Пияшев, Иван Иванович

Иван Иванович Пияшев
Майор И. И. Пияшев
Дата рождения	6 февраля 1907(1907-02-06)
Место рождения	Минеральные Воды
Дата смерти	13 января 1956(1956-01-13) (48 лет)
Место смерти	Москва
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	внутренние войска
Годы службы	1920—1953
Звание
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Иван Иванович Пияшев (1907—1956) — советский военачальник внутренних войск, генерал-майор (1943). Командир Отдельной мотострелковой дивизии особого назначения (ОМСДОН) им. Ф. Э. Дзержинского войск НКВД-МГБ-МВД (февраль — март 1943, май 1943—1953).

Участник Великой Отечественной войны, отличился осенью 1941 года в боях под Орлом и при обороне Тулы, затем в боях на Кавказе на Санчарском перевале. Один из руководителей депортаций на Северном Кавказе и в Закавказье в 1943—1944 годах.

Биография

Родился 6 февраля 1907 года в Минеральных Водах в семье служащего-железнодорожника (по другим данным — отец был сапожником). Рано остался сиротой: через два года после рождения умер отец, а ещё через пять лет — мать. С раннего детства работал пастухом у зажиточных селян, потом был учеником в кустарной сапожной мастерской в Кисловодске, разносчиком газет железнодорожного агентства печати. Некоторое время был беспризорником.

Сильное влияние на Ивана оказала революция в России: в апреле 1920 года, в 13 лет, он стал красноармейцем и воспитанником 14-х кавалерийских курсов СКВО в Новочеркасске, затем он обучался в 6-й Таганрогской кавалерийской школе РККА и в 1-й национальной кавалерийской школе РККА в Краснодаре. Здесь он получил не только военное, но и начальное образование — окончил пять классов вечерней школы.

Служба в РККА и войсках ОГПУ/НКВД

После Гражданской войны с июля 1922 года служил красноармейцем в 26-м кавалерийском полку СКВО в Пятигорске, с ноября 1925 года — курсант полковой школы 89-го кавалерийского полка СКВО, где затем служил младшим командиром. В период с сентября 1927 — по май 1930 года учился в 1-й Советской объединённой военной школе РККА им. ВЦИК в Москве, по окончании которой был назначен сначала помощником начальника по политической части 4-й заставы, а затем, с сентября 1931 года — начальником 7-й заставы 48-го пограничного отряда войск ОГПУ. В 1934 году впервые применив обходящий отряд в 20 сабель в горнопустынной местности против банды басмачей на Афганской границе, затем он не менее пяти раз использовал этот же приём в горах Абхазии в 1942 году и в 1944 году по уничтожению банды Занкашиева в долине реки Баксан неподалеку от Эльбруса.

За достижения на службе в этой должности пограничник И. И. Пияшев получил награду — боевое оружие (пистолет системы «Маузер» — «За беспощадную борьбу с контрреволюцией. От коллегии ОГПУ»), а через год за ликвидацию басмаческой банды на афганской границе награждён орденом Красного Знамени.

С апреля 1934 года служил в войсках НКВД по охране железных дорог в качестве командира батальона, полка. В марте-мае 1936 года руководил пешим военизированным женским санитарным переходом Чарджоу — Ашхабад, в рамках которого были изучены возможности человеческого организма в сложных климатических условиях, а личный состав обучался санитарно-гигиеническим мероприятиям. «За проявленную во время перехода самоотверженность и выдержку» И. И. Пияшев был награждён грамотой ЦИК Туркменской ССР и ценным подарком — охотничьим ружьём. Также учился в 3-й высшей пограничной школе НКВД, которую окончил в 1936 году.

Его карьера в железнодорожных войсках НКВД развивалась следующим образом: с октября 1936 года — командир стрелкового дивизиона 78-го железнодорожного полка войск НКВД, с апреля 1938 года — командир 7-го отдельного железнодорожного батальона войск НКВД, с мая 1938 года — командир 53-го железнодорожного полка 3-й дивизии войск НКВД по охране железнодорожных сооружений.

В октябре 1940 года майор И. И. Пияшев назначен командиром 84-го полка войск НКВД по охране железных дорог (г. Вильнюс), который был включён в состав недавно сформированной 9-й стрелковой дивизии войск НКВД СССР по охране железнодорожных сооружений и особо важных предприятий промышленности. Полк дислоцировался на стратегических магистралях в Литве, Белоруссии и в Смоленской области.

Начало Великой Отечественной войны

С началом Великой Отечественной войны многие приграничные части РККА были разбиты, а уцелевшие — отброшены далеко от западной границы СССР. В этих условиях в кратчайшие сроки ему удалось организовать охрану и оборону железнодорожных сооружений от диверсантов противника на Западном и Северо-Западном фронтах.

24 июня майору И. И. Пияшеву сообщили, что немецкой авиацией уничтожен один из поездов с мирными жителями, в котором следовали из Вильнюса в эвакуацию семьи командного состава: погибли его жена, тёща и трое детей. В это время полк под его командованием вёл тяжёлые бои с наступающими немецкими войсками: согласно донесению, 24 июня «по распоряжению командования 9-й дивизии… отошёл за старую госграницу в районе совхоза „Комсомолец“, что западнее Минска на 18 км, и занял оборону (находясь впереди фронта на 15-20 км)». А когда в районе Духовщины в результате ранения был выведен из стоя командир дивизии комбриг Киселёв, И. И. Пияшев сумел сохранить управление подразделениями дивизии.

Оказавшись в окружении, до августа 1941 года его полк вёл боевые действия в тылу далеко продвинувшихся немецких войск и прорывался на восток. И. И. Пияшев — один из тех командиров, кто в условиях отступления лета 1941 года сохранил боеспособность полка и личный состав. Полк вышел из ярцевского мешка, пройдя с боями путь от Вильнюса до Москвы. За сохранение полка, а также «за боевые заслуги на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками» майор И. И. Пияшев был награждён орденом Красной Звезды.

Под Мценском, Тулой и Калугой

В октябре 1941 года из оставшихся в строю солдат и офицеров полка, а также из разрозненных групп пограничников майор И. И. Пияшев сформировал 34-й мотострелковый полк войск НКВД, который был отправлен на фронт под Мценск, где 9-10 октября 1941 года совместно с 4-й танковой бригадой (командир — полковник М. Е. Катуков) сдерживал продвижение частей немецкой 2-й танковой группы генерал-полковника Гейнца Гудериана. Полковник М. Е. Катуков указывал в документах, что 34-й полк служил примером для других стрелковых частей на участке фронта. Генерал Д. Д. Лелюшенко называл в своих мемуарах полк И. И. Пияшева «героическим полком».

Участник Тульской оборонительной операции. Его полк был временно подчинён 69-й бригаде войск НКВД по охране особо важных промышленных предприятий (полковник А. К. Мельников) и сражался в районе Черни (7 октября), в районе Севрюкова, Яковлева (2 ноября), в составе Венёвского боевого участка (18-24 ноября). Участник Тульской и Калужской наступательных операций, его полк освобождал город Одоев, село Перемышль, Лихвин (ныне город Чекалин) и Калугу.

После начала контрнаступления войск Красной Армии под Москвой полковнику И. И. Пияшеву было поручено сформировать 7-ю мотострелковую дивизию войск НКВД, с января 1942 года — командир этой дивизии на Западном фронте. Её части охраняли тылы 49-й и 50-й армий.

В битве за Кавказ

В августе 1942 года полковник И. И. Пияшев направлен на Кавказ заместителем командующего 46-й армией Закавказского фронта, части и соединения которого обороняли перевалы Главного Кавказского хребта. После прорыва противника через Санчарский перевал под командованием Пияшева была создана особая группа войск для ликвидации прорыва.

Многие из частей этой группы не имели боевого опыта: 808-й стрелковый полк, Тбилисское пехотное училище, а также два батальона 155-й стрелковой бригады. В частности, бойцы этих частей не умели обращаться даже с гранатами РГ-42, незадолго до этого принятыми на вооружение. Однако И. И. Пияшеву удалось выполнить поставленную задачу.

Наиболее ожесточённые бои развернулись в районе озера Рица, где к Чёрному морю наступала немецкая 4-я горнострелковая дивизия, для того чтобы отрезать Черноморскую группировку советских войск. Немецким горнострелкам удалось достичь северных склонов перевала Доу, однако дальше их продвижение было остановлено сводным полком войск НКВД из состава особой группы. К 20 октября 1942 года Санчарский перевал был отбит советскими войсками, Пияшев был удостоен ордена Красного Знамени, а 10 ноября ему было присвоено звание «генерал-майор».

19 декабря 1942 года был назначен на должность командира 13-го стрелкового корпуса 46-й армии, который в январе 1943 года принимал участие в ходе Северо-Кавказской наступательной операции и освобождении Майкопа. Однако в феврале того же года за допущенные просчеты в управлении вверенными частями Пияшев был освобожден от занимаемой должности, после чего был назначен командиром 1-й мотострелковой ордена Ленина дивизией войск НКВД (новое название дивизии имени Ф. Э. Дзержинского, поскольку для обеспечения порядка в Москве была сформирована ещё и 2-я мотострелковая дивизия особого назначения внутренних войск НКВД).

Однако, не пробыв в должности командира дивизии и месяца, 10 марта он вновь срочно убыл на Кавказ, где согласно приказу Л. П. Берии из частей НКВД Северо-Кавказского округа и войск НКВД по охране тыла Севера-Кавказского фронта приступил к формированию 1-й отдельной стрелковой дивизии войск НКВД. После формирования дивизия поступила в оперативное подчинение 56-й армии для прорыва т. н. «голубой линии» немецких войск на Кубанском полуострове.

Генерал армии С. М. Штеменко вспоминал об ожесточённых сражениях в районе станции Крымской: «На пятый день операции решено было ввести в бой особую дивизию Пияшева. Г. К. Жуков возлагал на неё большие надежды, приказал иметь с Пияшевым надёжную прямую телефонную связь и поручил мне лично вести с ним переговоры по ходу боя. Дивизию вывели в первый эшелон армии ночью. Атаковала она с утра южнее Крымской и сразу же попала под сильный удар неприятельской авиации. Полки залегли, произошла заминка. Г. К. Жуков, присутствие которого в 56-й армии скрывалось под условной фамилией Константинова, передал мне: „Пияшеву наступать! Почему залегли?“ Я позвонил по телефону командиру дивизии: „Константинов требует не приостанавливать наступления“. Результат оказался самым неожиданным. Пияшев возмутился: „Это ещё кто такой? Все будут командовать — ничего не получится. Пошли его…“ — и уточнил, куда именно послать. А Жуков спрашивает: „Что говорит Пияшев?“ Отвечаю ему так, чтобы слышал командир дивизии: „Товарищ маршал, Пияшев принимает меры“. Этого оказалось достаточно… В результате двойного охвата противник все-таки был выбит из Крымской».

Весной 1943 года прорыв оборонительной «голубой линии» успеха не имел, однако это удалось сделать в сентябре-октябре 1943 года в ходе Новороссийско-Таманской наступательной операции, в которой также участвовала дивизия Пияшева. Прорвав 5 укреплённых оборонительных рубежей, к 9 октября советские войска полностью освободили Таманский полуостров. В ноябре дивизия участвовала в Керченско-Эльтигенской операции.

Командир дивизии имени Ф. Э. Дзержинского

После ликвидации немецкой группировки на Кубани и полного освобождение Кавказа от противника, в конце мая 1943 года, генерал И. И. Пияшев вернулся в Москву, где снова вступил в командование дивизией имени Ф. Э. Дзержинского. По его инициативе в состав дивизии были включены фронтовики из полков, которыми он командовал на Кубани.

С декабря 1943 года его дивизия выполняла специальные правительственные задания в Калмыцкой и Чечено-Ингушской АССР. Руководитель операции по уничтожению банды Занкашиева в долине реки Баксан неподалеку от Эльбруса в 1944 году. Один из руководителей депортаций на Северном Кавказе и в Закавказье в 1943—1944 гг. За эту операцию был награждён орденом Кутузова I степени.

В послевоенные годы

Внешние изображения
	[russiamilitaria.ru/uploads/post-86-1155868081_thumb.jpg Генерал-майор И.Пияшев, солдаты и офицеры Отдельной мотострелковой дивизии особого назначения НКВД СССР им. Ф.Э.Дзержинского на Параде Победы, Москва, Красная площадь 24 июня 1945 года].

После войны продолжал командовать этой дивизией. Ежегодно дивизия участвовала в парадах, а после каждого парада личный состав дивизии получал благодарность от начальника Московского гарнизона. Для этого он лично по два месяца тренировал парадные расчёты. В том числе, дивизия образцово участвовала и в Параде Победы 24 июня 1945 года.

• Пияшев И.И. в части перед парадом.jpg

  И. И. Пияшев в части перед парадом

• Пияшев И.И. ведет дивизию на парад.jpg

  Ведёт дивизию на парад

• Пияшев И.И. на параде на Красной площади 01.jpg

  На параде на Красной площади

В начале 1953 года И. И. Пияшев перенёс инфаркт и длительное время находился в госпитале. Так и не оправившись полностью, он практически не приступал к исполнению своих обязанностей в должности командира дивизии. В июле он был освобождён от должности, а ещё через месяц — уволен в запас по состоянию здоровья.

Внешние изображения
	[www.vvedenskoe.pogost.info/displayimage.php?pid=21716&fullsize=1 Надгробный памятник на Введенском кладбище].

После отставки И. И. Пияшев часто бывал в дивизии, вёл военно-патриотическую и спортивную работу. Его кандидатуру рассматривали в качестве генерального директора спорткомплекса «Лужники», однако в январе 1956 года он умер от сердечного приступа. Похоронен на Введенском кладбище.

Награды

Советские государственные награды и звания:

• орден Ленина (21.02.1945 — за выслугу 25 лет);
• четыре ордена Красного Знамени (1933, 13 декабря 1942, 03.11.1944— за выслугу 20 лет, 1950 — за выслугу 30 лет);
• орден Кутузова I степени (08.03.1944) — награждение отменено Указом ПВС от 04.04.1962;
• орден Суворова II степени;
• два орден Отечественной войны I степени (отменены Указом Президиума Верховного Совета СССР от 3 февраля 1964);
• два ордена Красной Звезды (н/д, 1941);
• медали, в том числе:
  • юбилейная медаль «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии» (1938).

Ведомственные награды:

• знак «Заслуженный работник НКВД».

Оценки и мнения

Для ветеранов дивизии имени Ф. Э. Дзержинского генерал И. И. Пияшев запомнился исключительно собранным и трудолюбивым человеком, который никогда не избегал черновой работы: «Он был вынослив, словно двужильный. Приезжал раньше всех, и пока собирались командиры частей, он успевал с утра пораньше проверить дежурную службу, всех закрутить, расшевелить, а по прибытии командиров частей — каждому воздать по заслугам. Офицеры его побаивались, солдаты уважали и любили. Порядок в дивизии, несмотря на некоторые послабления в армии, сопряженные с условиями военного времени, он поддерживал на должном уровне».

Многие, знавшие Пияшева, сравнивали его с В. И. Чапаевым по своей удали и горячности: «такой же самородок, из тех, кто „академиев не кончал“, а чувствовал себя в военном деле как рыба в воде. Ничего и никого не страшился. Был расчётлив и по-военному хитёр».

Семья

Первая жена, тёща и трое детей (десяти, пяти и трёх лет) погибли 24 июня, когда их железнодорожный поезд был уничтожен немецкой авиацией. Вторым браком был женат на сестре своей трагически погибшей жены. После войны семье Пияшевых предоставили квартиру в Москве в доме на Покровке. Сын от второго брака — Дмитрий Иванович Пияшев (1944—2012), полковник, кандидат технических наук, Лауреат Государственной Премии СССР; дочь — Лариса Ивановна Пияшева (1947—2003), российский экономист, доктор экономических наук, профессор.

• Первая погибшая семья-жена и дети.jpg

  Первая погибшая семья — жена и дети

• Пияшев И.И. с женой Анной Качаевой.jpg

  И. И. Пияшев с женой Анной Качаевой

• Пияшев И.И. с женой Анной и сыном Дмитрием.jpg

  С женой Анной и сыном Дмитрием

Литература

• Пияшев Иван Иванович // Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 435—436. — ISBN 5-901679-08-3.
• Пияшев Иван Иванович // Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2011. — Т. 1. — 736 с. — 200 экз. — ISBN 978-5-9950-0189-8.
• Николай Сысоев. [vh5402.narod.ru/2005/1941_1945_files/vov_material_03.htm Его уважал грозный нарком и любили солдаты] // Журнал ВВ МВД России «На боевом посту». — апрель 2005. — № 4. — С. 34-35.
• Арибжанов Р. М., Артюхов Е. А., Штутман С. М. И яркий орден на груди // Дивизия имени Дзержинского. — М.: Яуза, Эксмо, 2007. — 480 с.

Ссылки

• Павел Смирнов. [www.chekist.ru/article/3068 «Полковник оказался очень прыткий…»]. Чекист.ru (30 апреля 2010). Проверено 17 апреля 2015.

Отрывок, характеризующий Пияшев, Иван Иванович

– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.