Планетарная фантастика

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Планетарная фантастика или планетарный роман — один из поджанров научной фантастики, в котором большая часть действия состоит из приключений на одной или более довольно экзотических планет, населённых не менее экзотическими аборигенами или земными колонистами. Некоторые планетарные романы происходят в далёком будущем, где путешествия между мирами на космическом корабле является обычным делом, в других, особенно ранних образцах жанра, используются менее реалистичные способы передвижения. В любом случае, центральной темой являются приключения на планете, а не метод перемещения между планетами[1].





Прототипы и характеристики жанра

Планетарная фантастика развилась как продолжение приключенческих романов, в том числе из pulp-журналов конца XIX, начала XX века, действие которых переносилось на другие планеты. Как и в космической опере, фантастический элемент поначалу привносился незамысловатым способом: смелый авантюрист, обычно родом из Западной Европы или Северной Америки, становился космическим путешественником, Азия и Африка в роли экзотических мест заменялись чуждыми планетами, а туземцы — инопланетными обитателями.

В то же время, планетарные романы начали использоваться в качестве площадки для выражения самых разнообразных политических и философских мыслей, в них часто описывалась тема контакта чуждых друг другу цивилизаций, трудностей взаимопонимания и порой катастрофических результатов такого контакта. В планетарной фантастике уделяется больше внимания социальным, экономическим и антропологическим аспектам, чем это обычно делается в других видах фантастики. Примером такого романа с серьёзной проработкой мира может служить «Левая рука Тьмы» Ле Гуин.

Не каждый роман, в котором действие происходит на некоторой планете, можно отнести к планетарной фантастике, так как во многих фантастических произведениях особенности конкретной планеты слабо влияют на сюжет. Например, в цикле Гарри Гаррисона «Стальная крыса» приключения главного героя разворачиваются на множестве планет, но в основном они подобны Земле, не имея уникальных характеристик за исключением названия. Для сюжета, соответственно, не важно, что представляет собой планета, на которой герой выкручивается из очередной неприятности. Напротив же, в научно-фантастическом романе Хола Клемента «Экспедиция „Тяготение“» сюжет строится на большем, чем решение главными героями физических и логических вопросов для преодоления препятствий. В истинном планетарном романе мир как будто живёт своей жизнью, а само повествование освещает лишь временной отрезок из этой жизни[1].

История развития

Первым автором, ставшим успешным в данном жанре, был Эдгар Берроуз, чьи произведения о Барсуме начали выходить в журналах с 1912 года. «Барсум» (Марс) изобилует хаотическим смешением культурных и технологических стилей, сочетаниями футуристический устройств, таких как «радиевые пистолеты» и летательные аппараты, с анахронизмами типа кавалерии, феодально-рабовладельческим строем с императорами и принцессами, многочисленными сражениями на мечах. «Дюна» Герберта и «Звёздные войны» Лукаса являются прямыми наследниками традиции сплавлять футуристическое будущее со средневековьем.

Цикл Берроуза породил большое количество подражателей. Например, Отис Эделберт Клайн прямо имитировал стиль Берроуза, начав писать свой аналогичный цикл о Венере. После этого романы барсумского типа несколько десятилетий были вне моды, пока в 1960-е Лин Картер и Майкл Муркок не начали производство стилизаций под Берроуза. Этот жанр сознательного подражания, на который оказал влияние также Роберт Говард, получил название «меч и планета».

Публикации фантастических pulp-журналов начиная с 1926 (ставшие особенно плодовитыми в 1930-е годы) создали новый рынок для планетарных романов, которые имели сильное влияние на более поздних воплощений этого жанра. Некоторые такие журналы, например, Planet Stories и Startling Stories, в основном были посвящены планетарных романам, в то время как уже существующие журналы типа Weird Tales начали публиковать научно-фантастические романы рядом с их обычными ужасами и фэнтези меча и магии.

В 1940-х и 1950-х годах один из наиболее существенных вкладов в жанр планетарного романа внесла Ли Брэкетт, чьи произведения комбинировали мошеннических (иногда криминальных) героев, многочисленные приключения, случайные любовные истории, детализированные физические параметры, что было необычно для pulp-прозы, и стиль, характерный для космической оперы или фэнтези. Брэкетт была постоянным автором «Planet Stories» и «Thrilling Wonder Stories», для которых она создала взаимосвязанную серию произведений, основанных вселенной, но, за исключением Эрика Джона, с разными героями. Рассказы Брэкетт являются в первую очередь приключенческой фантастикой, но также содержат размышления на темы культурного и корпоративного колониализма.

С середины 1960-х годов традиционный тип планетарного романа, действие которого происходит в Солнечной системе, попал в немилость, так как технический прогресс позволил установить, что большинство ближних планет совершенно непригодны для жизни. Как следствие, действие новых планетарных произведений обычно стало разворачиваться на планетах в других звёздных системах. Одним из исключений является серия «Гор», первый роман которой был опубликован в 1967 году. Гор является антиземлёй — планетой, расположенной на земной орбите, но по другую сторону Солнца. Сопутствующие гравитационные эффекты и сокрытие планеты от земных исследователей объяснены «высокоразвитой наукой чужих», что является общим местом планетарных романов.

Примеры планетарных произведений и миров

Напишите отзыв о статье "Планетарная фантастика"

Примечания

  1. 1 2 [www.sf-encyclopedia.com/entry/planetary_romance Encyclopedia of Science Fiction. Planetary Romance]

Ссылки

[www.fantlab.ru/bygenre?wg1=on&wg6=on&lang=&form=nov Список планетарных романов по версии Лаборатории фантастики]

Отрывок, характеризующий Планетарная фантастика

Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.