Пластромантия
Пластрома́нтия (от фр. plastron — панцирь, нагрудник + др.-греч. μαντεία — гадание) — разновидность пиромантии с использование пластрона (нижнего щита панциря) черепах. В древнем Китае этот вид гадания известен с эп. неолита[1]; он прочно закрепился в эпоху династии Шан и постепенно потерял популярность в эпоху Поздней или Восточной династии Хань, однако продолжал использоваться у некоторых национальных меньшинств на территории Китая.
Содержание
Технология гадания
Первоначально пластроны изготовлялись путём просверливания небольших углублений на внутренней поверхности. Во время гадания прорицатель подносил источник огня к этим углублениям, при этом на внешней поверхности образовывался рисунок из трещин. По этим трещинам определяли предсказание и давались ответы на вопросы при гадании по руке. В эпоху династии Шан дата гадания, имя прорицателя и тема записывались на пластроне, иногда вместе с предсказанием. Изредка также добавлялись результаты проверки предсказания. Эти записи вырезались на поверхности пластрона.
Надписи на гадательных костях представляют собой древнейшие памятники китайской иероглифической письменности.
Лопатки волов и других животных, иногда другие кости и даже черепа животных и человека использовались в «остеомантии» (гадании по костям). Более ста тысяч фрагментов таких гадательных костей были обнаружены в археологических раскопках в Китае, особенно много относятся к эпохе династии Шан. Надписи на фрагментах дали ученым много материала о раннем развитии китайской письменности.
Пластромантия в древнекитайской литературе
Древнекитайская литература уделяет немало внимания гаданию на черепахах, известному как «гуйцэ» (龜策). Там нередко упоминаются «волшебные», или «божественные» черепахи (神龜, «шэнь гуй»), гадание на панцирях которых дает особо хорошие результаты[2].
Черепаха (龜, «гуй») многократно упоминается в конфуцианском каноне, как правило, в связи с её ролью в гадании[3]. В рекомендациях по организации жертвоприношений династии Чжоу Конфуций неоднократно рекомендует возлагать черепаху пред всеми другими дарами, ибо она знает будущее[4].
Сыма Цянь посвятил одну из глав «Исторических записок» гадальщикам на черепахах[5].
См. также
Напишите отзыв о статье "Пластромантия"
Примечания
- ↑ Tsien, Written on Bamboo and Silk, 2004:19.
- ↑ [depts.washington.edu/silkroad/texts/weilue/notes11_30.html Notes to the «Wei lue»]
- ↑ [chinese.dsturgeon.net/text.pl?node=47084&if=en&searchu=龜 Поиск по ключевому слову 龜 (черепаха) в книгах конфуцианского канона] (кит.) (англ.)
- ↑ «龜為前列,先知也», «The tortoise was placed in front of all the other offerings, because of its knowledge of the future», или «The tortoises were placed in front of all the other offerings — because (the shell) gave the knowledge of the future», (Ли-Цзи, книга 10 (禮器 — Li Qi), глава 32; Ли-Цзи, книга 11 (郊特牲 — Jiao Te Sheng), глава 7)
- ↑ [chinese.dsturgeon.net/text.pl?node=9133&if=en 《史记•龜策列傳》] («Ши Цзи: Гуйцэ Лечжуань»: Биография гадальщиков на черепахах)
Литература
- Крюков М. В. «Язык иньских надписей». Москва, 1973.
|
Отрывок, характеризующий Пластромантия
– Ah, ma delicieuse! [О, моя прелестная!] – сказала она красневшей Наташе. – Charmante! [Очаровательна!] Нет, это ни на что не похоже, мой милый граф, – сказала она вошедшему за ней Илье Андреичу. – Как жить в Москве и никуда не ездить? Нет, я от вас не отстану! Нынче вечером у меня m lle Georges декламирует и соберутся кое кто; и если вы не привезете своих красавиц, которые лучше m lle Georges, то я вас знать не хочу. Мужа нет, он уехал в Тверь, а то бы я его за вами прислала. Непременно приезжайте, непременно, в девятом часу. – Она кивнула головой знакомой модистке, почтительно присевшей ей, и села на кресло подле зеркала, живописно раскинув складки своего бархатного платья. Она не переставала добродушно и весело болтать, беспрестанно восхищаясь красотой Наташи. Она рассмотрела ее платья и похвалила их, похвалилась и своим новым платьем en gaz metallique, [из газа цвета металла,] которое она получила из Парижа и советовала Наташе сделать такое же.– Впрочем, вам все идет, моя прелестная, – говорила она.
С лица Наташи не сходила улыбка удовольствия. Она чувствовала себя счастливой и расцветающей под похвалами этой милой графини Безуховой, казавшейся ей прежде такой неприступной и важной дамой, и бывшей теперь такой доброй с нею. Наташе стало весело и она чувствовала себя почти влюбленной в эту такую красивую и такую добродушную женщину. Элен с своей стороны искренно восхищалась Наташей и желала повеселить ее. Анатоль просил ее свести его с Наташей, и для этого она приехала к Ростовым. Мысль свести брата с Наташей забавляла ее.
Несмотря на то, что прежде у нее была досада на Наташу за то, что она в Петербурге отбила у нее Бориса, она теперь и не думала об этом, и всей душой, по своему, желала добра Наташе. Уезжая от Ростовых, она отозвала в сторону свою protegee.
– Вчера брат обедал у меня – мы помирали со смеху – ничего не ест и вздыхает по вас, моя прелесть. Il est fou, mais fou amoureux de vous, ma chere. [Он сходит с ума, но сходит с ума от любви к вам, моя милая.]
Наташа багрово покраснела услыхав эти слова.
– Как краснеет, как краснеет, ma delicieuse! [моя прелесть!] – проговорила Элен. – Непременно приезжайте. Si vous aimez quelqu'un, ma delicieuse, ce n'est pas une raison pour se cloitrer. Si meme vous etes promise, je suis sure que votre рromis aurait desire que vous alliez dans le monde en son absence plutot que de deperir d'ennui. [Из того, что вы любите кого нибудь, моя прелестная, никак не следует жить монашенкой. Даже если вы невеста, я уверена, что ваш жених предпочел бы, чтобы вы в его отсутствии выезжали в свет, чем погибали со скуки.]
«Стало быть она знает, что я невеста, стало быть и oни с мужем, с Пьером, с этим справедливым Пьером, думала Наташа, говорили и смеялись про это. Стало быть это ничего». И опять под влиянием Элен то, что прежде представлялось страшным, показалось простым и естественным. «И она такая grande dame, [важная барыня,] такая милая и так видно всей душой любит меня, думала Наташа. И отчего не веселиться?» думала Наташа, удивленными, широко раскрытыми глазами глядя на Элен.
К обеду вернулась Марья Дмитриевна, молчаливая и серьезная, очевидно понесшая поражение у старого князя. Она была еще слишком взволнована от происшедшего столкновения, чтобы быть в силах спокойно рассказать дело. На вопрос графа она отвечала, что всё хорошо и что она завтра расскажет. Узнав о посещении графини Безуховой и приглашении на вечер, Марья Дмитриевна сказала: