Сорокин, Питирим Александрович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Питирим Сорокин»)
Перейти к: навигация, поиск
Питири́м Алекса́ндрович Соро́кин

Питирим Сорокин в 1917 году
Место рождения:

село Туръя, Яренский уезд, Вологодская губерния, Российская империя

Место смерти:

Винчестер, Массачусетс, США

Отец:

Александр Прокопьевич Сорокин (умер 1900)

Мать:

Пелагея Васильевна Сорокина (умерла 1894)

Супруга:

Елена Петровна Сорокина (урожд. Баратынская) (1894—1975)

Дети:

сыновья — Пётр (род. 1931), Сергей (род. 1933)

Питири́м Алекса́ндрович Соро́кин (23 января [4 февраля1889[1], село Туръя, Вологодская губерния[2] — 10 февраля 1968, Винчестер, Массачусетс, США) — русский, американский социолог и культуролог. Один из основоположников теорий социальной стратификации и социальной мобильности.





Биография

Детство и отрочество

Питирим Сорокин родился 23 января (4 февраля1889 года в селе Туръя, Яренского уезда Вологодской губернии (ныне Княжпогостский район, Республика Коми) в доме учителя Турьинского земского училища А. И. Панова, где семья будущего учёного остановилась зимой. Отец — Александр Прокопьевич Сорокин, русский, уроженец Великого Устюга, прошёл обучение в одной из великоустюжских ремесленных гильдий, получил свидетельство «мастера золотых, серебряных дел и украшения икон» и занимался церковно-реставрационными работами, странствуя из села в село. Мать Питирима Сорокина, Пелагея Васильевна, происходила из коми-зырянского крестьянского рода, была уроженкой села Жешарт Яренского уезда Вологодской губернии. Питирим Сорокин был вторым сыном в семье. Его старший брат — Василий, родился в 1885 году, а младший брат — Прокопий, родился в 1893 году.

Мать Питирима умерла 7 марта 1894 года в селе Коквицы, где семья задержалась после рождения младшего ребёнка. После её смерти Питирим и его старший брат Василий остались жить с отцом, странствуя вместе с ним по деревням в поисках работы, а Прокопия забрала старшая сестра матери, Анисья Васильевна Римских, жившая со своим мужем, Василием Ивановичем, в деревне Римья.

Отец Питирима был склонен к чрезмерному употреблению алкоголя, вследствие чего у него случались приступы белой горячки. В один из таких приступов он очень жестоко избил своих сыновей (следы травмы верхней губы сохранялись у Питирима несколько лет), что привело к тому, что братья покинули его и не встречались с ним до его смерти в 1900 году. Самостоятельная жизнь братьев складывалась довольно удачно, им удавалось получать заказы на роспись и украшение церквей, изготовление окладов икон.

Тем не менее, учение не было забыто. Если обучение Питирима было ранее бессистемным, то, работая в селе Палевицы (ныне Сыктывдинский район), он окончил школу грамоты. А вскоре жизнь Питирима Сорокина резко переменилась. Осенью 1901 года братьев Сорокиных пригласил на работу в село Гам священник Гамовской церкви Иван Степанович Покровский, дальний родственник отца, который в своё время помогал ему освоиться в Коми-крае. Он же руководил и Гамской церковно-приходской второклассной школой, где готовились учительские кадры для школ грамоты в сёлах и деревнях. Как пишет в своей литературной биографии Питирим Сорокин, он, выслушав вопросы и найдя их лёгкими, неожиданно вызвался быть проэкзаменованным вместе с другими детьми. Победоносно пройдя все испытания, он был принят в школу и получил стипендию в пять рублей, из которых на один год оплачивались комната и питание в школьном общежитии. В число изучаемых в школе предметов входили церковнославянский язык, Закон Божий, церковное пение, чистописание, русский язык, природоведение, арифметика. 2 июня 1904 года Питирим окончил с отличием Гамскую второклассную школу.

Благодаря отличным рекомендациям известного просветителя народа коми Александра Николаевича Образцова, занявшего после смерти Покровского пост директора школы, Питирим получает возможность продолжить учёбу в церковно-учительской духовной семинарии деревни Хреново Костромской губернии, где подружился с будущим экономистом Николаем Кондратьевым[3].

Революционная юность

В 1906 году Питирим вступает в партию социалистов-революционеров (эсеров) и активно включается в процесс распространения революционных идей. В декабре этого же года он был арестован полицией, осуждён и заключён в тюрьму города Кинешма. Тюремный режим был довольно либеральным. Политические заключённые могли свободно общаться, было разрешено чтение книг. Сорокин знакомится с работами Михайловского, Лаврова, Маркса, Энгельса, Бакунина, Кропоткина, Толстого, Плеханова, Чернова, Ленина, Дарвина, Спенсера. Тюремный опыт подсказал будущему учёному и выбор темы первой научной монографии под названием «Преступление и кара». Через три с половиной месяца Сорокин был выпущен под гласный надзор полиции.

Заключение не избавило Питирима Сорокина от революционных идей, и он сбежал из-под полицейского надзора в Иваново-Вознесенск, где продолжил пропагандистскую деятельность под псевдонимом «Товарищ Иван». Однако тяжёлая жизнь «бродячего миссионера революции», постоянная угроза ареста, ухудшившееся здоровье потребовали взять передышку и отправиться к родственникам в деревню Римью.

Переезд в Санкт-Петербург

Осенью 1907 года отсутствие каких-либо перспектив на хорошую работу или учёбу в родных местах подталкивают Питирима на переезд в Санкт-Петербург. В Санкт-Петербурге старый приятель Фёдор Коковкин[4] помогает Питириму найти место репетитора с проживанием в семье. Решив неотложные проблемы, буквально в тот же день, Питирим приступает к достижению своей основной цели — поступлению в университет. Следует отметить, что с этим были определённые трудности. Было необходимо сдать экзамен на аттестат зрелости за восемь классов гимназии, включающий некоторые дополнительные знания, требуемые от экстернов, не имеющих классического образования. Такого экзамена Питирим не мог выдержать, так как не знал латинского или древнегреческого языка, французского или немецкого языка, а также математики. Для восполнения пробелов в образовании и сдачи экзамена было необходимо поступить в вечернюю школу, но это требовало значительной оплаты. В сложившейся ситуации Питирим решает попробовать поступить на известные Черняевские курсы. Для поступления на курсы Питирим решил воспользоваться протекцией профессора Каллистрата Жакова, своего земляка. В своём автобиографическом романе «Долгий путь» он передаёт рассказ жены Жакова, Глафиры Николаевны, об этом событии: «Открываю я дверь и вижу: стоит парень в косоворотке, с небольшой котомкой в руках. На мой вопрос, кого ему угодно видеть, он ответил, что он приехал от коми-народа и хотел бы видеть коми-профессора. Когда я спросила, где он оставил багаж, юноша показал на котомку и сказал: „Всё здесь“. На вопрос, есть ли у него деньги на жизнь, он жизнерадостно ответил: „Да, у меня ещё осталось пятьдесят копеек, уже есть где жить, и двухразовое питание ежедневно. О деньгах я не беспокоюсь. Если будет нужно, заработаю“». За свою смелость молодой человек был вознаграждён. Каллистрат Фалалеевич действительно помог ему поступить на курсы, а также пригласил его бывать в своём доме. На Черняевских курсах преподавал блестящий состав педагогов. Среди профессоров, читавших лекции — Н. И. Кареев, В. И. Бауман, Н. Е. Введенский, С. А. Венгеров, П. Л. Мальчевский, К. Ф. Жаков, С. А. Золотарев, А. К. Ксенофонтов, М. М. Ковалевский, М. К. Линген, Г. С. Смирнов, И. Л. Сербинов, Г. В. Флейшер и др.[5] Такая среда способствовала интеллектуальному и культурному развитию Питирима. Он не только посещал занятия, но и читал классические труды, посещал музеи, спектакли, концерты симфонической музыки, участвовал в работе различных кружков и обществ, вёл просветительскую работу среди рабочих петербургских заводов. Продолжается и дружба с профессором Жаковым. В 1908 году они вместе участвуют в экспедиции по изучению Печорского края.

Университетские годы

После трёх семестров учёбы, в феврале 1909 года Питирим уезжает к родственникам в Великий Устюг, где уже самостоятельно готовится к сдаче выпускного экзамена за гимназический курс[6]. В мае 1909 года он успешно сдаёт этот экзамен и после летнего отдыха, в сентябре возвращается в Петербург, чтобы продолжить образование. В Петербурге Сорокину удалось преодолеть последнее препятствие на пути в высшую школу — в канцелярии губернатора он получает «свидетельство о благонадёжности». Поступать Питирим решил в Психоневрологический институт, открытый в 1908 году по инициативе В. М. Бехтерева. В институте читались лекции по широкому спектру дисциплин: анатомии, физиологии, химии, физике, биологии, психологии, философии, логике, социологии, литературе, искусству, математике, праву. В выборе Питирима сыграли роль не только его более гибкая по сравнению с университетом система обучения, но и то, что в Психоневрологическом институте была открыта первая кафедра социологии, основателями которой были два всемирно известных социолога начала XX века — М. М. Ковалевский и Е. В. Де Роберти. Впрочем, не обошлось и без сложностей. Обучение в институте было платным, и было необходимо внести 150 рублей за год учёбы. Питирим сумел найти только 30 рублей, а остальные 45 рублей за первое полугодие учёбы обещал внести в сентябре под поручительство профессора Жакова. Однако деньги были так и не уплачены не только за первое, но и за второе полугодие, в результате чего в начале 1910 года он был отстранён от занятий и вместе со своим товарищем по несчастью Н. Д. Кондратьевым уехал в село Баки Варнавинского уезда Костромской губернии. В июне 1910 года Питирим подаёт прошение о зачислении в число студентов юридического факультета Санкт-Петербургского университета, которое было удовлетворено в середине июля того же года. В конце августа Питирим возвращается в Санкт-Петербург, чтобы начать учёбу. Следует отметить, что юридический факультет был выбран им не случайно. Большинство курсов, затрагивающих социологические проблемы, читается в то время именно на этом факультете. Среди профессоров факультета — М. М. Ковалевский, Л. И. Петражицкий, М. И. Туган-Барановский, Н. Н. Розин, А. А. Жижиленко, И. А. Покровский и Д. Д. Гримм. В 1910 году появляются первые публикации Питирима, в которых он обобщает результаты своих этнографических экспедиций. Это вышедшая в «Известиях Архангельского общества изучения Русского Севера» статья «Пережитки анимизма у зырян» и художественный рассказ «Рыт-пукалом» (Вечерние посиделки), опубликованный в «Архангельских губернских ведомостях».

Питирим окончил университет в 1914 году, оставлен на кафедре уголовного права для подготовки к профессорскому званию. С 1915 года — редактор газеты «Народная мысль» (вместе с П. Витязевым и А. Гизетти)[7]. С 1916 года — приват-доцент.

Годы революции

После Февральской революции принял активное участие в политической деятельности. Был одним из редакторов центральной газеты партии эсеров «Дело народа». Участник Всероссийского съезда Советов крестьянских депутатов. 26 мая 1917 года П. А. Сорокин женился на Елене Петровне Баратынской (1894—1975), с которой познакомился ещё в 1912 году на литературных вечерах в доме К. Ф. Жакова. Е. П. Баратынская, дочь поместного дворянина Таврической губернии, окончила Бестужевские курсы, по образованию ботаник-цитолог. У них родилось два сына — Петр и Сергей.

Осудил Октябрьскую революцию и активно выступал против неё. Был избран депутатом Учредительного собрания от Вологодской губернии по списку партии эсеров. 2 января 1918 арестован за «подготовку покушения на Ленина» и заключён в Петропавловскую крепость, освобождён 23 февраля. В марте 1918 входит в состав «Союза возрождения России», объединившего эсеров, народных социалистов и кадетов для борьбы с большевиками. 7–16 мая участвует в нелегальном VIII съезде партии эсеров, в мае становится редактором газеты «Возрождение» в Москве.

В июне – октябре по заданию «Союза возрождения России» руководил подготовкой восстания против большевиков в районе Великий Устюг — Котлас — Архангельск. 30 октября в Великом Устюге сдался ЧК. Чекисты намеревались его расстрелять, но Сорокин попросил разрешения послать телеграмму В. И. Ленину с раскаянием. Сорокин написал открытое письмо в газету Северо-Двинского губисполкома «Крестьянские и Рабочие Думы» с отказом от членства в партии эсеров и решением отойти от политической деятельности, в том числе о выходе из Учредительного собрания. 20 ноября 1918 года письмо было перепечатано газетой «Правда». 21 ноября в «Правде» опубликована статья Ленина «Ценные признания Питирима Сорокина», в которой было сказано, что это не только «открытое и честное признание своей политической ошибки», но и демонстрация начавшегося поворота мелкой буржуазии и эсеров от враждебности к нейтральности в отношении большевиков[8]. В декабре Сорокин под конвоем был привезён в Москву и помилован[3].

Вне политики

После отхода от политики Сорокин сосредотачивается на научной и преподавательской деятельности: сотрудничал с Наркоматом просвещения, принимал участие в учебно-научных экспедициях. Он читает лекции в Петроградском университете, Психоневрологическом институте, Сельскохозяйственном институте, Институте народного хозяйства, на всевозможных «обучах», ликбезах[9]. В 1920 году Сорокин публикует двухтомную «Систему социологии». Однако к Сорокину начинаются претензии властей. Уничтожается подготовленная к печати его книга «Голод как фактор»[10].

Эмиграция

В условиях НЭПа В. И. Ленин поставил вопрос о необходимости продолжения жёсткого идеологического контроля над содержанием обучения по общественным дисциплинам. Руководство страной решило отстранить от преподавания и от руководства наукой «буржуазную профессуру». Летом 1922 года в Советской России прокатилась аресты среди научной и творческой интеллигенции.

Против Питирима Сорокина по вопросу статистики разводов населения Петрограда выступил В. И. Ленин. Объясняя появление публикаций Сорокина неопытностью тогдашних работников газет, Ленин указывал, что профессоров и писателей, которые для воспитания масс «годятся не больше, чем заведомые растлители годились бы для роли надзирателей в учебных заведениях для младшего возраста», революционный пролетариат «вежливо выпроводил» бы из страны.

По постановлению Коллегии ГПУ от 26 сентября 1922 году выслан за границу из Петрограда на поезде, став одним из тех, кого стали ассоциировать с «Философским пароходом». Первоначально выехал в Берлин. Затем проживал в Праге, Чехословакия, редактировал журнал «Крестьянская Россия».

В США

В октябре 1923 году выехал в США, читал лекции в различных колледжах и университетах. В 1930 году принял американское гражданство. В 1931 году основал социологический факультет в Гарвардском университете и руководил им до 1942 года. В 1931-1959 годах — профессор Гарвардского университета. В 1965 году — президент Американской социологической ассоциации. В круг общения П. А. Сорокина входил известный юрист-адвокат М. Я. Лазерсон.

Дети

В 1931 и 1933 годах у четы Сорокиных родились сыновья — Пётр и Сергей. В Гарварде оба сына защитили диссертации: Пётр — по прикладной физике, Сергей — по биологии.

После рождения Петра, семья Сорокиных переехала из Кэмбриджа в Винчестер, где они приобрели дом[11].

Научное наследие Питирима Сорокина

Правоведение

Сорокин сформировал русскую школу социологии уголовного права и криминологии.

Опираясь на психологическую школу права своего учителя Л. И. Петражицкого Сорокин предлагал квалифицировать деяние как преступное на основе специфических переживаний индивида, в результате которых сам индивид считает поступок преступным. Это принципиально отличалось от позиции французского социолога Э. Дюркгейма, считавшего, что поступок преступен, когда «он оскорбляет сильные и определённые состояния коллективного сознания». Сорокин считал, что подход Дюркгейма ставит индивида в полное подчинение коллективному сознанию. Сорокин допускал, что если человек опережает своё общество и с более высокой нравственной позиции отвергает шаблоны поведения общества, то такой человек не является преступником. Наоборот, преступными являются навязываемые шаблоны поведения, поскольку они оскорбляют более высокое индивидуальное сознание.

Правила поведения индивида Сорокин разделял на дозволенные, запрещённые и рекомендованные.

Более сильная часть общества, считал он, навязывает остальным свои шаблоны поведения, посредством двоякого рода стимулов — положительных (награды) и отрицательных (кара). На основе анализа исторического опыта разных народов, Сорокин пришёл к выводу, что с усложнением общественного развития, с ростом социальной дифференциации и с расширением социального взаимодействия возрастает скорость изменения шаблонов поведения.

Они становятся более гибкими, легче поддаются изменению и, как следствие этого, уже не требуют применения жёстких стимулов (в виде жёсткой кары и значительной награды), характерных для ранних эпох. Таким образом, по мере культурного развития общества значение кары и награды как регулятора поведения и фактора снижения социальных конфликтов снижается.

Перу Питирима Сорокина принадлежит один из первых русских учебников по общей теории права. Критически анализируя в своём учебнике различные подходы к понятию права, Сорокин трактовал право как такие издаваемые и охраняемые государством общеобязательные правила поведения, в которых свобода одного лица согласуется со свободой других лиц в целях разграничения и защиты интересов человека.

Таким образом идеи Рудольфа Иеринга и Коркунова о праве как форме защиты и разграничения интересов дополняются у Питирима Сорокина очень важной характеристикой права как формы согласования свободы различных субъектов правового регулирования. Свобода личности, по мнению Сорокина,- это цель правового развития, а мера раскрепощения личности, расширения её основных прав и свобод — это критерий правового прогресса человечества.

Характеризуя социальную роль права, Сорокин трактовал право как конституирующее начало любой общественной группы. Все социальные образования и институты (семью, государство, церковь, партию, профсоюзы, школу, университет, организованную группу преступников и т. д.) он рассматривал как социально-практическую форму объективации и олицетворения правовых норм и убеждений всех или решающего большинства членов соответствующего социального образования. Здесь также сказалось определённое влияние на Сорокина психологической теории права Л. И. Петражицкого, согласно которой любая группа лиц (в том числе и преступники) имеет своё интуитивное (неофициальное) право, определяющее поведение группы.

Большое внимание в учебнике Питирима Сорокина уделено проблеме взаимодействия права и морали. «Мораль и право всех народов, всех времён, писал он,- хорошим и должным поведением по адресу „ближних“ считали поведение, совпадающее с заповедью любви и солидарности., а не поведение, руководствующееся заветом ненависти к ближнему, причинения ему вреда, то есть поведение общественно вредное. Таков практический опыт человечества и указываемый им критерий улучшения или ухудшения как самого права, так и морально-правового состояния человечества. Тот же критерий диктуется и современной морально-правовой совестью человечества». К этой теме, Сорокин неоднократно возвращался и в более поздних работах американского периода (прежде всего в книге «Политика и мораль. Кто должен сторожить стражу?» и во втором томе своей знаменитой «Социальной и культурной динамике», целиком посвящённым проблемам «флуктуации систем истины, этики и права»). Развивая свои прежние подходы, Сорокин рассматривал право как наиболее точный показатель перемен, происходящих в правах и в этноюридической ментальности.

Социология

В «Общедоступном учебнике социологии» Питирима Сорокина, в котором собраны статьи разных лет, выделяется работа «Национальность, национальный вопрос и социальное равенство» написанная в российский период жизни Питирима Сорокина. Анализируя понятие национальность, Сорокин пришёл к выводу, что ни одна из существующих теорий не знает ответа на вопрос, что такое национальность, и не может чётко обосновать главные факторы, объединяющие людей в нацию (язык, религия, общие исторические воспоминания и т. п.). Развивая мысль о том, что любое объединение людей может считаться социальным, «когда это соединение по своим социальным функциям или социальной роли представляет нечто единое, когда его части действуют в одном направлении и представляют единое целое», он отмечал, что проблема национальной идентичности имеет социальный характер. Рассматривая эту проблему в правовой плоскости, Сорокин обосновывает мысль о том, что национальное неравенство есть лишь частная форма общего социального неравенства. «Поэтому, продолжает он, тот, кто хочет бороться против первого, должен бороться против второго, выступающего в тысяче форм нашей жизни, и сплошь и рядом гораздо более ощутимых и тяжёлых». «Полное правовое равенство индивида»,- вот исчерпывающий лозунг. Кто борется за него — тот борется против национальных разграничений". Говоря о принципах построения будущей Европы, Сорокин призывал отказаться от утопии национального государства как основы переустройства карты Европы. «Спасение не в национальном принципе, — утверждал он,- а в федерации государств, в сверхгосударственной организации всей Европы на почве равенства всех входящих в неё личностей,- а поскольку они образуют сходную группу, — и народов».

После высылки из России интересы учёного сосредоточились главным образом на общих процессах социальной организации и широком обозрении истории человечества с позиций теоретико-социологического подхода. Сорокин рассматривал социальную жизнь как сложную систему, состоящую из подсистем, относящихся к сфере религии, этики, экономики, политики, права, науки, искусства и т. д. В главной книге «Социальная и культурная динамика» на основе эмпирико-статистического изучения этих подсистем общей «социокультурной системы» учёный пришёл к выводу, что в истории человечества существует три суперсистемы, периодически сменяющие друг друга: идеациональная, идеалистическая и чувственная. Каждая из них характеризуется соответствующим только ей пониманием реальности, природой потребностей, степенью и способами их удовлетворения. «Всякая великая культура, писал Сорокин,- есть не просто конгломерат разнообразных явлений, сосуществующих, но никак друг с другом не связанных, а есть единство или индивидуальность, все составные части пронизаны одним основополагающим принципом и выражают одну, и главную ценность». Для идеационального типа культуры характерна всесторонняя то есть существующая в науке, искусстве, философии, праве и т. д. и даже в быту ориентация на трансцедентные (потусторонние, сверхчувственные) ценности. В культуре чувственного типа, напротив преобладают ценности материального и материалистического характера. В идеалистическом типе синтезированы ценности культур двух иных типов. Наряду с этим существует и такой тип культуры, в рамках которого ценности чувственного, идеационального и идеалистического типов сосуществуют, не образуя органической связи. Такой тип культуры характерен как правило, для эпохи упадка. Смысл предлагаемой Сорокиным концепции социокультурной динамики заключается в том, что каждый из этих циклически сменяющих друг друга типов культуры имеет свои законы развития и пределы роста.

Основная идея Питирима Сорокина как социолога — идея интегрализма, в соответствии с которой социологическое знание будет развиваться в сторону создания обобщающей теории структуры и динамики, различных социокультурных систем, а противоречивое многообразие реально существующих социокультурных систем в перспективе будет трансформироваться в некий интегральный социокультурный строй. Социологическая метатеория должна, по мнению Сорокина, интегрировать всё гуманитарное знание своего времени в целостную систему. А в конце жизни им были поставлены задачи и обрисованы перспективы объединения в рамках такой системы не только гуманитарного, но и естественно-научного знания. Отсутствие в современной Сорокину социологии выраженной тенденции к подобной интеграции научного знания, совместимости и взаимодополняемости многочисленных аналитических и фактологических теорий он рассматривал как серьёзную опасность, угрожающую дальнейшему творческому росту социологии. Современное социологическое знание, отмечал Сорокин, «напоминает знание некоторых несобранных кусков детского конструктора. Загадка остаётся не решённой, несмотря на знание её частей». Если социология неопределённо долго останется в таком положении, «она обречёт себя на стерильное состояние знания всё большего и большего о всё меньшем и меньшем; если она выберет путь роста, она должна в конце концов войти в фазу синтезирующей, обобщающей и интегративной социологии». Питирим Сорокин прогнозировал переход социологии в новый период великого синтеза, когда различные теории, содержащие каждая свою долю истины, будут во всё большей мере интегрироваться в синтезированные теории грядущей социологии. Подобная нацеленность на интегральное знание была характерна и для его трактовки права. Он стремился дать обобщение исторических, социокультурных и методологических сведений о феномене права в рамках обобщённой «синтетической» теории права.

Политика

Политические интересы Питирима Сорокина концентрировались главным образом на проблемах легитимности власти, перспектив представительной демократии в России, связи национального вопроса с демократическим устройством страны.

В 1947 году Сорокин выступил с программой «спасения человечества» на базе «альтруистической любви и поведения». Кроме того, он, совместно с Н. С. Тимашевым стал одним из авторов своеобразной концепции конвергенции России и США периода Второй мировой войны. Основываясь на циклических закономерностях социальных революций (о которых говорили в частности А. Токвиль и И. Тэн), Сорокин высказал предположение, что после упадка коммунизма настанет период роста новой, жизнеспособной России. Современная эпоха кризиса, считал Сорокин, закончится созданием новой идеациональной культуры, а центр культурного лидерства на рубеже XX—XXI веков переместится в Россию. Найти выход из кризиса поможет распространение в мире идей альтруистической любви, изучению и пропаганде которой учёный посвятил последние годы своей жизни.

Развивая свои ранние идеи о социальной солидарности и этике любви, Сорокин выступил с программой спасения человечества на базе альтруистической любви и поведения и основал в Гарварде Центр по изучению творческого альтруизма.

Питирим Сорокин входил в интеллектуальную элиту американского общества, при этом во многом американские ценности учёный не принял.

Лекции Питирима Сорокина в Гарварде слушали дети президента Рузвельта, а также будущий президент Джон Кеннеди, с которым впоследствии Питирим Сорокин состоял в переписке.

Организации, изучающие творческое наследие Питирима Сорокина

Региональный учебно-научный центр имени Питирима Сорокина

Региональный учебно-научный центр имени Питирима Сорокина (Сыктывкар) был создан 25 февраля 2009 года решением ученого совета Сыктывкарского государственного университета. Занимался изучением творческого наследия Питирима Сорокина, размещенного в коллекциях Канады (Саскачеванский университет), США и Европы. Основной проект Центра — издание книги «Питирим Сорокин: избранная переписка». Закрыт по решению ученого совета ВУЗа 27 октября 2010 года.

Государственное бюджетное учреждение Республики Коми «Центр „Наследие“ имени Питирима Сорокина»

Постановлением Правительства Республики Коми от 12.11.2010 в Сыктывкаре создано Государственное бюджетное учреждение Республики Коми «Центр „Наследие“ имени Питирима Сорокина». Основная задача Центра — изучение и популяризация в республике наследия П. А. Сорокина и других выдающихся деятелей Коми науки и культуры. Центр возглавила доктор исторических наук Э. А. Савельева.

Фонд Питирима Сорокина

В апреле 2011 года в Винчестере (штат Массачусетс, США) образован Фонд Питирима Сорокина. Фонд создан сыном Питирима Сорокина Сергеем и является некоммерческой организацией. Среди основных задач Фонда:

  • сохранение и защита международных авторских прав наследия Питирима Сорокина;
  • популяризация научного творчества Питирима Сорокина;
  • содействие в научных исследованиях в различных областях социологии;
  • помощь в проведении благотворительных, научных и образовательных мероприятий в рамках популяризации творчества Питирима Сорокина

Сергей Питиримович Сорокин и Ричард Фрэнсис Хойт образуют Совет директоров Фонда. Исполнительный директор Фонда — Павел Петрович Кротов.

Библиография

Основные издания трудов П. Сорокина

  • Преступность и её причины / П. А. Сорокин. — Рига: Наука и жизнь, [1913]. — 46 с. — (Миниатюрная библиотека «Наука и жизнь»; № 22).
  • Преступление и кара, подвиг и награда: Социол. этюд об основных формах обществ. поведения и морали / П. А. Сорокин; С предисл. проф. М. М. Ковалевского. — СПб.: Я. Г. Долбышев, 1914. — L, 3-456 с.
    • Преступление и кара, подвиг и награда: Социол. этюд об основных формах обществ. поведения и морали: К 110-й годовщине со дня рождения / Питирим Сорокин; Подгот. В. В. Сапов. — СПб.: Изд-во Рус. Христиан. гуманитар. ин-та, 1999. — 446, [1] с. (Серия «Русская социология XX века» / Рус. христиан. гуманитар. ин-т). ISBN 5-88812-055-3
  • Система социологии. Т.1-2. — Пг., 1920.
    • Система социологии / Питирим Александрович Сорокин. — М.: Астрель, 2008. — 1003 с., [1] л. портр.; 22 см. — (Социальная мысль России). ISBN 978-5-271-14765-4
  • Социальная и культурная динамика: Исслед. изм. в больших системах искусства, истины, этики, права и обществ. отношений = Social & Cultural dynamics: A Study of Change in Major Systems of Art, Truth, Ethics, law and Social Relationships / Питирим Сорокин; Пер. с англ. В. В. Сапова. — Санкт-Петербург: Изд-во Рус. Христиан. гуманитар. Ин-та, 2000. — 1054 с. — (Социология: Университет. б-ка / Ин-т социологии РАН, Междунар. ин-т Н. Кондратьева — П. Сорокина). ISBN 5-88812-117-7 (Главный труд Сорокина в четырёх томах в 1937—1941 гг. Приобрел славу классического труда в области социологии и культурологии)
  • Социология революции / Питирим Сорокин. — М.: Территория будущего: РОССПЭН, 2005 (ППП Тип. Наука). — 702, [1] с. — (Серия: Социология. Политология). ISBN 5-8243-0617-6
  • Социальная мобильность / Питирим Сорокин; [пер. с англ. М. В. Соколовой]. — М.: Academia: LVS, 2005. — XX, 588 с. ISBN 5-87444-221-9
  • Элементарный учебник общей теории права в связи с учением о государстве / Питирим Сорокин; Санкт-Петербургский гос. ун-т, Фак. социологии. — СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 2009. — 238, [1] с. ISBN 978-5-288-04830-2
  • Социологические теории современности: Специализир. информ. по общеакад. прогр. «Человек, наука, общество: комплекс. исслед.» / Сорокин П. А.; [Пер. и предисл. С. В. Карпушиной]; АН СССР, ИНИОН, Всесоюз. межвед. центр наук о человеке при президиуме АН СССР. — М.: ИНИОН, 1992. — 193, [1] с.
  • Сорокин П. А. [allemand.ucoz.org/_ld/0/3___.djvu Голод как фактор. Влияние голода на поведение людей, социальную организацию и общественную жизнь]. — М.: Academia & LVS, 2003. — XII, 678, [5] с. — ISBN 5-87444-186-7.
  • Человек. Цивилизация. Общество / Питирим Сорокин; [Общ. ред., сост. и предисл., с. 5-24, А. Ю. Согомонова]. — М.: Политиздат, 1992. — 542, [1] с. — (Мыслители XX века. Редкол.: Т. И. Ойзерман (пред.) и др.). ISBN 5-250-01297-3
  • Кризис нашего времени: социальный и культурный обзор = The crisis of our age/ Питирим Сорокин. — М.: ИСПИ РАН, 2009. — 384, [3] с. ISBN 978-5-7556-0409-3
  • Дальняя дорога: Автобиография / Питирим Сорокин; [Пер. с англ., общ. ред., сост., предисл. и примеч. А. В. Липского]. — М.: Изд. центр «Терра»: Моск. рабочий, 1992. — 302, [2] с. ISBN 5-239-01378-0
  • [mirspb.ru/mir/index.php?view=book&id=69 Человек и общество в условиях бедствий: (Влияние войны, революции, голода, эпидемии на интеллект и поведение человека, социальную организацию и культурную жизнь)] / Пер. С англ., вступ. ст. и примеч. В. В. Сапова. — СПб.: Изд. дом «Мiръ», 2012 ISBN 978-5-98846-093-0

См. также

Напишите отзыв о статье "Сорокин, Питирим Александрович"

Примечания

  1. П. А. Сорокин в своём автобиографическом романе «Долгий путь» указывает 21 января 1889 года датой своего рождения. Однако согласно метрической записи турьинской Воскресенской церкви он родился 23 января 1889 года (4 февраля по новому стилю) и 24 января был окрещен. См.: Сорокин П. А. Долгий путь: Автобиографический роман. — Сыктывкар, 1991. — С. 267.
  2. Сейчас Турья входит в Княжпогостский район Коми.
  3. 1 2 Александр Агеев, Борис Мясоедов [gorchakovfund.ru/upload/iblock/fc9/fc96b97c785bf4f34b0ac07942d14353.pdf Сорокин и Кондратьев — два переплетённых пути] Экономические стратегии, № 5, 2013
  4. Речь идёт о Фёдоре Николаевиче Коковкине. В автобиографическом романе П. Сорокина «Долгий путь» назван Павлом.
  5. Сорокин П. А. [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/auth_pagesc7c7.html?Key=19355&page=44 Долгий путь: Автобиогр. роман] / пер. с англ. П. П. Кротова, А. В. Липского. — Сыктывкар: Союз Журналистов Коми АССР: Шыпас, 1991. — 304 с. — С. 48.
  6. Одним из лиц референтной группы является друг детства П. Н. Зепалов.
  7. [az.lib.ru/g/gizetti_a_a/text_1989_about.shtml А. А. Гизетти: биографическая справка]
  8. В. И. Ленин [libelli.ru/works/37-11.htm Ценные признания Питирима Сорокина]
  9. А. Ю. Согомонов [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Sociolog/Sorok2/intro.php Судьбы и пророчества Питирима Сорокина]
  10. Сорокин П. А. [gendocs.ru/v3477/ Голод как Фактор. Влияние голода на поведение людей, социальную организацию и общественную жизнь.]
  11. Центр "Наследие" имени Питирима Сорокина. [rksorokinctr.org/index.php/2014-02-11-06-15-07.html Биография Питирима Сорокина].

Литература

  • Питирим Александрович Сорокин: альбом-каталог из фондов Музея истории просвещения Коми края / ред.-сост. М. И. Бурлыкина. Сыктывкар: Изд-во СГУ им. Питирима Сорокина, 2014. 156 с., илл.
  • Ильин В. Н. Сорокин Питирим Александрович. (некролог) // Возрождение. — Paris, 1968. — № 195. — С.120-121.
  • Голосенко И. А. [www.jourssa.ru/1998/4/golos.html Питирим Сорокин как историк социологии] // Журнал социологии и социальной антропологии, 1998, том 1, выпуск 4.
  • Голосенко И. А. [www.ecsocman.edu.ru/images/pubs/2004/02/26/0000149890/philosophyx20ofx20history.doc Философия истории Питирима Сорокина.] // Новая и новейшая история. — 1966. — № 4, апрель. — с.85-93.
  • [www.soc.pu.ru/publications/jssa/1998/1/a3.html Из эпистолярного наследия Питирима Сорокина: переписка с Игорем Голосенко.]
  • Голосенко И. А. [www.ecsocman.edu.ru/images/pubs/2004/01/24/0000145496/004gOLOSENKO.pdf Становление. Ранний этап биографии П. Сорокина.] // Рубеж (альманах социологических исследований). — 1991. — № 1. — С. 33-46.
  • Голосенко И. А. [www.ecsocman.edu.ru/images/pubs/2007/02/08/0000302205/017.GOLOSSENKO.pdf Питирим Сорокин о внутренних нарушениях социального порядка.]
  • Ковалев В. А. [www.politex.info/content/view/571/30/ Теория революции П. А. Сорокина и российский политический процесс] // Политическая экспертиза. — 2009. — № 2.
  • Липский А. В., Кротов П. П. [www.ecsocman.edu.ru/images/pubs/2006/06/27/0000280950/13-A._V._LIPSKIJx2c_P._P._KROTOV.pdf Зырянский след в биографии Питирима Сорокина.] // Социологические исследования. — 1990. — № 2. — С. 117—134.
  • Бормотова С. С. Борьба советских учёных-марксистов против социологических идей П. Сорокина в первые послеоктябрьские годы (1917—1922). // Философские науки. — 1971. — № 1. — С. 123—130.
  • Канев С. Путь Питирима Сорокина. — Сыктывкар, 1990.
  • Тихонова П. А. Социология П. А. Сорокина. — М., 1999.
  • Зюзев Н. Ф. Философия любви Питирима Сорокина. — Сыктывкар: Издательство «Эском», 2000.
  • Зюзев Н. Ф. Философия Питирима Сорокина. — Сыктывкар: Издательство «Эском», 2004.
  • Бондаренко В. М. [www.ecsocman.edu.ru/images/pubs/2005/12/02/0000243209/Nauchnaya_zhizn_1sorokin.pdf Питирим Сорокин и социокультурные тенденции нашего времени. К 110-й годовщине со дня рождения] // Социологические исследования. — 1999. — № 7. — С. 138—141.
  • Питирим Сорокин и социокультурные тенденции нашего времени. Материалы к международному научному симпозиуму, посвященному 110-летию со дня рождения П. А. Сорокина. — СПб., 1999.
  • Lawrence Т. Nichols. Science, politics and moral activism: Sorokin’s integralism reconsidered. // Return of Pitirim Sorokin. International Kondratieff foundation. — M., 2001. — P. 217—237.
  • Ломоносова М. В. [ecsocman.edu.ru/data/817/825/1219/003-Lomonosova.pdf Питирим Сорокин в политике России и о политике в Америке.] // Журнал социологии и социальной антропологии. — 2006. — Т. 9. — № 1. — С. 45-60.
  • Рубанов Б. Л. [www.ecsocman.edu.ru/socis/msg/313538.html Философия лимитизма К. Ф. Жакова (к вопросу об истоках социологии П. А. Сорокина).] // Социологические исследования. — 2003. — № 7. — С. 109—119.
  • Ленин В. И. Ценные признания П. Сорокина. // Ленин В. И. Полн.собр.соч. — Т.37. — С.188-197.
  • [www.ecsocman.edu.ru/db/search.html?kw=42798 Дополнительные материалы.]
  • Дойков Юрий Питирим Сорокин. Человек вне сезона. Биография. Т. 1. (1889—1922). — Архангельск, 2008. — 432 с.
  • Дойков Юрий Питирим Сорокин. Человек вне сезона. Биография. Т. 2. (1922—1968). — Архангельск, 2009. — 488 с.
  • Дойков Юрий Питирим Сорокин в Праге (1922—1923). — Архангельск, 2009.
  • Кротов П. П., Долгов А. Ю. [pitirim.org/files/from-war-to-peace.pdf От войны к миру: у истоков теории созидательного альтруизма Питирима Сорокина.] — Сыктывкар; Вологда: Древности Севера, 2011.
  • Sorokin P.A. A Long Jorney. — New Haven, 1963.
  • Зюзев Н. Американские горки Питирима Сорокина. — Сыктывкар: Издательство «Эском», 2009.
  • [pitirim.org/files/selected-correspondence.pdf Питирим Сорокин: избранная переписка] / Под ред. П. П. Кротова / Перевод, вступ. статьи и комментарии П. П. Кротова и А. Ю. Долгова. — Вологда: Древности Севера, 2009.
  • Питирим Сорокин: Новые материалы к научной биографии. Сб. науч. трудов. / РАН. ИНИОН. Центр социал. науч.- информ. исслед. Отд. социологии и социальной психологии; Отв. ред. Ефременко Д. В., Кротов П. П. — М., 2012. — 232 с.
  • Вешнинский Ю. Г. Значение теории проводников социального взаимодействия П. А. Сорокина для социологии и семиотики города и развитие его концепции в российской урбанологии. - Модернизация отечественной системы управления: анализ тенденций и прогноз развития. М., Институт социологии РАН, 2014, с. 500-502.
  • Ломоносова М. В. О «псевдоисследователях» творчества Питирима Сорокина // Credo new. — 2014. — № 4 (80).
  • credo-new.ru/?p=356
  • Петруня О.Э., Говорков Е.В. [www.hypostasis.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=61&Itemid=1 Современный кризис в свете социокультурной теории Питирима Сорокина]

Ссылки

  • [www.pitirim.org Русскоязычный информационный портал Фонда Питирима Сорокина (Винчестер, США): ссылки на ресурсы в интернете, новости, уникальные архивные материалы]
  • [www.sorokinfoundation.org/ Официальный сайт Фонда Питирима Сорокина (Винчестер, США)]
  • [sor-res-center.livejournal.com Информационный портал «Питирим Сорокин» ЖЖ]
  • [community.livejournal.com/pitirim_sorokin Сообщество «Питирим Сорокин в истории, науке и культуре» в ЖЖ]
  • [www.belousenko.com/wr_Sorokin.htm Питирим Александрович Сорокин]
  • [rusology.narod.ru/catalogs/newvolumes5.htm Жизнь и творчество Питирима Сорокина]
  • [www.komiinform.ru/news/56629/ Коми в перспективе может стать российским центром изучения наследия Питирима Сорокина, считает сын всемирно известного социолога]
  • [komionline.ru/news/15217 Архивы Питирима Сорокина станут доступными мировой общественности]
  • [www.gazeta-respublika.ru/article.php/15365 От Турьи до Винчестера. В биографии выдающего учёного Питирима Сорокина ещё остаются белые пятна]
  • [www.finnougr.ru/news/index.php?ELEMENT_ID=5785 Элеонора Савельева: «Центр имени Питирима Сорокина имеет реальную возможность стать Всероссийским»]
  • [www.pitirimsorokin.org/news/1-2009-09-30-15-48-15/100-2011-02-16-12-31-21.html Об открытии в Сыктывкаре ГБУ РК «Центр „Наследие“ имени Питирима Сорокина»]
  • www.politex.info/content/view/680/30/ переписка Питирима Сорокина с американскими президентами
  • www.stoletie.ru/territoriya_istorii/rossija_kotoruju_my_im_podarili_845.htm Россия, которую мы им подарили «Учитель президента США»
  • [www.rksorokinctr.org ГБУ РК «Центр „Наследие“ имени Питирима Сорокина»] г. Сыктывкар.

Отрывок, характеризующий Сорокин, Питирим Александрович

– Soyez tranquille, Lise, vous serez toujours la plus jolie [Будьте спокойны, вы всё будете лучше всех], – отвечала Анна Павловна.
– Vous savez, mon mari m'abandonne, – продолжала она тем же тоном, обращаясь к генералу, – il va se faire tuer. Dites moi, pourquoi cette vilaine guerre, [Вы знаете, мой муж покидает меня. Идет на смерть. Скажите, зачем эта гадкая война,] – сказала она князю Василию и, не дожидаясь ответа, обратилась к дочери князя Василия, к красивой Элен.
– Quelle delicieuse personne, que cette petite princesse! [Что за прелестная особа эта маленькая княгиня!] – сказал князь Василий тихо Анне Павловне.
Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого Екатерининского вельможи, графа Безухого, умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из за границы, где он воспитывался, и был в первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя, действительно, Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной.
– C'est bien aimable a vous, monsieur Pierre , d'etre venu voir une pauvre malade, [Очень любезно с вашей стороны, Пьер, что вы пришли навестить бедную больную,] – сказала ему Анна Павловна, испуганно переглядываясь с тетушкой, к которой она подводила его. Пьер пробурлил что то непонятное и продолжал отыскивать что то глазами. Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкой знакомой, и подошел к тетушке. Страх Анны Павловны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав речи тетушки о здоровье ее величества, отошел от нее. Анна Павловна испуганно остановила его словами:
– Вы не знаете аббата Морио? он очень интересный человек… – сказала она.
– Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но едва ли возможно…
– Вы думаете?… – сказала Анна Павловна, чтобы сказать что нибудь и вновь обратиться к своим занятиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную неучтивость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы, ушел; теперь он остановил своим разговором собеседницу, которой нужно было от него уйти. Он, нагнув голову и расставив большие ноги, стал доказывать Анне Павловне, почему он полагал, что план аббата был химера.
– Мы после поговорим, – сказала Анна Павловна, улыбаясь.
И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот всё виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он всё боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он всё ждал чего нибудь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.


Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, красавица княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В третьем Мортемар и Анна Павловна.
Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек, очевидно считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно предоставлявший пользоваться собой тому обществу, в котором он находился. Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрд`отель подает как нечто сверхъестественно прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что то сверхъестественно утонченное. В кружке Мортемара заговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского. Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от своего великодушия, и что были особенные причины озлобления Бонапарта.
– Ah! voyons. Contez nous cela, vicomte, [Расскажите нам это, виконт,] – сказала Анна Павловна, с радостью чувствуя, как чем то a la Louis XV [в стиле Людовика XV] отзывалась эта фраза, – contez nous cela, vicomte.
Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ.
– Le vicomte a ete personnellement connu de monseigneur, [Виконт был лично знаком с герцогом,] – шепнула Анна Павловна одному. – Le vicomte est un parfait conteur [Bиконт удивительный мастер рассказывать], – проговорила она другому. – Comme on voit l'homme de la bonne compagnie [Как сейчас виден человек хорошего общества], – сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью.
Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыбнулся.
– Переходите сюда, chere Helene, [милая Элен,] – сказала Анна Павловна красавице княжне, которая сидела поодаль, составляя центр другого кружка.
Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою же неизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющем и мохом, и блестя белизною плеч, глянцем волос и брильянтов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою несомненную и слишком сильно и победительно действующую красоту. Она как будто желала и не могла умалить действие своей красоты. Quelle belle personne! [Какая красавица!] – говорил каждый, кто ее видел.
Как будто пораженный чем то необычайным, виконт пожал плечами и о опустил глаза в то время, как она усаживалась перед ним и освещала и его всё тою же неизменною улыбкой.
– Madame, je crains pour mes moyens devant un pareil auditoire, [Я, право, опасаюсь за свои способности перед такой публикой,] сказал он, наклоняя с улыбкой голову.
Княжна облокотила свою открытую полную руку на столик и не нашла нужным что либо сказать. Она улыбаясь ждала. Во все время рассказа она сидела прямо, посматривая изредка то на свою полную красивую руку, которая от давления на стол изменила свою форму, то на еще более красивую грудь, на которой она поправляла брильянтовое ожерелье; поправляла несколько раз складки своего платья и, когда рассказ производил впечатление, оглядывалась на Анну Павловну и тотчас же принимала то самое выражение, которое было на лице фрейлины, и потом опять успокоивалась в сияющей улыбке. Вслед за Элен перешла и маленькая княгиня от чайного стола.
– Attendez moi, je vais prendre mon ouvrage, [Подождите, я возьму мою работу,] – проговорила она. – Voyons, a quoi pensez vous? – обратилась она к князю Ипполиту: – apportez moi mon ridicule. [О чем вы думаете? Принесите мой ридикюль.]
Княгиня, улыбаясь и говоря со всеми, вдруг произвела перестановку и, усевшись, весело оправилась.
– Теперь мне хорошо, – приговаривала она и, попросив начинать, принялась за работу.
Князь Ипполит перенес ей ридикюль, перешел за нею и, близко придвинув к ней кресло, сел подле нее.
Le charmant Hippolyte [Очаровательный Ипполит] поражал своим необыкновенным сходством с сестрою красавицей и еще более тем, что, несмотря на сходство, он был поразительно дурен собой. Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною, молодою, неизменною улыбкой жизни и необычайною, античною красотой тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную брюзгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот – все сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда принимали неестественное положение.
– Ce n'est pas une histoire de revenants? [Это не история о привидениях?] – сказал он, усевшись подле княгини и торопливо пристроив к глазам свой лорнет, как будто без этого инструмента он не мог начать говорить.
– Mais non, mon cher, [Вовсе нет,] – пожимая плечами, сказал удивленный рассказчик.
– C'est que je deteste les histoires de revenants, [Дело в том, что я терпеть не могу историй о привидениях,] – сказал он таким тоном, что видно было, – он сказал эти слова, а потом уже понял, что они значили.
Из за самоуверенности, с которой он говорил, никто не мог понять, очень ли умно или очень глупо то, что он сказал. Он был в темнозеленом фраке, в панталонах цвета cuisse de nymphe effrayee, [бедра испуганной нимфы,] как он сам говорил, в чулках и башмаках.
Vicomte [Виконт] рассказал очень мило о том ходившем тогда анекдоте, что герцог Энгиенский тайно ездил в Париж для свидания с m lle George, [мадмуазель Жорж,] и что там он встретился с Бонапарте, пользовавшимся тоже милостями знаменитой актрисы, и что там, встретившись с герцогом, Наполеон случайно упал в тот обморок, которому он был подвержен, и находился во власти герцога, которой герцог не воспользовался, но что Бонапарте впоследствии за это то великодушие и отмстил смертью герцогу.
Рассказ был очень мил и интересен, особенно в том месте, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в волнении.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказала Анна Павловна, оглядываясь вопросительно на маленькую княгиню.
– Charmant, – прошептала маленькая княгиня, втыкая иголку в работу, как будто в знак того, что интерес и прелесть рассказа мешают ей продолжать работу.
Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благодарно улыбнувшись, стал продолжать; но в это время Анна Павловна, все поглядывавшая на страшного для нее молодого человека, заметила, что он что то слишком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному месту. Действительно, Пьеру удалось завязать с аббатом разговор о политическом равновесии, и аббат, видимо заинтересованный простодушной горячностью молодого человека, развивал перед ним свою любимую идею. Оба слишком оживленно и естественно слушали и говорили, и это то не понравилось Анне Павловне.
– Средство – Европейское равновесие и droit des gens [международное право], – говорил аббат. – Стоит одному могущественному государству, как Россия, прославленному за варварство, стать бескорыстно во главе союза, имеющего целью равновесие Европы, – и она спасет мир!
– Как же вы найдете такое равновесие? – начал было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера, спросила итальянца о том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг изменилось и приняло оскорбительно притворно сладкое выражение, которое, видимо, было привычно ему в разговоре с женщинами.
– Я так очарован прелестями ума и образования общества, в особенности женского, в которое я имел счастье быть принят, что не успел еще подумать о климате, – сказал он.
Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловна для удобства наблюдения присоединила их к общему кружку.


В это время в гостиную вошло новое лицо. Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини. Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами. Всё в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою, оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел всё общество.
– Vous vous enrolez pour la guerre, mon prince? [Вы собираетесь на войну, князь?] – сказала Анна Павловна.
– Le general Koutouzoff, – сказал Болконский, ударяя на последнем слоге zoff , как француз, – a bien voulu de moi pour aide de camp… [Генералу Кутузову угодно меня к себе в адъютанты.]
– Et Lise, votre femme? [А Лиза, ваша жена?]
– Она поедет в деревню.
– Как вам не грех лишать нас вашей прелестной жены?
– Andre, [Андрей,] – сказала его жена, обращаясь к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обращалась к посторонним, – какую историю нам рассказал виконт о m lle Жорж и Бонапарте!
Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, морщил лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его за руку, но, увидав улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно доброй и приятной улыбкой.
– Вот как!… И ты в большом свете! – сказал он Пьеру.
– Я знал, что вы будете, – отвечал Пьер. – Я приеду к вам ужинать, – прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который продолжал свой рассказ. – Можно?
– Нет, нельзя, – сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
– Вы меня извините, мой милый виконт, – сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. – Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, – сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
– Очень хороша, – сказал князь Андрей.
– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!