Питт, Уильям Младший

Уильям Питт Младший William Pitt the Younger<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
16-й премьер-министр Великобритании
19 декабря 1783 — 14 марта 1801
Монарх:	Георг III
Предшественник:	Уильям Кавендиш-Бентинк, герцог Портлендский
Преемник:	Генри Эддингтон
18-й премьер-министр Великобритании
10 мая 1804 — 23 января 1806
Монарх:	Георг III
Предшественник:	Генри Эддингтон
Преемник:	Уильям Гренвиль
Рождение:	28 мая 1759(1759-05-28) Хейс</span>ruen, Кент
Смерть:	23 января 1806(1806-01-23) (46 лет) Патни, пригород Лондона
Отец:	Уильям Питт-старший
Мать:	Хестер Гренвилл
Автограф:

Уильям Питт Младший (англ. William Pitt the Younger; 28 мая 1759 — 23 января 1806) — второй сын Уильяма Питта. На протяжении в общей сложности почти 20 лет был премьер-министром Великобритании, причём впервые возглавил кабинет в возрасте 24 лет, став самым молодым премьер-министром Великобритании за всю историю страны.

Начало карьеры

Окончил курс в Кембриджском университете, откуда вышел с громадным запасом знаний; с 1780 года был адвокатом в Лондоне; в 1781 году избран в палату общин одним из гнилых местечек — округом Эпплби.

Уже первая его речь, в защиту «билля об экономической реформе» Бёрка, поставила его в ряд первых ораторов палаты. Красноречие его было чрезвычайно просто, чуждо всякой аффектации; он действовал более на ум, чем на чувство. По политическим воззрениям он был учеником своего отца и потому примкнул к партии вигов, а именно к группе, руководимой лордом Шелберном (маркизом Ленсдауном). Он был сторонником парламентской реформы, проект которой дважды без успеха вносил в парламент, сперва в качестве депутата (1782), потом министра (1785), — эмансипации католиков, свободы печати. Ещё в университете он изучил только что появившуюся тогда книгу Адама Смита и сделался его последователем.

В иностранной политике он отличался от отца, между прочим, тем, что у него не было инстинктивной ненависти к Франции; своим дружественным отношением к этой стране он вызывал в палате упреки в измене памяти отца, на что он возражал, что «мысль, будто какой-либо народ может быть естественным и вечным врагом другого, есть мысль совершенно ребяческая». В 1782 году премьер-министр лорд Рокингем предложил Питту место вице-казначея Ирландии, с которого его отец начал свою карьеру; но Питт, несмотря на свои 22 года, нашёл предложение это унизительным и отказался. В том же году он сделался канцлером казначейства в министерстве Шелберна.

В феврале 1783 года министерство пало; Питт вышел в отставку, но в декабре того же года, после неудачной коалиции Фокса и Норта, сформировал свой кабинет, продержавшийся до 1801 года.

Во главе правительства

В это время Питт был на вершине популярности; подобно отцу, он держался не поддержкой короля Георга III, который не любил его, а исключительно общественным мнением, бывшим на его стороне. Избирательная реформа, задуманная Питтом, не удалась, но он сумел смягчить на практике наиболее вопиющие недостатки старого порядка; его правительство было первым, отказавшимся от системы подкупов.

В 1784 году Питт провел билль об управлении Индией, которым оно было поставлено под ближайший контроль правительства. В 1787 году он заключил договор с Францией, в силу которого для подданных обеих стран была уничтожена обязательность паспортов при переезде из одной в другую, ограничены некоторые стеснения торговли и уменьшены ввозные пошлины.

В 1792 году направил посольство в Китай с целью открытия рынков этой страны для английских товаров (император Айсиньгиоро Хунли, правивший под девизом «Цяньлун», отказался принять английского посланника Дж. Маккартнэя).

В 1794 году он поддержал и провел акт, по которому преступления печати всецело передавались на рассмотрение присяжных и которым фактически была создана полная свобода печати в Англии.

Деятельность в экономике. Французская революция

См. также: Великая французская революция

Главное его внимание было направлено на финансовые дела, находившиеся в его непосредственном заведовании. Американская война оставила Англии громадный долг и дефициты: рядом практических мероприятий Питт сумел их уничтожить, несмотря на то, что многие отяготительные пошлины, как, например, на ввозимый чай, были значительно понижены. Ему пришлось также усиленно бороться с контрабандой, развившейся в эпоху управления Норта.

Французская революция и связанные с нею события заставили его изменить политику. Сначала он смотрел с полной симпатией на события, совершавшиеся во Франции, а о книге Бёрка об ужасах французской революции отозвался так: «В этой книге много чем можно восхищаться, но нельзя согласиться ни с одним словом». Но захват Францией Бельгии принудил его объявить ей войну. Вёл он войну сперва неохотно, но потом стал во главе второй коалиции против Франции (1799). Если ранее он руководил государством с оппозиционным парламентом, то с 1793 года в обстановке войны он стал опираться на охранительное парламентское большинство из вигов — сторонников идей Бёрка — и тори, оставив прежнюю либеральную внутреннюю политику «нового торизма». Единственное, в чём он был согласен с руководителем либеральной оппозиции — меньшинства вигов — Чарльзом Фоксом — это в необходимости покончить с работорговлей, но в этом, несмотря на их усилия, парламент их не поддержал.

Реакционные меры и действия против Ирландии

Война и связанное с ней брожение в самой Англии вызвали ряд реакционных мер. Действие Habeas Corpus было приостановлено; билль против мятежных сборищ ограничил свободу публичных митингов; определения статута об измене были расширены; против печати начат был ряд преследований; проповеди некоторых священников-диссентеров признавались мятежными. К этому присоединились волнения в Ирландии, разразившиеся наконец мятежом 1798 года. Питт подавил его с крайней суровостью, даже жестокостью, нисколько не стесняясь ни соображениями гуманности, ни даже предписаниями законов. Он попытался создать свободу торговли между Англией и Ирландией, но договор о ней, одобренный английским парламентом, не прошёл в ирландском. На это Питт отвечал актом унии Англии с Ирландией, для проведения которого в Ирландии он не только воскресил, но довел до небывалой степени систему подкупов.

Отставка, новый кабинет и смерть

Непосредственно вслед за этим Питт задумал провести акт об уравнении католиков в политических правах с протестантами, но не нашёл поддержки в общественном мнении. Этим воспользовался король, отказавший в разрешении внести билль в парламент, и Питт должен был выйти в отставку.

В 1804 году, после падения Аддингтона, он вновь сформировал кабинет, главной задачей которого была борьба с Наполеоном. Аустерлицкая битва нанесла страшный удар его слабому организму, подточенному чрезмерной работой; он умер 46 лет от роду.

Даже находясь на смертном одре, Питт сетовал: «Моя страна! Как я покину мою страну!» Парламент похоронил его на общественный счет и уплатил из государственных средств 40 000 фунтов стерлингов его долгов.

Расписанная палата Вестминстерского дворца использовалась й зал для прощания с телом умершего Уильяма Питта Младшего. Уильям Питт-младший был похоронен в гробнице своего отца в Вестминстерском аббатстве. По этому поводу герцог Веллингтон изрёк:

Какая еще могила хранит таких сына и отца! Какая гробница вместит останки такого человеческого совершенства и такой славы!

Личная жизнь

Воспринимался современниками холодным, сдержанным, чрезвычайно самоуверенным и надменным, не способным на дружбу. По словам британского историка: «Гордое сознание собственной значительности дышало в каждом жесте нового политика, в каждом движении его высокой худощавой фигуры, в резких чертах лица, которого никто, кроме его ближайших друзей, не видел освещенным улыбкой; в его холодном и отстраняющем обращении; в его неизменно серьезном и важном виде и в его властной манере держаться».

Питт сторонился коррупции в целях личного обогащения, что было удивительно для его времени. Однажды он отказался от предложения лондонских купцов заплатить сто тысяч фунтов его долгов.

Из-за высоких психологических нагрузок в связи с наполеоновскими войнами Питт пристрастился к алкоголю, что высмеивалось карикатуристами. По подсчету его современника, Питт за один год выпил 574 бутылки кларета, 854 бутылки мадеры и 2410 бутылок портвейна - то есть, почти четыре тысячи бутылок вина. Несколько раз его стошнило прямо на трибуне английского парламента.

Образ в искусстве

В литературе

• Оппозиционно настроенный лорд Байрон написал Питту сатирическую эпитафию:

Два слова «ложь» и «ложе» так похожи —
Об этом говорит судьба иных вельмож.
В парламенте преподносил он ложь.
В аббатстве он покоится на ложе.

В кино

• «Адмирал Ушаков» (1953) СССР, реж. Михаил Ромм
• Number 10 (1983) - сериал, эпизод 7 "Bloodline", Великобритания, в роли Уильяма Питта Младшего снимался Джереми Бретт, который позже прославился исполнением роли Шерлока Холмса в британском сериале 1984-1994 гг.
• «Безумие короля Георга» (1994) Великобритания, реж. Николас Хайтнер, в роли Уильяма Питта — Джулиан Уэдэм
• «Удивительная легкость» (2006) Великобритания, США, реж. Майкл Эптед, в роли Уильяма Питта — Бенедикт Камбербэтч

См. также

• Агенты Питта и Кобурга
• Налог на шляпы

Примечания

Л.А. Новикова одобряет

Ссылки

• Питт, Вильям Младший // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.museum.ru/1812/Library/Teplyakov/ С.А.Тепляков Питт ]
• [quoty.ru/authors/Pitt,_Uil__yam_Mladshiy/ Цитаты Питта-младшего]

Отрывок, характеризующий Питт, Уильям Младший

– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].