых разнообразных оценок этого письма.

Журналист газеты «Новые Известия» Шаген Оганджанян написал:

После того как в антисемитизме депутатов обвинили практически все, и даже Владимир Путин, находившийся на мероприятиях по случаю 60-й годовщины освобождения Освенцима, сказал, что Россия будет бороться с антисемитизмом, депутаты-подписанты предпочли не педалировать эту тему. Письмо было отозвано даже до знаковых слов президента страны.

Газета «Известия», комментируя решение прокуратуры Санкт-Петербурга по искам, связанным с данным письмом, написала: «Скандально известное письмо в Генеральную прокуратуру России с призывом запретить деятельность еврейских организаций нельзя считать антисемитским. К такому выводу пришла прокуратура Санкт-Петербурга». Текст документов прокуратуры в материале «Известий» не приводится. «Известиям» удалось выяснить, что прокуратура привлекала к работе по этому делу экспертов по межнациональным отношениям. Одна из них — старший научный сотрудник Музея этнографии и антропологии Российской академии наук Валентина Узунова подтвердила «Известиям», что усматривает в публикациях газет «Русь православная» и «За русское дело» признаки разжигания межнациональной розни. Сообщить какие-либо подробности Валентина Узунова не смогла, так как, по её словам, «дело ещё не закончено» и она не имеет права давать по нему информацию. По словам Узуновой, прокуратура усмотрела в публикациях признаки преступления, предусмотренного ст. 282 Уголовного кодекса, в той мере, в какой она объявила газете предупреждение

Ряд источников, в частности Сибирский региональный информационный центр Бабр.ру, Новая газета и координатор фракции КПРФ в Государственной думе С. Решульский расценили решение прокуратуры как признание отсутствия в письме антисемитизма, а Людмила Алекссева — как получение антисемитизмом законного статуса. При этом в самом решении прокуратуры ни о присутствии, ни об отсутствии антисемитизма в письме ничего не сказано.

СМИ в других странах также также обратили внимание на это событие.

Немецкое издание «Netzeitung» приводит оценку депутата израильского парламента от леволиберальной партии Демократический выбор Романа Бронфмана, согласно которой данное расследование является реакцией на очень быстрое укрепление еврейской общины в России, а также на большое влияние главного раввина Берла Лазара и активность движения 'Хабад'. Бронфман считает, что «многие русские не могут, видимо, смириться с тем плюрализмом, который установился в последнее время». Он говорит, что подобно христианским или исламским, еврейские религиозные тексты содержат некоторые расистские понятия, но этим должны заниматься теологи, а не полицейские. Все это вместе взятое, по его оценке, можно оценить как возврат в России антисемитизма. Но, в то же время, «несмотря на вызывающее тревогу начатое расследование, в целом антисемитизм в России не усиливается, как об этом сообщают некоторые СМИ». Само же издание увидело в этих событиях сходство со «сталинскими временами», корреспондент газеты сравнивает письмо с известной антисемитской фальшивкой — Протоколами сионских мудрецов.

Израильская газета «Haaretz» пишет, что «несомненно, иудаистское законы, особенно те, что содержатся в Талмуде, проводят различие между евреями и неевреями. С особой силой этот контраст проявляется в 'Мишне Торе'. Каббалистические труды содержат ещё более радикальные утверждения о различиях между иудаистами и 'гоями'». Что же касается 'Шульхан Арух', то в нём, пишет газета, «как считается, почти не содержится комментариев и установлений подобного рода». Приводя оценку профессора Израэля Якова Ювала, что решение прокуратуры исследовать 'Кицур Шульхан Арух' возвращает нас «в 13 век», со времён которого «толкователи-евреи старались сгладить острие иудаистских правовых норм, направленных против неевреев», издание подводит свой итог: «в любом случае обсуждение иудаистского права следует оставить самим евреям, и российская прокуратура здесь абсолютно ни при чём» .

В ряде публикаций упомянуто расследование прокуратуры, но не приводится текст решения прокуратуры.

Издание «The New York Sun» в резких выражениях критиковало генпрокурора Устинова и пятьсот подписантов письма, а также высказало претензии к правительству РФ, «которое не предприняло срочных мер по снятию Устинова с должности». Baltimore Sun пишет о массовом антисемитизме в России и российской политике.

С критикой выступили ряд издания Великобритании. Журнал The Economist сравнил текст письма с «образцом антисемитской пропаганды» — Протоколами сионских мудрецов. Би-би-си и The Daily Telegraph связывают письмо с политикой государственного антисемитизма в России.

Реакция общественных деятелей и организаций

В тексте письма было указано, что позицию его авторов разделяет лево-радикальный шведский писатель Исраэль Шамир, известный тем, что выступает с антисионистских позиций и признан французским судом антисемитом. Сам Шамир осудил критику данного письма иностранными «еврейскими лидерами» как вмешательство во внутрироссийский спор, однако счёл совершенно неуместным требование запретить религиозные еврейские общины, поскольку по религиозным вопросам можно спорить, но не запрещать.

Ряд православных организаций, религиозных деятелей, правых и левых политиков сочли письмо либо антисемитским, либо провокационным, либо, как минимум, неуместным и играющим на руку тем, кто хочет раскола патриотического движения. В частности, письмо резко осудили Дмитрий Рогозин, Геннадий Зюганов и Гейдар Джемаль.

Ряд общественных организаций за рубежом выразили своё возмущение письмом: «Сам факт проверки на наличие признаков расизма и антирусских высказываний кодекса галахических законов, составленных в XVI веке, в Израиле квалифицируют как поощрение на государственном уровне антисемитских тенденций». Антидиффамационная лига также направила президенту РФ требование «безотлагательно вмешаться и положить конец расследованию московской прокуратуры». Аналогичное требование в письме президенту РФ выдвинула Конференция европейских раввинов (КЕР).

Аналогично оно оценивалось российскими правозащитными организациями. В частности руководитель центра «Сова» Александр Верховский написал, что «Михаил Назаров совместил антисемитскую интерпретацию „Кицур Шульхан Арух“ с классическими мифами о еврейском заговоре и получил теорию, согласно которой все еврейские организации руководствуются „человеконенавистническими“ идеями в отношении неевреев и, следовательно, все должны быть запрещены».

Официальная и международная реакция

Посол Государства Израиль заявил по этому поводу:

Сам текст письма по существу — настоящий кровавый навет. Через несколько дней, 27 января, все будут отмечать 60-летие освобождения Освенцима. И в канун этой даты публикуется страшный бредовый текст — как в нацистской Германии! … Это больше, чем просто безобразие. Мы ждём реакции от властей. Компромисс в этом вопросе невозможен: либо мы с этим явлением боремся — либо признаём, что оно нормально.

Министерство иностранных дел России заявило по этому поводу следующее:

В связи с опубликованным в газете «Русь православная» обращением ряда общественных деятелей на имя генерального прокурора РФ, содержащим откровенно антисемитские высказывания, необходимо подчеркнуть, что данное заявление не имеет ничего общего с официальной позицией российского руководства, которое решительно отвергает любые проявления межнациональной розни и ксенофобии, включая антисемитизм.

Как сообщает Газета.ру, «своё осуждение официально выразил думский комитет по религиозным и общественным организациям».

По сведениям газеты Гаарец, решение о прекращении проверки и об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении Конгресса еврейских религиозных организаций и объединений в России (КЕРООР) было принято по итогам встречи израильского заместителя премьер-министра Эхуда Ольмерта, находящегося с официальным визитом в Москве, с премьер-министром России Михаилом Фрадковым.

Газета «Коммерсант» (29.06.2005) резюмировала: «Израиль решил еврейский вопрос в России… Вопрос об антисемитизме в России неожиданно стал главным на переговорах вице-премьера с господином Фрадковым. По рассказам источника Ъ в израильской делегации, Михаил Фрадков ответил визитеру общими фразами. Он сказал, что руководители России, в том числе и президент Владимир Путин, неоднократно осуждали антисемитизм, и напомнил о совместной декларации, принятой в ходе недавнего визита президента РФ в Израиль. Такой ответ не удовлетворил израильского вице-премьера, который заявил, что Израиль ждёт от России конкретных шагов и ясной оценки действий московской прокуратуры. Ответ последовал незамедлительно. Вчера прокуратура Москвы объявила о том, что как в отношении издателей книги „Шульхан Арух“, так и в отношении авторов обращения в Генпрокуратуру уголовные дела возбуждаться не будут».

Поскольку обсуждение Письма 5000 приняло международный размах, президент РФ В. В. Путин также был вынужден коснуться Письма 5000 в интервью Первому каналу израильского телевидения 20 апреля 2005 года. Ему был задан вопрос израильской журналистки о Письме 5000, в котором, по словам журналистки, «призывалось убрать иудаизм из политической, правовой системы». Президент ответил: «Они не призывали убрать иудаизм из политической системы. Нет, там были другие посылы со ссылками на некоторые источники иудаизма. Могу Вам сказать, что иудаизм наравне с исламом, с православием относится к так называемым традиционным российским религиям, которые отнесены законом к традиционным российским религиям, и в этом качестве защищены законом. Что касается письма, о котором Вы упомянули, то я в принципе уже на это ответил. Я хочу сказать, что всегда нужно реагировать на проявления подобного рода адекватным способом, очень тонко, своевременно, но, знаете, по известному врачебному принципу „не навреди“. Если Вы следили за событиями в общественной жизни в России после этого письма, то не могли не заметить, что реакция общественности на это была.».

Реакция Прокуратуры

Газета.ру, описывая историю подачи заявлений в прокуратуру, написала, что «правозащитники также попросили прокуратуру провести экспертизу на предмет наличия в этих письмах проявлений антисемитизма и, в случае их обнаружения, завести уголовное дело о призывах к разжиганию межнациональной вражды».

Одновременно с «письмом 5000» в Генеральную прокуратуру РФ поступило заявление от движения «За права человека» с требованием возбудить уголовное дело по ст. 282 УК РФ («возбуждение национальной розни») против автора и подписавших Обращение 5 000. Оба заявления Генеральная прокуратура передала для проверки в Басманную межрайонную прокуратуру г. Москвы. После проведенной экспертизы, прокуратура отказала в возбуждении уголовного дела против авторов обращения, одновременно прокуратура отвергла и требования, изложенные в «письме 5000». Отказ прокуратуры о возбуждении уголовного дела против авторов «письма 5000» привёл к подаче сотрудником правозащитной организации «За права человека» ряда судебных исков против Басманной прокуратуры, которые не имели успеха.

26 января 2006 года сенатор Людмила Нарусова задала вопрос Генеральному прокурору России Владимиру Устинову почему он не реагирует на данное обращение, хотя «среди подписавшихся есть рецидивисты — Альберт Макашов». Нарусова назвала письмо депутатов воскрешением антисемитизма. Устинов ответил, что заявление даже не изучалось. Комментируя ситуацию он сказал: «кухонный антисемитизм в России неискореним. Главное, чтоб он не выходил дальше кухни». По его мнению, не следует обсуждать эту тему, чтобы не привлекать к ней излишнего внимания.

В итоге Басманная межрайонная прокуратура г. Москвы в постановлении от 24.06.2005 приняла следующее решение:

Принимая во внимание, что в ходе проверки в связи с изданием и распространением книги «Кицур Шульхан Арух» не установлен умысел на возбуждение в обществе национальной и религиозной вражды, унижение человеческого достоинства по признакам национальной и религиозной принадлежности, публикация и распространение данной книги не образует состав преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 282 УК РФ.

А все три попытки еврейских лидеров возбудить уголовное дело против автора Обращения 5000 М. В. Назарова были отвергнуты (постановления от 24.06.2005, 31.08.2005 и 14.03.2006). По мнению экспертизы, которую запросила прокуратура в отношении книги «Тайна России» «Претензии в адрес М. В. Назарова лишены оснований, так как автор лишь придерживается православно-христианского учения — признанной мировой духовно-нравственной традиции… Высказывания Назарова являются проявлением православной религиозно-философской концепции мировой истории, а не проявлением антисемитизма и фашизма».

В свою очередь, Михаил Назаров расценил высказывания представителей ряда организаций называвших его нацистом и антисемитом как клеветнические и оскорбительные и подал заявление в суд. 11 апреля 2006 года Басманный районный суд г. Москвы отказал Назарову во всех его исковых требованиях в полном объёме.

Дальнейшие события

По утверждению Назарова, отказ прокуратуры продолжить проверку кодекса «Кицур шульхан арух» вызвал новую волну подписантов Письма 5000, превратив его в Письмо 15000 с требованием продолжить проверку. Но прокуратура не отреагировала и попытки добиться продолжения проверки через суд не имели успеха. Недовольные таким результатом инициаторы письма обвинили прокуратуру в «страхе иудейском» и объявили о создании движения «Жить без страха иудейска!» как образе жизни православного человека.

В том же 2005 г. движение «ЖБСИ!» было признано составной частью деятельности Союза Русского Народа, воссозданного в ноябре 2005 г. под руководством скульптора В. М. Клыкова. Хотя инициативная группа движения «ЖБСИ!» с тех пор почти никакой активности не проявляет (кроме регулярного издания бюллетеня «Новостей ЖБСИ!»), подписи под Письмом 500-5000-15000 продолжают поступать через формуляр в интернете и их число к концу 2008 г., по сообщению в этом бюллетене, достигло 25.000.

Подробно вся история возникновения обращения в прокуратуру — заявления сторон, суды, документы прокуратуры, а также круглый стол конфликтующих сторон в редакции газеты «Комсомольская правда» — описаны Назаровым в книге «Жить без страха иудейска!».

События, упоминаемые в тексте «Письма 5000»

• «Дело Норинского»

Ссылки

• [www.rusidea.org/?a=2301 Текст «Письма 5000»]
• [www.polit.ru/news/2005/04/29/antisem.html Сообщение о реакции прокуратуры]

Отрывок, характеризующий Письмо 5000

Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было: