Гэбриэл, Питер

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Питер Гэбриэл»)
Перейти к: навигация, поиск
Питер Гэбриэл
Основная информация
Полное имя

Питер Брайан Гэбриэл

Дата рождения

13 февраля 1950(1950-02-13) (74 года)

Место рождения

Чобхэм, Суррей, Англия (англ. Chobham, Surrey)

Годы активности

1967—по сей день

Страна

Великобритания Великобритания

Профессии

вокалист, флейтист, композитор, поэт

Инструменты

вокал, клавишные, блок-флейта, флейта, гобой, аккордеон, ударные, перкуссия

Жанры

арт-рок, прогрессивный рок, экспериментальный рок, поп-рок, этническая музыка

Коллективы

Genesis

Лейблы

Geffen Records

[www.petergabriel.com/ ergabriel.com]

Питер Брайан Гэбриэл (англ. Peter Brian Gabriel, 13 февраля 1950) — британский музыкант. Начинал карьеру вокалистом, флейтистом и перкуссионистом британской прог-рок-группы Genesis, затем начал успешную сольную карьеру, был продюсером большого количества записей этно-исполнителей, известен своей гуманитарной деятельностью.

В 2002 году альбом Passion: Music for The Last Temptation of Christ Питера Гэбриэла с музыкой для фильма «Последнее искушение Христа» был включен в рейтинг 25 самых влиятельных эмбиент-альбомов всех времён (англ. The 25 Most Influential Ambient Albums Of All Time). Является лауреатом премии Polar Music Prize.





Биография

Питер Брайан Гэбриэл родился в небольшом городке Чобхэме (англ. Chobham) графства Суррей 13 февраля 1950 в семье инженера-электронщика и преподавательницы музыки. «Это было счастливое и свободное детство», — вспоминает он. —«Я восхищался отцом — настоящим изобретателем, вечно пропадающим в своей мастерской и создающим удивительные вещи буквально из ничего. А мамина игра на фортепиано просто впиталась в мое подсознание».

Эта особая атмосфера сильно повлияла на увлечения Питера — уже с юных лет он полюбил музыку. Особенно его привлекали старинные британские мотивы и народные инструменты. В дальнейшем это пристрастие заметно отразится на его композициях, особенно в годы сольного творчества.

Genesis

Первый период творчества музыканта связан с историей группы Genesis, которая была образована в конце 1960-х, когда Питер Гэбриэл и Тони Бэнкс учились в частной школе Чартерхаус в английском городе Годалминг. Оригинальный состав был собран из участников двух школьных групп, The Garden Wall и The Аnon, в него вошли Гэбриэл (вокал и флейта), Энтони Филлипс (англ. Anthony Phillips) (гитара), Тони Бэнкс (клавиши), Майкл Резерфорд (бас-гитара) и Крис Стюарт (англ. Chris Stewart) (ударные).

В августе 1975 года Гэбриэл объявил о том, что уходит из группы, потому что чувствует отчуждение от остальных участников, а его собственная женитьба и рождение первого ребёнка лишь усиливают его личную напряжённость. Питер составил открытое письмо для прессы, в котором подробно описал причины своего ухода. Письмо было разослано в ведущие музыкальные издания с условием либо опубликовать его слово в слово, либо не публиковать совсем. Текст его выглядел так:

Коллектив, созданный нами, чтобы служить нашей музыке, одержал над нами верх и заточил в тюрьму собственного успеха. Из-за этого изменилось отношение к работе и сама атмосфера в группе. Музыка не иссякла, а наше взаимное уважение не стало меньше, но наши роли стали слишком жестко расписанными. Вовлечь этот «Звёздный Genesis» в новую идею стоило теперь чудовищных усилий. Переход от восторженного энтузиазма новичков к профессионализму никому не дается просто.

Я думаю, что в работе со звуком и визуальными эффектами можно добиться большего, чем мы уже сделали. Но при наших нынешних масштабах для этого требовалось единое ясное и последовательное руководство, которого не смогла обеспечить псевдодемократическая система нашей группы.

Как художник, я хотел быть открытым для всех возможных влияний — но как увязать творческий процесс, построенный на интуиции и вдохновении, с долгосрочным планированием, в котором нуждалась группа? Я чувствовал потребность наблюдать, изучать и развивать свои творческие способности и пробовать себя в других видах деятельности, помимо музыки. Даже ранее неизвестные мне прелести садоводства и сельской жизни начали вдруг раскрываться для меня. Но конечно, я не мог рассчитывать, что группа станет увязывать свой рабочий график с моим садово-огородным календарём. Останься я — и растущее количество денег и власти намертво привязало бы меня к сцене. А для меня было очень важно проводить больше времени с семьёй и наконец в полной мере ощутить себя отцом. Хотя я многое увидел и многому научился за последние семь лет, я обнаружил, что начинаю смотреть на вещи как «знаменитый Гэбриэл», несмотря на мои попытки скрывать свой статус и род занятий, когда только возможно. Я начал мыслить категориями бизнеса — немалый прогресс для некогда застенчивого и подвергавшегося нападкам музыканта — но это же заставило меня смотреть на музыку и аудиторию как источник денег, и такое отношение отдаляло меня от них. Выступления перестали вызывать тот особенный трепет.

1977 Peter Gabriel

После ухода из группы Питер совсем отошёл от дел и проводил все время в сельском домике с семьёй, но к концу 75-го года уже всерьёз задумался о сольной карьере и начал накапливать материал для предполагаемого альбома. Работа продолжалась до осени следующего года. Питер старался, чтобы его новые песни как можно меньше напоминали те, что он делал с Genesis. «Большинство моих новых песен очень эмоциональны, — говорил он в интервью того времени. — В Genesis не было простора для песен на личные темы, — этой возможности как следует упиться жалостью к себе». Альбом, на обложке которого стояло просто «Peter Gabriel», вышел в феврале 1977-го. В марте был выпущен первый сингл с него — Solsbury Hill. Трек имел очень большой успех и добрался до 13-го места в британском хит-параде. Критики и фэны тут же бросились интерпретировать Solsbury Hill как песню о прощании Питера с Genesis, хотя сам Питер не подтверждал этого, давая более широкую трактовку. «Эта песня — о готовности расстаться с тем, что имеешь, ради того, что можешь получить; расстаться с тем, кем ты был, ради того, каким ты можешь стать. Она о расставании с прошлым». В целом альбом был типичной работой музыканта, находящегося в творческом поиске: Питер «примерил» на себя целый набор разных, порой весьма неожиданных, стилей.

1978 Peter Gabriel

В то время как постгэбриэловский альбом Genesis «A Trick of the Tail» был в 1976 году в анкете Melody Maker признан лучшим, дебют Гэбриэла добился меньшего признания. И восторженные когда-то поклонники на время утратили энтузиазм… Только Гэбриэл оставался спокойным, одинаково чуждым имиджу «звезды» и позиции «антизвезды». «Вы должны принять к сведению, что на свете есть много жестокости и страха, и вы должны реагировать на них и противостоять им», — сказал он однажды и многократно подтверждал свою позицию. Вторая пластинка была спродюсирована Робертом Фриппом и поэтому носила несколько экспериментальный характер, Фрипп так говорил о творческом процессе Гэбриэла: «Я бы описал Питера как человека, который точно знает, чего хочет, но не может принять решение. Вы скажете, что это звучит парадоксально — и будете правы. Он пишет прекрасные песни, но он совсем не спонтанен, а скорее склонен с постепенному выстраиванию музыки. Он точно знает, как должен звучать тот или иной кусок, и не успокоится, пока не услышит этого на плёнке. Но причиной тому скорее не перфекционизм, а склонность закапываться в детали». Альбом вышел в июне 1978 года. На обложке снова не было названия — только имя исполнителя. Неофициально альбом называют «Peter Gabriel II» или — по обложке — «Scratch» (царапина) (так же, как первый по обложке с автомобилем называют «Car»).

«Я подумал, что так будет интереснее: сохранять то же название, написанное тем же шрифтом, чтобы внешне они отличались только картинкой на обложке — получается что-то вроде номеров творческого ежегодника артиста», — пояснял Питер. Хотя этот лонгплей не содержал ни одного хита типа «Solsbury Hill», здесь Гэбриэл опять продвинулся по дороге полного самовыражения.

1980 Peter Gabriel

Несмотря на узнаваемость имени и достаточно звёздный статус музыканта, две первые его сольные пластинки не пользовались большим спросом. Прорыв случился только после третьего альбома, имевшего громкий успех как в Англии, так и в Штатах. В начале 1979-го года Питер занялся поисками музыкантов для записи этого нового альбома и разработкой новой концепции звучания, для этого он приобрел последнее чудо тогдашней техники — первую программируемую драм-машину и семплер, позволявший записывать любые внешние звуки, а потом воспроизводить их с клавиатуры с любой частотой, в том числе и в виде аккордов. Экспериментальный пост-панковский звук нового проекта был, по мнению Питера, именно тем, что требовалось. «Главное правило, которое мы между собой установили: все, что будет звучать привычно — сразу отбрасываем».

Запись альбома была завершена в феврале 1980-го. Альбом, снова не имеющий названия (неофициально «Peter Gabriel III» или — по обложке — «Melt» (растаявший)), вышел в мае 1980 года. В Великобритании всего через неделю он взлетел на первую строчку национального хит-парада. Такой успех не бывает случайным — можно было относиться к этой пластинке по-разному, но невозможно было не признать, что на этот раз Питеру удалось создать нечто особенное. Среди композиций выделялись «Games Without Frontiers», которая стала на радио самой популярной записью Гэбриэла после «Solsbury Hill». 3-й альбом Гэбриэла получился жестким, угловатым и агрессивным, полным необычных звуков новых по тем временам инструментов. Неуютные и тревожные, то жутковатые, то грустные песни рассказывали о тёмных сторонах души и тяжелых переживаниях — страх, одиночество, непонимание, потеря контроля над своими эмоциями. Это не задумывалось специально, как концепция — просто это были темы, которые всегда волновали Питера. «Я вижу некоторую параллель — хотя и не совсем очевидную — между моим новым альбомом и блюзовой музыкой. Люди спрашивают, почему она всегда такая мрачная и депрессивная, моя новая музыка. И я вспоминаю о блюзовых песнях, которые зачастую так же мрачны, депрессивны и полны жалости к себе, но именно поэтому они дают возможность слушателю освободить эти чувства в себе, „выплакать“ их вместе с песней, избавиться от негатива и почувствовать себя лучше». Все песни диска, одна за другой, заслуживают отдельного восхищения, вплоть до заключительной «Biko», выражающей политический протест и посвященной борцу с апартеидом Стивену Банту Бико, со словами: «Можете потушить свечи, но не огонь».

1982 Peter Gabriel

4-й сольный альбом Гэбриэла вышел в сентябре 1982 года — в Великобритании снова без названия, но американский издатель категорически настаивал на названии, так как в США с альбомами образовалась некоторая путаница: на музыкальном рынке имелось уже 3 альбома с одинаковым названием «Peter Gabriel», выпущенных разными фирмами. Сразу не разберешься — то ли разные альбомы, то ли переиздания разными фирмами одного и того же. Питер согласился снабдить американский тираж альбома наклейками с названием «Security» — этакий ироничный намёк на гарантию безопасности американского производителя. Этот крайне сжатый и лаконичный лонгплей вызвал заметную растерянность среди рецензентов и обозревателей, которые в основном в самых общих словах в очередной раз подтвердили оригинальность Гэбриэла. Самой прямолинейной и самой действенной оказалась вступительная «Rhythm Of The Heat»: красные скалы и красная пыль, земля, пропитанная солнцем и кровью, земля, где ритм являет собой универсальную движущую силу, удивительным образом влияет на певца и заставляет его порвать все связи с цивилизацией. Задним числом Гэбриэл в «Melody Maker» объяснял, что идея этой песни у него возникла после прочтения мемуаров известного швейцарского психолога Карла Юнга. Тот описывал встречу с одним племенем в Судане, когда на ритуальных плясках вокруг огня в сопровождении бубнов он начал терять контроль, испугался и дал музыкантам денег, чтобы те закончили игру и шли по домам. Экзотическая атмосфера веет из каждого такта лонгплея. Вот что говорит например сам Питер по поводу «San Jacinto»:

Песня родилась из моего знакомства с индейцем апачи, который работал носильщиком в одном из отелей Кливленда, где мы были на гастролях. Он узнал, что в его квартире, которая была довольно далеко, пожар, и искал возможности добраться туда. Я подвез его, а после, в отеле, мы разговорились и проговорили почти всю ночь. Он рассказал мне, как происходил обряд его посвящения. Когда ему исполнилось 14 лет, шаман племени повел его в горы, прихватив с собой в мешке гремучую змею. Когда они добрались до вершины горы, шаман поднес змею к руке мальчика, чтобы она укусила его. Две недели он провел там, находясь во власти мощных галлюцинаций. Подобный обряд проходили все мужчины племени. Через две недели человек либо возвращался и становился воином, либо погибал.
Сан-Хасинто — гора в Калифорнии, считавшаяся у индейцев священной. По одну её сторону расположился шикарный курорт Палм-Спрингс, по другую — индейская резервация. Этот контраст очень впечатлил Питера и тоже был отмечен в песне. Четвёртый альбом не повторил коммерческого успеха своего предшественника. В британских чартах он добрался до 6-го места, после чего быстро поехал вниз. Сингл «Shock The Monkey» дошёл до 58 места, а «I Have The Touch» — до 75. Отзывы прессы снова были очень смешанными. Питер отмечал неожиданный для него приятный момент:
Очень лестным для меня стало то, что мою пластинку в Америке начали крутить чёрные радиостанции, а в нескольких журналах, посвящённых чёрной музыке, появились очень хорошие рецензии на неё, в то время как от «белой» прессы я снова наслушался немало ругани. И хотя я не считаю, что у моего альбома много общего с чёрной музыкой, я несомненно горжусь тем, что мне удалось создать настолько мощные ритмы, чтобы они привлекли внимание чёрной аудитории.

1985 Birdy: саундтрек к фильму «Птаха»

После выходя 4-го лонгплея Гэйбриэл на четыре года приостановил производство студийных альбомов. Образовавшуюся паузу Питер заполнил выпуском концертника «Plays live» и саундтрека к фильму Алана Паркера «Птаха» (англ. Birdy). На звуковой дорожке к «Птахе» с Гэбриэлом сотрудничал молодой талантливый музыкант и продюсер Даниэль Лануа, проявивший себя отличной совместной работой с Брайаном Ино, над альбомом «The Unforgettable Fire» группы «U2». Диск был интересен прежде всего тем, что представлял Гэбриэла с несколько иной стороны, высвечивал его способности композитора, создавал атмосферу чисто музыкального прогресса. Особенного интереса заслуживала игра Гэбриэла на флейте и бессловесная вокальная партия. Сам музыкант вполне уважительно отзывался об этом диске без его связи с фильмом.

1986 So

Следующего лонгплея Гэбриэла поклонники ждали без малого четыре года. (Позже разъясняя причину столь длительных перерывов в своей работе, он говорил: «Некоторые писатели работают над своими книгами по семь-восемь лет, другим хватает 7-8 дней. Все зависит от того, что вы собираетесь сделать и насколько детально. При быстрой работе всегда приходится чем-то поступаться». И в другой раз: «В роке я придерживаюсь черепашьей тактики. Нас таких несколько. Исполнители вроде меня верят в то, что звукозапись — дело, на которое не жалко времени, и на одну пластинку у нас часто уходит два-три года». Долгожданный альбом 86-го «So» отличался от предыдущих уже тем, что имел своё название. Он добрался до второй строчки в чартах и принес Гэбриэлу первую «Grammy». Американский музыкальный журнал «Billboard» в рецензии на диск выказал мысль, что тот является таким же верстовым столбом в творчестве Гэбриэла, как альбом «Let's Dance» у Дэвида Боуи. О том, что творчество Гэбриэла приобрело новые измерения лиричности и интимности, свидетельствовала частично автобиографическая запись «Big Time», в которой автор целился в неуёмное желание успеха и творческую некритичность. Одним из самых сильных моментов диска стал дуэт с Кейт Буш на «Don’t Give Up». «Вклад Кейт огромен, — позже говорил Гэбриэл. — Я просто влюблён в её голос и манеру петь. Мне кажется, что на этой песне она поет совершенно не так, как на собственных композициях, с большим вкусом». Темой песни являлась безработица и тот душевный стресс и дискомфорт, что она приносит — но есть и подтекст, говорящий о месте человека в общественной жизни. То, что возвращение Гэбриэлу удалось, говорила читательская анкета «Record Mirror» за 1986 год. Среди самых лучших музыкантов он занял третье место. Композиция «Sledgehammer», поддержанная удачным видеоклипом, стала трансатлантическим хитом и от неё лишь чуть-чуть отставали «Big Time» и «In Your Eyes».

1989 Passion: Music for The Last Temptation of Christ

Пользуясь успехом альбома «So», Питер совершил два благотворительных тура (вместе со Стингом и «U2») в поддержку организации «Международная амнистия». В 1989-м вышел диск «Passion», основанный на музыке к фильму Мартина Скорсезе «Последнее искушение Христа», но на классический саундтрек он походил мало, да и назывался иначе. «Когда фильм был уже сделан, оставалось ещё несколько интересных идей, над которыми стоило поработать, так что альбом пришлось немного удлинить, — разъяснял музыкант. — Некоторые куски вообще для фильма не годились, и я решил, что альбом должен быть независимым. А в качестве названия я взял рабочее название ленты Страсти Господни.» Для создания этой музыки Гэбриэл объездил Африку и Дальний Восток и использовал в записи народные инструменты этих регионов, так что, даже искусно вплетая в музыкальную ткань современные гитары и синтезаторы, он лишь наносил штрихи актуальности на древнее полотно. Лучшими на двойнике, содержащем в основном медитативную инструментальную музыку, оказались титульная песня и трек «It Is Accomplished».

1992 Us

Новая студийная работа Питера Гэбриэла появилась в 1992 году. «Us» собрал кучу положительных отзывов и, достигнув платиновой отметки, финишировал на второй позиции в «Billboard». Продюсерская деятельность в студии «Настоящий мир» (англ. Real World Studios) изрядно отвлекала его от работы над собственными дисками, но давала постоянную возможность контакта с азиатскими, африканскими или болгарскими музыкантами. Так постепенно копился материал для сольного альбома «Us», в записи которого приняли участие музыканты от Тель-Авива до Токио. На первый слух этот диск, пожалуй, самый интимный у певца, не обладал такой сингловой пробойностью, как «So», но все сразу отметили великолепное сочетание простоты и изысканности. Здесь нашли отражение личные переживания певца, связанные с семейными проблемами: расставание с первой женой, непростые отношения с Розанной Аркетт и все увеличивающаяся дистанция между ним и его первой дочерью. Ведущим синглом и видео хитом стала гипнотическая песня «Digging in the Dirt», взывающая к помощи и пониманию. Так же как и ранее на диске 92 года «Us», музыкант не оставил своих попыток смешивать различные стили — на «Come Talk to Me» есть шотландские волынки, африканские барабаны, армянский дудук и даже участие российского ансамбля Дмитрия Покровского. Продюсер Даниэль Лануа создал к тому же атмосферу, превосходно сочетающуюся с расстроенным внутренним миром певца. Хотя, по мнению многих критиков, диск этот по музыкальным достоинствам уступал альбому «So», выпуск превосходных сопутствующих видеоклипов обеспечил ему ещё более тёплый прием у широкой аудитории. В 1994 году вышел двойной концертник «Secret World Live», записанный во время одноимённого мирового тура. «Us» принёс автору четыре номинации Грэмми и две — в «MTV Awards» в США, а также «Q Awards» в Великобритании.

2000 OVO

Последующие годы Питер занимался своим лейблом, а также реализовывал некоторые мультимедийные проекты. Когда англичане начали готовиться к встрече третьего тысячелетия, Гэбриэл был приглашен для участия в постановке спектакля «OVO: Millennium Show» (2000), поставленного специально для культурно-выставочного центра «The Millennium Dome» (Лондон) с задействованием всех его ультрасовременных технических возможностей. К участию в шоу вновь были привлечены артисты самых разных национальностей, культур и музыкальных направлений. В 2000 году вышла пластинка «OVO» с музыкой, прозвучавшей на этом мероприятии. Альбом был выпущен в 2-х вариантах: урезанная английская редакция и расширенная интернациональная версия с бонусным диском и красочным буклетом .

2002 Up

Новый студийный альбом Гэбриэла Up вышел в свет 23 сентября 2002 года после десятилетнего перерыва. Вот что по этому поводу говорил сам мэтр : «Когда я делаю новый альбом, я чувствую себя беременным»; «У стариков работа всегда идет помедленнее»; «Начать легко, закончить куда труднее»; «Скорость никогда не была моей сильной стороной»; «Я обещал выпустить его в сентябре, но не говорил какого года»; «Я просто чертовски медлителен» — этими и ещё с полдесятка подобных полуироничных самокритичных сентенций открывается специальный сайт «The Making of Peter Gabriel’s Up» — Создание альбома «Up» Питера Гэбриэла. Работа над ним началась ещё в 1995 году и проходила по большей части в принадлежащей Гэбриэлу сверхсовременной студии «Настоящий мир» (англ. Real World Studios). Кроме студии «Настоящий мир», записи производились также «на местности» во Франции, Сенегале и даже на берегах Амазонки в Бразилии. На альбоме Питер вернулся к некоторым темам, поднятым им ещё в конце 70-х — начале 80-х. Несмотря на оптимистично звучащее название, альбом «Up» представляет собой собрание довольно мрачных песен, повествующих, по признанию их автора, «о начале и конце жизни». Столь пессимистичное настроение автор объясняет смертью от рака своего брата и других близких ему людей, неуклонным старением родителей. «Смерть стала занимать гораздо более заметное место в моей жизни за последние десять лет», — признаётся он.

2008 Big Blue Ball

В 2008 году, после 18 лет работы, наконец-то завершён масштабный проект Питера Гэбриэла «Big Blue Ball», в виде 11-трекового альбома. Записи, вошедшие в альбом были сделаны в начале 90-х. Кроме самого Гэбриэла в них приняли участие 75 исполнителей из более чем 20 стран. Кропотливая работа в исполнении Питера и ещё 30 музыкантов происходила на его студии «Настоящий мир» в 1991, 1993 и 1995-м годах. Среди прочих в этом огромном списке творцов фигурируют такие лица и группы, как Sinead O'Connor, «Deep Forest», Manu Katché , Tim Finn, Natacha Atlas и многие другие.

Комментируя обстоятельства этой «продолжительной» работы, начатой в 1991-м году, Гэбриэл, ответственный за запись, продюсерство и исполнение альбома, говорит:
Это было чрезвычайно насыщенное время с кучей приглашённых гостей со всего мира, пропитанных музыкой и 24-часовым кофе. Все это действие напоминало огромный детский манеж, весёлую студийную вечеринку. Студийное оборудование размещалось где только можно: на лужайке, в гараже, в чьей-то спальне. Удобно работать, когда располагаешь семью комнатами. Повсюду были кураторы разных специальностей, творческий бардак с поэтами и композиторами повсюду. Кто-то что-то писал, другой искал кофе. Когда чья-то спина исчезала в ночи, чтобы записать голос или звук и все это на фоне общего гула, невольно возникала мысль, что это брачное агентство.

2010 Scratch My Back

В 2010 году вышел альбом «Scratch My Back», в который вошли 12 кавер-версий Гэбриэла песен Дэвида Боуи, Лу Рида, Рэнди Ньюмана, Пола Саймона, Нила Янга, «Talking Heads», «Radiohead» и др. Сие нашло своё отражение и в названии альбома, для которого использована часть английской идиомы «you scratch my back and I’ll scratch yours», что можно перевести как «рука руку моет» или «ты — мне, я — тебе». Идея проекта в следующем: Гэбриэл записывает песни различных исполнителей, каждый из которых в свою очередь запишет одну из композиций Гэбриэла. Взяв за основу произведения других авторов, Гэбриэл наложил на них свой саунд, поэтому почти все песни можно приравнять к новинкам. Кроме того, группы и исполнители, у которых были взяты все эти песни, известны лишь очень большим ценителям рока (не считая, конечно, настоящих легенд, таких как Дэвид Боуи, Пол Саймон и Нил Янг). Поэтому этот диск вполне можно считать полноценным альбомом Гэбриэла. Несколько слов о самом альбоме — прекрасная общая атмосфера плюс симфонический оркестр, который очень гармонично аккомпанирует голосу Гэбриэла. Первая песня «Heroes» (кавер Дэвида Боуи) напоминает старый Genesis. Неплохи треки «The Power of the Heart» (Лу Рид) и «My Body Is a Cage» («The Arcade Fire»), но и другие песни не выпадают из общего звучания альбома.

WOMAD и другие проекты

Гэбриэл на протяжении многих лет интересовался этнической музыкой («world music»), что заметно повлияло на музыкальную составляющую его третьего альбома. Увлечение этникой с течением времени усиливалось, и, благодаря инициативе Гэбриэла, был создан фестиваль «Мир музыки, искусств и танца» (англ. WOMAD — World of Music, Arts and Dance). Питер Гэбриэл основал лейбл «Настоящий мир» (англ. Real World Records) для помощи в создании и распространении подобной музыки, исполняемой музыкантами со всего мира. Гэбриэл проделал существенную работу для ознакомления западной публики с творчеством таких музыкантов, как Yungchen Lhamo, Нусрат Фатех Али Хан, Юссу Н’Дур и Ансамбль Дмитрия Покровского[1].

Будучи заинтересованным в борьбе за права человека, Гэбриэл основал проект «Witness» (свидетель, очевидец)[2] — некоммерческую организацию, снабжающую активистов видеокамерами, для разоблачения различных правонарушений и злоупотреблений. В 2012 году Гэбриэл написал письмо арестованным участницам группы Pussy Riot, в котором выразил надежду, что девушек скоро освободят из тюрьмы.[3]

Дискография

Студийные альбомы

Концертные альбомы

Саундтреки

Сборники

Другие альбомы

Напишите отзыв о статье "Гэбриэл, Питер"

Ссылки

  • [www.petergabriel.com/ Официальный сайт Питера Гэбриэла]
  • [www.biblio.com/spencer-bright/peter-gabriel/ISBN 9780283994982 Bright, Spencer «Peter Gabriel: an authorized biography» ](перевод [english-rozz.livejournal.com/ English-rozz] для [community.livejournal.com/ru_gabriel/ Ru_gabriel])
  • [womad.org/ Официальный сайт WOMAD]
  • [www.witness.org Сайт организации Witness]
  • [www.rollingstone.ru/articles/5669/26,4 Питер Гэбриэл: «ВАЛЛ*И» — фильм о проблемах экологии, но без морализаторства". Интервью журналу Rolling Stone]

Примечания

  1. [mosday.ru/afisha/event.php?source=2&event=10535 Москва | Афиша | Пол Уинтер Консорт и Ансамбль Д. Покровского — MosDay.ru]
  2. [www.witness.org witness.org]
  3. [kbanda.ru/index.php/2764-piter-gebriel-napisal-pismo-tolokonnikovoj-alekhinoj-i-samutsevich Питер Гэбриэл написал письмо Толоконниковой, Алехиной и Самуцевич] (Kbanda.ru, 2012-07-31)

Отрывок, характеризующий Гэбриэл, Питер

«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.