Хейвуд, Питер

Питер Хейвуд (англ. Peter Heywood, 5 июня 1772 года, остров Мэн, Англия — 10 февраля 1831 года, Лондон, Великобритания) — британский мореплаватель, капитан Королевского военного флота Великобритании. Стал известным благодаря участию в мятеже на «Баунти», за что был приговорён к смерти, но помилован королём. Хейвуд был также поэтом и художником, оставил обстоятельную информацию о Таити, словарь и грамматику таитянского языка.

Биография

Питер Хейвуд родился 6 июня 1772 года на острове Мэн в знатной семье. Получил хорошее образование, интересовался поэзией, литературой. Через протекцию отца жены капитана Блая в 15-летнем возрасте получил назначение на «Баунти». Служил мичманом, дружил с лидером мятежа Флетчером Кристианом, поскольку оба происходили из одного старинного рода. Пользовался уважением как мятежников, так и тех, кто остался с капитаном. На Таити был вместе с Кристианом в лагере на берегу, вёл заметки о жизни и обычаях таитян. Вместе с другими приобщился к традициям таитян, имел многочисленные татуировки. Во время мятежа не принимал в нём активного участия: по собственному признанию, был в трюме; некоторые другие утверждали, что он находился на палубе и наблюдал за мятежом. Капитан Блай считал его одним из организаторов мятежа. После восстания остался на «Баунти», позже высадился на Таити с другими и жил там до прихода корабля «Пандора». На Таити составил один из лучших на то время словарей языка таитян. Был одним из первых, кто добровольно поднялся на борт «Пандоры», однако по приказу капитана Эдвардса был закован в кандалы как мятежник. Во время путешествия на корабле содержался в ужасных условиях, чудом спасся, когда корабль затонул.

По возвращении в Англию оказался перед военно-морским трибуналом за участие в мятеже. В ожидании суда писал стихи, составлял карты и рисунки о Таити. Знатная семья Хейвуда, его сестра и многочисленные знакомые хлопотали о его освобождении, наняли адвоката. Несмотря на это, на суде был признан виновным, поскольку равнодушие во время мятежа считалась преступлением и каралось смертной казнью. Хотя был приговорён к повешению, по рекомендации суда был помилован королём. Сразу по освобождении из заключения получил назначение на должность мичмана на корабле его дяди. Служил на различных должностях во флоте, участвовал в военных действиях против Франции. Также некоторое время служил в Южной Америке, Индийском океане. Дослужился до капитана в 1803 году; ожидалось, что он должен был получить звание адмирала, но в 1816 году вышел в отставку и женился. Собственных детей в браке не было. Умер 10 февраля 1831 года в возрасте 58 лет. Письма, заметки и рисунки Питера Хейвуда того периода имеют значительное историческое значение.

Образ в кино

• «Мятеж на „Баунти“» (1935)
• «Мятеж на „Баунти“» (1962)
• «Баунти» (1984)

Библиография

• Caroline Alexander: The Bounty: The True Story of the Mutiny on the Bounty. Viking Penguin. Viking Penguin. London 2003, ISBN 3-8270-0163-3 . London 2003, ISBN 3-8270-0163-3.

Ссылки

• [www.isle-of-man.com/manxnotebook/fulltext/worthies/p137a.htm А. В. Мор. Биография Пітера Хейвуда. Семья Мэнскс.]  (англ.)
• [library.puc.edu/pitcairn/bounty/crew3.shtml Питер Хейвуд. Центр изучения истории о. Питкерн]  (англ.)
• [fatefulvoyage.com/heywood/heywoodHome.html Письма Питера Хейвуда из заключения после мятежа.]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Хейвуд, Питер

На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.