Плантан

Планта́н (франц. plantain) или платано (исп. plátano, от plantar — «сажать») — крупные овощные бананы, которые перед употреблением в пищу, как правило, требуют термической обработки.

Овощные и десертные бананы различал ещё Карл Линней, относивший первые к виду банан райский (Musa paradisiaca), а вторые — к виду Musa sapientum (гибрид видов банан Бальбиса (Musa balbisiana) и банан заострённый (Musa acuminata)). Ныне эта номенклатура не используется.

Термином «платано» чаще всего обозначают сорта бананов, имеющих крупные плоды с зелёной или серо-зеленоватой кожурой и крахмалистой, жёсткой и несладкой мякотью. Перед употреблением в пищу их жарят, варят или обрабатывают паром. Они широко используются также в качестве корма для домашнего скота.

В большинстве испаноязычных стран овощные и десертные бананы в быту не различают, и те и другие называют plátano. В Центральной и Южной Америке чаще всего овощные бананы можно встретить у уличных торговцев или в ресторанах, подающих в виде закуски или гарнира блюдо «чифлес» (исп. chifles) — стружка или тонкие ломтики овощных бананов, жареные в масле и приправленные солью.

Жареный плантан — популярное блюдо, самостоятельная закуска и гарнир к основному блюду в странах, где растут плантаны.

Писанг горенг — жареный плантан в кляре, популярное блюдо в Индонезии.

Отрывок, характеризующий Плантан

– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.